Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном
Шрифт:

– А я грешным делом подумал, что вы из Каинова племени, даже рука за мечом потянулась. – Запанибратское подмигивание показало, что повар так шутит.

Добрые у него шутки. Если здесь все столь же добрые…

Марианна глядела с ужасом и абсолютным непониманием. Главное – она молчала, и я мысленно перекрестился, а губы вылепили беззвучное «Алле хвала». Когда мозг соотнес бездумно сделанное, захотелось улыбнуться, но что-то внутри не дало. Пусть все идет, как идет. Под какой бы крышей ни работал мой ангел-хранитель, со своей ролью он успешно справлялся, и не нужно сбивать его с толку

лишним философствованием. С волками жить – по-волчьи выть, закон джунглей.

Мысли повара поменяли направление.

– Пятнадцать есть? – Облокотившись о тесаную столешницу, он пристально глядел на царевну.

Ответил я:

– Почти, но еще нет.

– Красивая невеста растет. Сыну шестнадцать, а ничего подходящего не нашли. Сколько просите? Я хоть и трапезник, а человек не бедный. Как с отцом связаться?

– Мы, – я переглянулся с окаменевшей царевной, – сироты. Родители… утонули.

– То есть, теперь ты за нее отвечаешь? Ваней зовут? Никому, Вань, девку не отдавай, срок придет, я тебя найду. Не обижу.

Трапезник еще раз масляно подмигнул и отошел. Компот нам принес поваренок, копия толстого повара, только на щеках пух вместо бороды. Зуб даю – это упомянутый сын. Отправлен на смотрины. Вскоре из-за ширмочки донесся разговор отца с сыном, который старший толстяк даже не пытался приглушить:

– На днях опять ушкурники чудили, эти, должно, с пощипанного челна. Хороша девка, верно?

Сынок не ответил. Громко, во всяком случае. Но через некоторое время раздался его интересующийся голос:

– Не понимаю, почему конязь ушкурников не приструнит? Зачем вообще пускает?

– У нас договор: мы не трогаем их, они – нас. У них вода, у нас земля, у каждого свой способ заработка. В наших водах они платят десятину.

В дверях вновь появился Вешняк.

– Вань, сестрица уже на ручки просится. – Он задумчиво пожевал нижнюю губу, глаза при этом глядели куда-то в середину царевны. – Нет привычки?

Марианна вспыхнула, подогнутые ноги мигом вернулись вниз:

– У вас пол очень занозистый.

– Увы, сафьяновых сапожек предложить не могу. – Присев рядом со мной, Вешняк посерьезнел, обращенный ко мне голос обрел деловитость: – Выкуп за вас кто внесет? Через кого, куда и кому весть передавать?

– Нет у нас теперь никого. Потопли.

– Родителей… ушкурники?

Я кивнул, нога наступила на холодную Марианнину. Она едва сдержалась, чтоб не влезть в разговор.

Последняя возможность сказать правду и быть переправленными за реку, пусть за выкуп, только что была уничтожена. Меня напрягла и заставила прикусить язык аналогия с чертями, Марианну – облеченная в шутку необъяснимая ярость толстяка. Если вскроется правда о нас, совсем не факт, что кто-то отправится передавать весть.

Я умирать не торопился. Царевна, конечно, грезила о доме, но мою компанию покидать не собиралась. Судьба совершила новый поворот, мы оба это поняли. Ладони нашли друг друга и крепко сжали.

После еды нас отвели в грубо сколоченную уборную, где Марианна, пунцовая от стыда, через меня попросила новых тряпочек на полоски.

Вешняк встревожился:

– Ранена?

– Нет. – Я опустил глаза.

– А-а, налог

на взрослость. Держи вот это. Подойдет?

Из поясного мешочка появился бинт. Я передал его сквозь узкое отверстие в кособокой дверце.

Вешняка вызвали на ворота. Прежде он довел нас до дверей добротного бревенчатого сарая с копной сена внутри.

– Отдыхайте, ребята. Тяжко вам пришлось, но все плохое уже позади.

Позади? Как же, размечтались.

Снаружи темнело, значит, здесь, на сеновале, проведем всю ночь. Уверен: когда временно требуется тюрьма, преступников приводят сюда же. При всем желании не сбежишь. И снаружи, после закрытия двери на засов, кто-то ходил – можно спать спокойно, чужие не нападут. Насчет своих неизвестно. Причем, неизвестно совершенно ничего. За улыбкой, как известно, прячутся зубы.

В глазах царевны встал вопрос: как будем спать?

– Завтра будем выглядеть, словно по нам кони топтались. – Ее тонкий пальчик указал на одежду.

– Пусть лучше ее помнем, – туманно объявил я, падая прямо в пахнущий прелым ворох.

Марианна чинно присела, свела колени, руки обняли их, и сверху уютно расположился подбородок. Взгляд же оказался совсем неуютным:

– Ты ел мясо!

– И мы живы. Тебе не кажется, что два эти факта как-то взаимосвязаны?

– Но мясо… это плоть!

– Овощи тоже плоть, но немножко другая. Кузнечиков ела? Ела. И улиток. И вообще.

– Только от голода.

– Вот и я только. И чтоб нас спасти. Ради выживания еще не то съем. И тебе советую. А по возвращении совсем не нужно всем рассказывать, каким образом мы выжили.

– Но Алла, да простит Она нас и примет, заповедала…

– Давно хотел спросить: действительно веришь, что все это, – моя рука совершила круг в воздухе, – сотворила Алла? Гм, да простит и примет.

Последнее прибавил, заметив ужас на лице царевны, с каждой секундой паузы возраставший в геометрической прогрессии.

Однажды Зарина всухую переспорила меня на тему Аллы. Задним числом я подобрал аргументы, учел контраргументы…

– Имя Аллы нельзя говорить без этой формулы? – уточнил я на всякий случай.

– Только обращаясь к ней лично.

Воображение разыгралось, и не сразу дошло, что речь о молитве. Что бы ни говорили, богатая фантазия иногда – плохо.

На мне остановился задумчивый взор:

– Сомневаешься в существовании высших сил?

– Лишь тех, что следят за мной денно и нощно, дают свободу воли, а потом отправляют в ад, за то, что я ей пользуюсь. Скажи, если Алла всемогуща, она сможет сделать треугольный квадрат?

– За такие слова можно в ад…

– За слова? А мысли, по-твоему, высшим силам не подвластны? Однажды слышал разговор. «Попадешь в ад!» – сказал один. «Вы уверены? А кто там?» – «Такие, как ты!» Второй на минуту задумался. «А в раю такие как вы? Вам нужно поработать над своими угрозами».

Царевна потеряла дар речи.

– Знаешь, в детстве я разговаривал с домовым, – резко сменил я тему.

– Домовых не бывает. Сестрисса рассказывала, что во времена ложных пророков люди верили даже в божественность ветра или деревьев. А мама говорит, что худшее из суеверий – верить в них.

Поделиться с друзьями: