Злата. Жизнь на «Отлично!»
Шрифт:
— Матери передашь, что пока ты вместе со своей бабушкой не попросите у меня прощения, ноги моей не будет в этом доме!
— Хорошо, — ответил ему, — я передам маме, что у вас завяли помидоры и что вы больше не вернетесь. До свидания.
— Ты разрушила личную жизнь своей матери! — напоследок сказал он и вышел вон
Вот такая вот я, Злата-разрушительница!
— Слава Богу, избавились! — перекрестилась бабуля
— Бабуль, мне кажется, ты немного забегаешь вперед. Уверена, что от этого типа мы так легко не отвяжемся. Где он еще найдет такую ду…, — я запнулся, ибо мать
Сказав это, я вернулся на кухню. Кушая свою гречку и запивая ее чайком, успокаивался. Режим «злая падчерица», кажется выключился.
Глава 3
17:25. Кухня.
— Сейчас Ира придет, — сказала бабуля, ставя разогреваться на плиту суп
Ну да, ведь сегодня пятница — короткий рабочий день.
— И вечер начнется для мамы с новостей о радикальных изменениях в ее личной жизни, — ответил я, опершись щекой о ладошку и помешивая ложкой чай
Ира — это мама Златы, а стало быть теперь еще и моя. Действительно, не прошло и пяти минут, как раздался звонок в дверь.
— Я открою, бабуль, — сказал я, за мгновение до того, как в прихожую двинулась бабушка
— Привет, мам, наконец-то ты дома! — улыбнулся я в 32 зуба, когда, щелкнув замком и открыв дверь, увидел на пороге свою маман из этой жизни, которая вихрем влетела в квартиру, бросив на комод сумку, поставила туда же коробку с тортиком «Птичье молоко» (кстати, мой любимый торт еще с того детства), после чего, я немедленно оказался в ее объятиях, а затем, и вовсе был зацелован
Моей весьма высокой по женским меркам матушке (в отличие от дочери-коротышки, но, вполне возможно, что моя тушка еще вытянется), чей рост был около 175–177 сантиметров, счастливой обладательнице недурственной фигуры (хотя, как говорится, совершенству нет предела), был весьма к лицу ее строгий деловой «прикид», вполне характерный для секретаря при руководстве более-менее крупного предприятия. Она выглядела очень солидно. И очень мило.
— Прости, прости, прости! — скороговоркой проговорила она, когда наконец закончила обнимать, целовать и рассматривать меня, — Сегодня у меня не было никакой возможности, ни отпроситься с работы, чтобы самой забрать тебя из больницы, ни уйти пораньше…
— Да ладно тебе, мам, работа — есть работа! — остановил ее я, чувствуя, как проявляются приятные эмоции при взгляде на мать (и по которым я так сильно соскучился!), — Мы с бабушкой отлично доехали. Нас подвезла от больницы до дома мама Стеши…
— Да, бабушка мне уже рассказала, — ответила маман и опершись рукой о стену, сняла туфли, — Как ты себя чувствуешь? Все хорошо?
Она дотронулась указательный пальцем до моего носа.
— Да, все хорошо. Чувствую себя бодро, так что нет никаких причин для волнений (конечно, они есть(!), ведь ей так и не смогли внятно объяснить, почему со Златой произошла та неприятность и как избежать подобного впредь), — ответил ей
— Слава Богу! — выдохнула она, направляясь в ванную, — А Олег еще не приходил? Он уже должен был закончить…
Похоже, этот чмырь и в самом деле ждет от нас с бабулей извинений. Ну что же, пусть и дальше ждет.
— Мам…Олег…
уже ушел, — ответил я— Куда ушел? — непонимающе спросила матушка, обернувшись на меня, стоявшего в дверях ванной, — Его снова вызвали на работу?
— Мам, я думаю, что тебе сначала стоит переодеться и покушать, — слегка поморщившись от предстоящего разговора, ответил я (очень мне не хотелось рассказывать матушке о том, что она теперь свободная женщина…практически)
Минут пятнадцать спустя. На кухне. Матушка, переодевшись в домашние штаны и футболку, сидела за столом и с расстроенным видом ковыряла ложкой кусочек тортика.
— Блин! Просто не верится, что он действительно мог произнести подобные вещи! — наконец сказала она, услышав нашу с бабушкой версию произошедших событий, — Сколько я его знаю, он всегда был таким спокойным и рассудительным парнем, просто невероятно…
Положив ложечку на блюдце, она помассировала свои виски.
— Во-первых, он их и не говорил, а кричал, — уточнил я, — и не только… этот…бабулю пихнул так, что она едва о стол не убилась!
— На ноге теперь здоровенный синяк! — пожаловалась та
— А на тебя, Солнышко, он руку не поднимал? — встревожено спросила матушка, от чего внутри стало гораздо теплее, ибо ей было важнее знать, не пострадала ли Злата, а не то, отчего свалил в закат ее мужик
— Нет, от него бабуле досталось, а на меня это ничтожество лишь замахивался, — ответил я, — ну, а во-вторых, мам, он всегда таким был просто до сего момента ему видимо не выпадала возможность раскрыться во всей своей красе, так сказать.
Переварив все мной сказанное, матушка взяла в руки телефон.
— Мам! — вскрикнул я чуть громче, чем собирался, — надеюсь ты не ему звонить собралась?
— Ему, конечно! — ответила та, — Пусть объяснится за свою выходку!
— Не звони ему сама, пожалуйста, первой, — положил я свою руку на ее, — а то это будет выглядеть так, будто ты бегаешь за ним. А мне, как твоей дочери, подобное очень неприятно…
— Он не станет сам звонить, слишком гордый, — ответила та, но положила телефон на стол, — хорошо, я не буду сама звонить ему
— Как жить за наш счет — так он не гордый! — вставила бабуля свои пять копеек
— Мам…прекрати, — поморщилась матушка
— Давай поспорим на желание, мам, что этот… человек сам позвонит тебе или объявится здесь самое позднее через пару дней, — хмыкнул я и протянул маме мизинец
— Хорошо, — улыбнувшись, взяла она его своим мизинцем, но было видно, что она крайне расстроена произошедшим, — а ты почему торт не ешь? Это же твой любимый…
— На диете она, — улыбнулась бабушка, — слышала бы ты, какой хитроумный план для похудения она придумала потому, что считает себя полной
— Почему это придумала? — поинтересовался я и, подняв указательный палец вверх, пафосным голосом добавил, — это научно обоснованный подход…
Я не договорил, ибо матушка обняла меня и поцеловала в макушку.
— И ничего ты у меня не полная! — сказала та
— Мам, у тебя шестьдесят семь килограмм любимой дочери, — ответил я
Возразить матушке на это было нечего.
— Но с тем условием, что никаких жестоких диет! Не хватало только того, чтобы ты мне падала в голодные обмороки, — сказала та