Зивелеос. Книга первая

Служба такая. Должен знать.

– 

Да вы смотрите, что хотите. У меня ничего кроме черновиков опубликованных статей и книг нет. Ничего запрещённого, тем более, что сейчас у нас ничего не запрещают.

Через десять минут все выходили из дома, а Маша…

Девушка в джинсах и с красной сумочкой

Маша положила трубку мобильного телефона на стол, задумчиво покусывая кончик указательного пальца. От этой дурной привычки она никак не могла отвыкнуть, тем более в трудные моменты жизни. А сейчас момент был не простой.

Николай просил подождать пол часа. Но что произойдёт за это время? И что потом? К нему приходили, но ушли, раз смог позвонить. Однако он торопился и говорил эзоповским языком. Имел в виду, что надо забрать костюм, но назвал его материалами для газеты – это ясно. Он чего-то боялся. Чего? Не того, кто стоял рядом? Нет, не стал бы звонить вообще, и не говорил бы о ванне. Скорее всего, боялся, что кто-то может прослушивать телефон. Да, точно. И очень спешил. Говорил коротко, выстреливая слова пулями. Кого-то ждал, кто может войти неожиданно? Именно так. Неужели его могут арестовать?

Маша качнула головой, сбрасывая с плеч косички. Тогда зачем ждать пол часа? Тут Николай не прав. Если за ним пришли, надо в этом убедиться и принимать меры.

«Так, – сказала она себе, – решение принято: машина стоит у дома, надо ехать». Теперь только действия: точные, быстрые, уверенные. Из шкафа достаются и надеваются джинсы. На плечо набрасывается ремешок красной сумочки, в который кладётся мобильник. Ноги вставляются в лёгкие красные босоножки. Ещё несколько мгновений и белый жигулёнок, буркнул что-то, завёлся и помчался по летней улице большого города Москвы.

Машина машина (в первом слове ударение на первый слог, а во втором на второй. Объясняю для особенно въедливых) подъезжала к дому Николая именно в тот момент, когда в сопровождении милиционеров её товарищ выходил из подъезда. Это была удача. Она собиралась, коротко надавить на сигнал, если бы он сам не заметил её спокойного проезда мимо автомобиля милиции и не встретился с понимающим взглядом девушки.

Разумеется, Маша не остановила свою машину, а спокойно проследовала до конца квартала и завернула за угол, но и там не стала, а доехав до следующего поворота, снова свернула направо, и только тогда нажала на педаль тормоза и выключила мотор. Выйдя на тротуар, тут же вернулась к перекрёстку и успела услышать, так называемый, спецсигнал милицейского транспорта и увидеть удаляющуюся по параллельной улице голубую мигалку.

Повернувшись к своей машине, Маша достала из кармана маленький пульт дистанционного замка, нажала на кнопку, заставив автомобиль радостно взвыть в подтверждение того, что теперь его никто не откроет, и отправилась через проходные дворы к дому Николая. На плече девушки висела красная сумочка, косички на голове давно были расплетены, и теперь длинные ниже плеч волосы сияли золотом в лучах опускающегося к горизонту солнца. По-летнему медленно приближался вечер.

Маша не возражала, чтобы её видели именно с яркой сумочкой и распущенными ниже плеч волосами. Так она вошла в дом. А через некоторое время оттуда вышла, но в спортивном костюме, серой спортивной шапочке, спрятавшей напрочь волосы, в кедах и с рюкзаком на спине и без красной сумочки, так что иной человек, видевший её пятнадцатью минутами раньше, вряд ли бы признал в ней ту самую девушку в джинсах и с красной сумочкой, а вероятнее всего принял бы её теперь за парня, отправившегося либо в поход, либо на загородную дачу. Такова была идея изобретательной во всех отношениях Маши. Ещё через пятнадцать минут она уже была у себя дома. Через десять минут снова выехала, одетая в джинсы, с распущенными ниже плеч волосами и с красной сумочкой, свисавшей с плеча.

Мыльный пузырь быстро лопается

Больше всего Николая удивило при входе в кабинет генерала ФСБ то, что он увидел за столом начальника лидера своей партии Горюшкина. Ему ещё не доводилось встречаться с ним лично. А то, что в кабинете находились его главный редактор и ответственный секретарь казалось вполне естественным. Удивили и доллары, лежавшие на столе. Но внимание его лишь коснулось этого факта. Основное было обращено на генерала.

Больше всего удивило генерала Казёнкина то, что у вошедшего журналиста Самолётова голова была явно мокрой. Дорога до Лубянки была не долгой, и волосы не успели просохнуть. Он не удержался от вопроса:

– Вы что же, господин хороший, в озеро ныряли? Может, там деньги украденные искали? Отчего вы такой мокрый?

– Во-первых, здравствуйте, и прошу прощения, – сказал Николай, низко кланяясь. – Понимаю, товарищ генерал, что вам не до вежливости. А голова моя мокрая не от слёз, конечно, по ненайденным вами деньгам, а оттого, что ваши сотрудники уговорили меня ехать к вам прямо из ванной. Хорошо, что одеться дали возможность.

Казёнкин начал багроветь от негодования. Но тут Горюшкин поднялся со своего места и с широкой улыбкой на лице направился к Самолётову, протягивая ему руку и говоря:

– А я так с удовольствием поприветствую нашего молодого журналиста, с которым не был знаком, но публикации читал. Весьма неплохие, должен сказать. Надеюсь, вырастите когда-нибудь и в главного, когда мы с Семёном Ивановичем пойдём на пенсию. А генерала понять можно: у него сейчас положение не из приятных.

Дружески пожав руку Самолётову, Горюшкин стал прощаться с генералом:

– А я должен вас покинуть. И так задержался. Государственные дела, как известно, не терпят отлагательства. Дума, наверное, кипит по поводу ночного инцидента. Надеюсь, вы скоро разберётесь и сообщите о своих успехах. Моя задача была принять участие в передаче подброшенных денег, а остальное вы уж сами как-нибудь.

Одарив рукопожатием каждого, включая лейтенанта, с работающим диктофоном в руке, Горюшкин вышел из кабинета.

Генерала Казёнкина охватило ощущение некоей пустоты в желудке от сознания того, что один из тех, кого он собирался сегодня же триумфально арестовать, как-то неожиданно уплывает из его рук. Это точно, как было у него на одной из рыбалок, когда сорвавшуюся с блесны уже на берегу щуку он сам, героически упав на песок, схватил голыми руками за скользкое туловище, но почувствовал, что рыба вырывается и вот-вот очутится снова в воде. Тогда-то и появился внезапно холодок в желудке, подсказав, что нужно делать. Он рванулся ртом к щуке, надеясь ухватить проклятую зубами, но получил шлепок хвостом по губам и тут же оказался без добычи, сделавшей-таки спасительный для неё прыжок в воду. Несчастный рыбак кинулся, конечно, за нею в реку, но не столь быстро и ловко, как рыба. Да что там говорить, а кому удавалось в жизни поймать щуку в реке голыми руками?

Вот и теперь холодок пробежал по внутренним органам генерала, но он ничего не мог сделать, памятуя, что и живую щуку зубами не ухватишь, не то что депутата, наделёнными полномочиями и не обвинённого пока в криминале. Так что он почти ласково улыбнулся Горюшкину и сказал только на прощание многообещающую фразу «До скорой встречи!», которую партийный лидер спокойно пропустил мимо ушей.

Что же касается Самолётова, то его озадачили последние слова, сказанные партийным лидером относительно сдачи подброшенных денег. Значит, на столе лежали именно те доллары, которые он сам принёс в редакцию и положил в конверте на полку почтовой этажерки? Те самые доллары, которыми он хотел помочь своей газете и которые он именно экспроприировал у тех, кто обворовывал людей? «Странно, почему они здесь?» – думал Николай.

Словно отвечая на его вопрос, генерал Казёнкин сказал:

– Ну-с так, молодой человек. Вы видите на столе деньги, лежавшие пару часов назад в вашей редакции. Пожалуйста, присаживайтесь, и давайте поговорим немного сначала о них, а потом и о вас. Как вы понимаете, украденные деньги счастья не приносят, потому их принесли, куда положено. Хотя не известно, сколько было денег на самом деле в конверте.

– То есть как не известно, – возмутился Никольский. – Перед вами же находится акт, в котором чёрным по белому проставлена сумма.