Зита. Десять шагов до войны

Она прикинула, что можно приготовить из имеющихся продуктов на всю компанию, и стала протискиваться к шкафу. Дядя Сережа игриво поймал ее за талию и попробовал усадить себе на колени. Она покосилась иронично: еще один нашелся супермен-штурмовик.

– Дядя Сережа! – громко и отчетливо сказал она. – Обнимать меня может папа. И брат. Я не вокзальная шлюха, а вы – в гостях.

Установилась неловкая тишина. Отец внимательно посмотрел на соседа.

– Э, ты чего? – пробормотал тот. – Я же просто так, по-соседски…

И убрал руки. Она кивнула, протиснулась к шкафу и принялась набирать продукты.

– Мужики, нам пора! – вдруг сказала краснолицая тетка и поднялась. – Уже поздно, хозяевам отдыхать надо, а мы тут с водкой. Встали и на выход, живенько!

Гости дружно засобирались и потянулись к выходу. Она облегченно вздохнула.

– тебя отец может обнимать, – угрюмо сказал дядя Сережа, остановившись рядом. – А мне обнять некого. Жизнь прожил, а обнять некого. Нет вокруг душевной теплоты. Вот и… ты извини, ладно? И ты, сосед, извини, если что не так. Повезло тебе с дочкой. Береги семью, не тащи пьянь в дом.

Сосед улыбнулся виновато и ушел. Она принялась собирать со стола грязные тарелки. Отец наблюдал за ней со странным выражением на лице.

– Ловко ты, – заметил он.

– С посудой? – не поняла она.

– Не, с посудой понятно, с малых лет научилась, – усмехнулся отец. – Я про гостей. Вот как ты, а? Раз – и вымела. Мужики такими уродами себя почувствовали. Я тоже. Даже подруга сбежала, а она вообще-то планировала переночевать здесь, а если что, то и переехать. Лишила ты меня, Танька, честно завоеванной женщины. Я за нее, между прочим, двоим морды набил.

– Она – подруга?! – ужаснулась Зита. – Папка!

– Что – папка? – рассердился отец. – Снежаны Михалковы в коммунальном хозяйстве не водятся? И она, между прочим, очень душевная женщина!

– Я поняла, что душевная, но мама… – неуверенно сказала Зита.

– Защищаешь, – буркнул отец и подтянул бутылку. – Даже маму защищаешь. Откуда в тебе столько доброты, а? Вроде не в кого. Или в родного отца?

– Да родной ты мне, родной! – вздохнула она, присела рядом и прижалась к надежному плечу. – Сам же знаешь, это твоего деда проделки. Погулял с приезжей продавщицей, черноглазой и черноволосой, а она потом принесла девочку и отдала в руки бабушке, дура. Я в нее пошла, только и всего.

– Я тебе этого не рассказывал, – трезвым голосом произнес отец.

– Андрюшка рассказал. А ты ему – по пьянке, наверно.

– Алкаш – верный друг шпиона, – криво усмехнулся отец и отодвинул рюмку. – Расскажет даже то, чего не спросят. Ну, сволочь я, сволочь. Довольна?

– Папка…

– Думаешь, я не помню, как выглядела моя мать? – ожесточенно сказал отец и вытер слезу. – Ты вся в нее! Но Веронику попрекал каждый день и тебя гонял, потому что – такая возможность покуражиться! Люди – они вообще такие сволочи… Ты, Танька, добрая и каждому стараешься помочь, а этого не надо! Люди – они сами выбрали. Сволочи, запомни и не обманывайся! И я такой же.

– Да папка же…

– Возьмем меня, – продолжил отец, упрямо глядя в стол. – Я в школе был – ух! Первый парень на районе! Учился легко, в театре играл, на всех соревнованиях места брал, а уж как дрался! Но закончил школу – и сдулся. Воли на высшее образование не хватило. Там же – голодать, ночами работать, курсовые до зеленых кругов под глазами делать! Зачем, если можно пойти в карщики? Тут тебе сразу и зарплата, и место в общежитии, и ответственности никакой. Пей водочку вечерами, девок зажимай и жизни радуйся! Тем более что – социализм вернулся, о рабочих первая забота! А он такой социализм оказался… Потихоньку-потихоньку, а потом как начали нас зажимать! Десять часов рабочий день, двенадцать – и выходные по особому разрешению! А зачем, говорят, рабочим выходные? Государство вас всем обеспечивает, так работайте! Меньше пить будете! А мы? А мы друг за дружку попрятались, не возмутились, не уперлись. Потому что сволочи. Все норовили, чтоб кто другой за нас рискнул и проблемы решил. Вот и работаем теперь день и ночь. Ничего, кроме работы, не видим. Потому что нам, Танька, по большому счету ничего и не надо. Рабочим – ничего не надо! Разве что выпить. Права Вероника, что с презрением на рабочих смотрит! У нас одни слабаки собрались, ни на что не годные. Кто хотел – все выше ушли. И я слабак. Иное дело мамка. Она зубами в карьеру вцепилась! Думаешь, легко быть начальницей? Как бы не так! А она из диспетчеров в старшие смены, а потом начальницей отдела! Ответственности не испугалась, сложности освоила, не то что я. Мы тут на кухне ее материм, а она по факту всю коммуналку микрорайона на себе тащит! Тысячи проблем в голове держит, сотни людей заставляет в связке работать! Понятно, что Давид ей теперь интересней, чем я…

Отец подтянул рюмку, выпил и скривился.

– А мы с мужиками тут сидим, пьем да слезы льем! – сообщил он откровенно. – А ты нас жалеешь. Не надо жалеть! Мне, между прочим, дважды место бригадира предлагали! Сам отказался. Зачем мне лишний геморрой? Зачем мне интриги, неприятности с мужиками, вставки от начальства? У меня сил на это не хватит, потому что слабак. Так и запомни, Танька: твой отец – слабак. Женщины таких не любят. Сосед прав, некого ему обнять. Потому что и он слабак. Ходит, завидует молодым да водочку со мной пьет. А что еще остается? Работать да пить.

– Неправда! – сказала она. – Я же тебя люблю!

– Ты у нас вообще уникальное явление, – серьезно и совершенно трезво сказал отец. – Благодаря тебе и Андрюха, и я мужчинами себя чувствуем. Мужчинам знаешь как любовь необходима? Ничего ты не знаешь, маленькая еще. Я тебе по гроб жизни обязан. Проси чего хочешь.

– Хочу, чтобы лег спать, – ласково сказала она. – Тебе на работу завтра.

– Мне всегда на работу, – тоскливо сказал отец и поднялся. – Кроме нее ничего не вижу. На рыбалку с тобой сходить некогда! А душа-то ощущений просит, она живая! Вот и остается пить по углам да слезы лить! Все, уже иду. Твоя просьба – закон. Танька, а ты знаешь, что ты – святая? Мужики так и говорят – святая. Как они от тебя шарахнулись? Стыдно стало за скотский вид. И мне стыдно, а что делать?

– Топай-топай, черт нетрезвый, – пропыхтела святая, толкая в широкую неподатливую спину.

Отец заснул почти сразу, и это было плохо. Обычно пьяным он долго не мог успокоиться, а тут раз – и захрапел. Значит, что-то неладное со здоровьем, сил нет. Или уработался до опустошения, что по последствиям то же самое, что тяжелая болезнь. Человеческий организм не выносит постоянного напряжения, ломается, и никакие тренировки тут не помогут. Она представила, что с ней будет, если отца не станет, и словно ледяным ветром ударило в спину.

Она еще долго сидела на постели отца, размышляя над его словами. И память прадеда охотно подкинула горькие факты по человеческой сущности. Предок прожил долгую жизнь, нагляделся всякого, не просто же так приобрел мудрость, спокойную самоиронию, а еще – тихое, но стойкое неверие в людей. Прав оказался отец, во многом неожиданно прав.

Выводы получались страшноватыми. Выходит, зря она рвется всем помогать? Люди – сволочи, и сами выбрали такую судьбу? Кто хочет, тот пробьется, остальным помогать нет смысла? Она неуверенно оглянулась – из темного угла ей ослепительно улыбнулась лучшая подружка Алика Смехова, поманила – ко мне иди, ко мне!

Она покачала головой. Нет. Они с Леной живут в одном городе, но в разных мирах. А свой мир, своих друзей, своих родных она не предаст.

– =-=

Динамик системы аварийного оповещения хрипнул и разразился гимном страны. Утро. В номерных городах каждое утро начиналось с гимна. Систему аварийного оповещения можно было выключить, только обрезав провода и замотав динамик в металлизированную пленку. Простое и надежное дитя военно-промышленного комплекса, ни дна ему ни покрышки.