Зинуля

Зинуля. Что? При чём?..

Фёдор Иванович. А при том, что если ты досидишь на этом пеньке до утра, завтра начнется расследование. Нет, не по поводу Петренко. Это уже никого интересовать не будет. Интересовать будет сам факт сидения на пеньке. Найдется какой-нибудь деятель, который скажет: «Вы что?.. Не понимаете, что значит сидеть на пеньке? Это же!..»

Зинуля воззрилась на него.

Фёдор Иванович. А ты думала? Потянут твоих девчонок. «Как же так, спросят, как вы могли её оставить одну, ночью, в лесу?» «А мы её не оставляли, – скажут они, – к ней туда поехал один человек, её друг». «Ах, у неё есть друг? Кто, кто такой?» И всё! (Грустно).А тут моя жена должна скоро приехать, как тебе известно. Очень вовремя ты села... Я понимаю, это звучит несолидно. Ты борешься с мировым злом, а я тут со своей женой пристаю. Ну, извини!.. (Серьёзно).Я поэтому просил тебя – никому не рассказывать. А ты рассказала... Поделилась. Я не обвиняю, я понимаю. Не ночевала, спрашивали... Раз, другой отговорилась, потом пришлось сказать. Я понимаю. Но теперь видишь, что получается? То, что между нами, – это между нами... Мужчина и женщина имеют право на тайну. Это касается только двоих... Это что-то важное, сугубо личное, дорогое... Чистое в конце концов. А теперь сюда влезет сто рыл! А ты прекрасно знаешь моё положение: я должен получить скоро квартиру, мне это очень важно, потому что сын больной, мне надо их устроить по-человечески. Только после этого я буду иметь какое-то право что-то решать с женой. Знаешь ты прекрасно и другое – как ко мне относятся здесь и Виктор Николаевич тот же, и особенно управляющий трестом Борис Емельянович... Только и ждут, чтобы я допустил какой-нибудь промах. Потому что я не прощаю ни одного нарушения по технике безопасности. Ты пишешь докладные, а я составляю акты... Сижу у них в печёнках с этими актами. Им же только быстрей-быстрей, а что люди могут покалечиться, это... Если они узнают, что у нас с тобой... О! (Передразнивает).«Вот они, оказывается, чем занимаются, наши принципиальные товарищи!» Распишут, размалюют, что ни квартиры, ни житья никакого... Тебе-то что, с тебя взятки гладки... Холостая! А на мне уж потопчутся... С наслаждением!..

Зинуля (поднимается).Поедем. (Плачет).

Фёдор Иванович (обнимает, целует, ласково).Не надо, миленький... Я все понимаю... Как тебе больно, обидно... А что делать? Видишь, как всё сплелось.

Зинуля (глотая слезы).Я тебя так ждала... Всё время думала: господи, хоть бы он узнал, хоть бы он узнал... И приехал... Я так надеялась на тебя, так надеялась... Девчонки бросили меня здесь... Я так надеялась...

Фёдор Иванович. Правильно, что надеялась. Ты же видишь: сразу примчался. (Потихонечку ведет её к машине).Поверь, если бы я видел, что ты можешь чего-то добиться этим сиденьем, я бы тебя не стал стаскивать. Хоть бы что. Ты же все-таки успела меня немножко узнать. Я не трус. Но я вижу – это бессмысленно, глупо, работает только против тебя... Против нас. Я вообще думаю – тебе надо сейчас с растворного уйти. Повоевала, хватит... Найдём тебе другую работу, поспокойнее. Ты же была там в самом пекле... В самой гуще зарабатывания денег. А где пахнет деньгами, выгодой... Это страшные места, не для тебя...

Зинуля (отбрасывает его руку, останавливается. Кричит).Сторожем, да? Лучший сторож СССР?

Фёдор Иванович (опешив).Что?..

Зинуля. Я не поеду с тобой... Извини. Я не должна отсюда уходить, не должна! Я стану другой, я стану другой, если уйду!

Фёдор Иванович. Возьми себя в руки! Не бойся, ты не станешь другой, тебе это не грозит!

Зинуля. Нет, стану. Я чувствую... Я прямо вот ступаю и чувствую – я становлюсь другой, другой! (Плачет).Я не знаю, что делать. Я могу только совсем уехать. Поезжай за моими вещами... Скажешь девчонкам, они соберут, и привези сюда чемодан. Первым поездом я уеду, прямо отсюда... Поезжай за вещами... (Возвращается к пеньку).

Фёдор Иванович (идет за ней).Зина, ну что ты делаешь? Зина!

Зинуля усаживается на пенёк.

Фёдор Иванович. Ну что ты села опять?

Зинуля. Поезжай... В пять утра есть поезд, ты меня отвезешь, и я уеду... Больше я ничего не могу сделать. Я не могу возвращаться, не могу... Давай, поезжай!

Фёдор Иванович. Зина, не надо преувеличивать... Всё будет нормально. Поедем со мной!

Зинуля. Я сказала – привези мои вещи, я уеду вообще... Мне потом пришлют трудовую книжку, или другую заведу, не важно...

Фёдор Иванович. Ты что – серьёзно?

Зинуля. Я не знаю... Да. (Вдруг).Знаешь, что? Поезжай и скажи Вале, что ты сюда, ко мне, не поехал... Передумал...

Фёдор Иванович. Что?

Зинуля (с новым приливом энергии).Ты сюда не поехал. Тебя здесь не было. Понял? И всё. Я тоже так скажу. И всё. Вот давай так. Ты не будешь ни в чем замешан. Вот. И всё. Давай так... Хорошо? Я должна, понимаешь, я должна своего добиться! Должна! Иначе я стану другой. А я не хочу... И тебе не надо, чтоб я стала другой. Я добьюсь, ты увидишь. Только позвони Виктору Николаевичу, из автомата... Можешь не называть себя, скажи, так и так, она сидит там, и всё, и вешай трубку. Хорошо? Сделаешь? Я очень прошу тебя... Больше ничего не надо. Поезжай! И скажешь Вале. И всё.

Фёдор Иванович (глубоко, горестно вздыхает, снова опускается перед ней на корточки).Зина, послушай меня. Ты ничего не добьёшься...

Зинуля (перебивает).Добьюсь! Я теперь точно знаю... Добьюсь!

Фёдор Иванович. В лучшем случае тебя, как дурочку, обведут вокруг пальца... Устроят спектакль...

Зинуля. Какой спектакль?

Фёдор Иванович. Обыкновенный. Того же Петренко вызовут и скажут ему: «Старик, мы тебе верим, но ты же видишь... Дурь ей в голову ударила, сидит там. Поэтому мы тебя просим – признайся, скажи – было, а мы тебе объявим выговорок, о котором ты можешь тут же забыть. Лишь бы её убрать оттуда. А потом мы её спровадим... Найдем способ. Она долго на растворном не будет...» Тебе нужна такая победа? А другой не будет! Это лучший вариант, который тебя ждет! Пойми: ты – человечек особенный, редкий, прекрасный человек! Но ты живешь по одним законам, а многие – по другим. Для них самое главное – побольше заработать, жить лучше, богаче. И этой своей лучшей жизни они добиваются, приспосабливаясь к тем условиям, которые их окружают. Почему, скажем, Петренко халтурит? Потому что на стройке транспорта не хватает! Если бы хватало, в его услугах никто не нуждался бы. И он тогда вкалывал бы за милую душу у тебя на растворном. У него просто выбора не было бы! А если бы этих «жигулят» было вдоволь: бери – не хочу, тогда вообще этой истории и в помине не было бы! Надо же смотреть в корень, а не сражаться насмерть с отдельно взятым подонком Петренко. Они живут так, как их учат обстоятельства: и Петренко и твои подруги. И твой Виктор Николаевич. А ты живешь, как учит Лев Николаевич! Это прекрасно, конечно. Я тебя не призываю переучиваться. Но ты должна знать – таким, как ты, всегда будет плохо, трудно и больно. Всегда! Это твоя судьба, девочка. Да, характер человека – судьба. С женой можно развестись, с чужим характером... А со своим характером не разведёшься. Думаешь, я глупее Виктора Николаевича или других? Не глупее, уверяю тебя. Просто моя душа через какие-то вещи переступить неспособна – поэтому я по технике безопасности... Оклад сто сорок рэ! А что делать? Или – или. Надо выбирать. И надо себя знать... И как-то с достоинством нести свою судьбу. А не впадать в истерику, усаживаясь на первый попавшийся пенёк. Так пеньков не хватит!.. Отступить вовремя – это тоже мужество, Зина. Сохранив себя, свою душу, свою честь. Я же тебе не враг, прожил в два раза больше тебя, что-то понимаю. Поэтому я прошу тебя – встань и забудь! Слышишь?

Зинуля (непоколебимо).Нет!

Фёдор Иванович. Я прошу тебя, как просил бы свою сестру, своего сына – поедем! Это глупо – здесь сидеть. Глупо! Глупо! Глупо!!

Зинуля. Нет! Нет! Нет!

Фёдор Иванович. Тогда извини. (Поднимается).В таком случае, если не возражаешь, я воспользуюсь твоим предложением: скажу Валентине Семеновне, что я сюда не поехал... Передумал...

Зинуля. Аааа... аааа...

Фёдор Иванович. И тебя попрошу, в случае чего подтвердить: меня здесь не было. Договорились?

Зинуля. Аааа... аааааа... ааааа!..

Фёдор Иванович. Последний раз прошу и советую – поедем.

Зинуля не отзывается, плачет.

Фёдор Иванович. Тогда прощай. (Поворачивается, чтобы уйти).

Зинуля (стонет).Аааааа... ааааа... ааааааа!..

Зинуля стонет все пронзительнее, и Фёдор Иванович, не выдержав, останавливается. Какую-то секунду кажется– он сейчас вернется. Но нет, вобрав голову в плечи, ссутулившись, пошагал дальше.

Зинуля. Ааааа!.. Ааааа!.. Ааааааааааа!..

Коридор женского общежития. Нина и Юра в том же углу, в той же позе. Из комнаты доносится хмельное пение, женский и мужской голоса тянут старинную песню. День рождения, хоть и несколько поприглушеннее, не так звонко, но продолжается. Появляется взволнованная Валя.

Валя. Нинка! Ну, Нинка! Ну-ка, оторвись от него, иди сюда!

Нинка неохотно расстается с Юрой, подходит к Вале.

Валя. Он к ней не поехал! Что делать будем?

Нина. Как не поехал?

Валя. Так. Сейчас вызвал меня: «У нас, говорит, с Зиной позавчера произошел полный разрыв. Я подумал и решил не ездить. Я прошу, говорит, чтобы ни случилось, моё имя не упоминать... У меня семья...»

Подходит Клава, нагруженная грязной посудой.

Валя (Клаве).Он к ней не поехал! Что делать будем?

Клава. Как не поехал? Почему?

Валя. Потому! Какая разница – почему? Что делать будем? Лес же, ночь! Надо поехать туда, побыть с ней до утра!