Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном
Шрифт:
– Что за фрукты? – вспыхнул плотоядный интерес царевны.
– Не знаю, отсюда не видно.
Голод не тетка. У меня тоже дернулся кадык. Я присел на одно колено и судорожно всматривался. Марианна грохнулась на оба колена и склонилась вперед, пользуясь передышкой одновременно для отдыха, для осторожного потирания плодов своего любопытства и для разглядывания плодов своего желания.
– Слышала, что говорили про какие-то орехи, но орехи – маленькие. Какие же это орехи?
– Допустим, чернобыльские, – сдуру пошутилось мне.
Любопытные реснички вскинулись:
– Как-как?
Я
– Раз апокалипсис был, могли произойти и такие события, после которых…
– Акопалипс, – поправила Марианна. – Говори правильно, ты не крепостной.
– Ладно, пусть акопалипс. Кто знает, что там творилось по-настоящему?
– Сестры знают.
Интересненько.
– А как бы мне узнать у них поподробнее?
– Тебе не расскажут. Допуска нет.
– Что сделать, чтоб был?
– Для начала, – она хмыкнула, – родиться девочкой.
– Допустим, родюсь. Что дальше?
– А ты не сдаешься. – Меня наградили поощрительным кивком. – Дальше – уйти в сестричество. Посвятить жизнь служению. Достичь высокого положения. И тогда тебе откроются все двери сестыря.
– Значит, ответы – в сестыре?
Плечики царевны взлетели и опустились:
– Наверное. Где же еще?
Ее руки снова принялись чесаться и хвататься за больное.
– Потерпи, скоро промоем и полегчает. А пока… – Я сорвал с земли несколько овальных зеленых листиков. – Приложи, где кровоточит.
Оказывается, царевна знала о подорожнике, просто забыла. Она с радостью ухватила и принялась изворачиваться… перекособочиваться… извиваться… и, наконец, взмолилась:
– Не поможешь?
– Конечно, помогу. Просто ждал, когда попросишь.
– А сам предложить?!
– Нет уж. Предполагаемое действо связано с касаниями, если не сказать троганием, весьма деликатных мест. И их прямым рассматриванием… если не сказать разглядыванием. Это не в реке спасать.
– А там, значит, ты трогал и разглядывал?!
– Прекрати. – Взяв первый лист подорожника, я задумался, куда его присобачить в первую очередь. – Это не смешно. В следующий раз могу и не спасти.
– Прости. Если тебе станет неуютно, представь что ты – врачеватель.
– И представлять не надо, я сейчас он и есть. Иначе ни за что не взялся бы за этот геморрой.
Последнее слово не вызвало вопросов даже в конкретном контексте. Просто не до того. Или?..
– Спасибо. Как лучше встать, чтоб тебе было удобно?
– Молча.
Марианна ядовито покосилась на меня:
– А серьезно?
– Серьезнее не бывает.
Подумав, она опустилась на колени и ладони, выдав мне максимум поверхности для лечения. Я покачал головой:
– Ходить тоже так собираешься?
Вскинутый взор испепелил меня, требуя объяснений.
– Все сразу отлетит при вставании. Поднимись. – Я подвинулся и даже временно отвернулся для обеспечения застенчивой спутнице свободы маневра.
– И долго мне тут торчать столбом? – через секунду мило и чисто по-дружески позвала она. Предпочитаю считать так, иначе удушил бы на месте.
Я обошел вертикально вытянувшуюся царевну по
кругу. Ее щеки пылали, взгляд старательно не встречался с моим. Опущенные по швам руки судорожно шевелили пальцами. Странное существо. Ни одной логически продолженной мысли или поступка, все время только крайности. Вот я: выбрал линию поведения и придерживаюсь в меру возможности. Часто даже невозможности – по прихоти нашей мисс Непредсказуемость. И если б не ее взбрыки, все было бы легко и спокойно. Как в могиле.Гм. Тогда, может, не так уж плохо, что иногда она вредничает и колобродит?
Итог осмотра оказался однозначно неудовлетворительным: грязь, пыль, песок смешанные с кровью. Прежде, чем лечить, раны промывают. Я осведомился:
– Знаешь о полезных свойствах слюны?
– Конечно. Если обжечься и поплевать на ожог…
– Это тоже, но главное, что слюна хорошо… – как по местному «дезинфицирует»? – заживляет раны. Так волки делают, спасаясь от заразы. И человолки. И почти не болеют. Так что стой и не дергайся.
Мои губы и язык принялись за работу с максимальной быстротой, все же надеясь, что вскоре найдем воду и сделаем все по-человечески. Марианна млела. Она напряглась, лишь когда я, присев, приблизился к самому ценному. Впрочем, не она одна напряглась, пришлось спешно менять диспозицию, во избежание. Теперь я врачевал то в одном месте, то в прямо противоположном, лизал и сплевывал, вторым бесконечно портя первое.
– Щекотно! – хохотнула уворачивавшаяся царевна.
– А ты не дергайся.
Пришлось придерживать то за плечи, то за талию, то за бедра, в зависимости от.
Наконец, основные раны были обработаны и заклеены подорожником. Бледно розовый леопард в зеленых пятнах сделал шаг вперед, голодная мордочка указала на сваленные плоды в садах:
– Как туда незаметно пробраться?
– Уверена, что те фрукты нам по зубам?
– Зачем же их выращивают, если не для еды?
Я скривил рот:
– Скажем, выкладывать дороги. Или скармливать лошадям, чтоб лоснились и повышали мясо-молочные показатели. Или настойку из них продавать как средство от облысения и повышения потенции. Или…
– Повышения чего?
– А почему не спрашиваешь, что такое «продавать»? Неужели, знаешь?
– Не знаю. Что такое «продавать»?
– Менять на деньги, на которые потом можно поменять все, что угодно.
– Глупость. Если мне что-то нужно, я поменяю на то, что у меня есть, без всяких денег. – Взор паревны указал на соответствующее мне, по ее мнению, место в умственной цепочке эволюции – куда-то вниз, а то и вглубь.
Я гнул свое:
– Коня на миску каши?
– Нет, конечно. Но…
– Пирожок на меч?
– Прекрати. Никто никогда не поменяет пирожок на меч. Это невозможно.
– А с деньгами возможно. Если печешь пирожки, продай много – купи меч. Если хочешь пирожок – продай меч, купи пирожок и меч попроще. Возможности вырастают непредставимо.
Царевна глобально задумалась:
– В этом что-то есть.
Я был рад, что первый вопрос успешно похоронил обсуждением второго.
– И все-таки…