Злая игра

— Нет, не поэтому. Наша обязанность как Всадников не накладывает на нас какого-то сверхъестественного обязательства желать чего-либо. Что бы ни чувствовали другие, — произнес он это слово так, словно оно было грязным, — это никак не связано с долгом. Мы просто хотим то, что хотим, и сейчас ты полностью завладела нашим вниманием.

Я не могла сказать, радовало это его или раздражало. Точно так же, как темнота скрывала меня, она скрывала и его. Я замолчала и прислонилась к дверце, когда мне в голову пришла мысль, непрошеная и дикая, как мои желания.

А что, если я хочу заполучить их всех?

Вот это действительно порочная мысль.

Почти такая же порочная, как ответная улыбка зверя внутри.

** Аллистер**

Я не смог бы предсказать ее, даже если бы попытался, и поверьте мне, я пытался.

В какой-то момент она была совершенно покорной, издавая сладкие тихие стоны. Мне нравились звуки, которые вырывались из этого рта. Возможно, немного чересчур. В следующую минуту она, блядь, кусает меня, и становится все труднее не перегнуть ее через капот моей машины. О последнем я начал мечтать каждую…

Она не знает, насколько она желанна. Она не знает, что я жажду, чтобы ее грязный ротик не просто отсосал мне член, но однажды, и очень скоро, она это сделает.

Она почти насытилась сегодня ночью после того, как я взял свое. Я чувствовал это. Эта неуверенная душа, тянущаяся к моей, — и я даже не думаю, что она это осознавала. Если бы я не оттолкнул ее, она бы насытилась, и это мгновенно запустило бы переход. А ни она, ни я к этому не были готовы.

Как бы мне ни хотелось быть единственным, кто проведет ее через переход, время было неподходящим. Мы не могли знать, какая ее часть выйдет на поверхность, или проявятся ли обе. Суккуб Руби — это одно… до перехода она была куда сильнее, чем сама понимала. И это был бы лучший исход. Если бы ее сущность зверя проявилась здесь, в лесу, я бы не смог ее сдержать. Наша маленькая прелюдия превратилась бы в самую настоящую игру в кошки-мышки, которая, возможно, закончилась бы тем, что она сожгла бы весь чертов лес.

И все же… Я почти не остановил ее.

Ее зверь жаждет заявить права на свою первую пару, а она сдерживает это. Больше я почти ничего не хочу, кроме как обеспечить ее безопасность. В том числе от нее самой.

Неважно. Она близко. Так близко, и когда начнется переход…

Я буду рядом с ней как один из ее избранников, и ничто в мире не остановит меня.

Глава 8

Прошло пару дней, а никто ничего так и не сказал. Аллистер никак не прокомментировал наше пребывание в машине. Мойра никак не прокомментировала, как поздно я вернуламь домой. Райстен не спросил, что изменилось или почему я вернулась к нормальному образу жизни. Ларан никак не прокомментировал то, как я их отослала, но Райстену все же пришлось пойти со мной. А Джулиан… Он делал вид, что ничего не происходит, когда смотрел на меня, но я чувствовала растущее влечение, борющееся с его темными эмоциями каждый день. Я никогда не упоминала о ревности в его глазах, когда другие оставались со мной, потому что он так и не сделал ни единого движения. Не мое дело было вторгаться в его личные мысли только потому, что я могла прочитать его чувства.

Каждый день кто-нибудь из них спрашивал меня, решила ли я переехать. Несмотря на отсутствие изоляции в моем доме, я всегда давала уклончивые ответы. Часть меня испытывала искушение, но моя независимость сдерживала меня, и на данный момент они смирились с этим. Так что для меня это победа.

Я как раз заканчивала растушевывать плечо моего клиента, когда услышала, как звякнула дверь.

— Я подойду через минуту, — крикнула я, ставя тату-машинку. После трех сеансов и более восемнадцати часов с верхней частью спины этого клиента было покончено. Центральным элементом, с которого все началось, были карманные часы с красивым рисунком. Я нарисовала дизайн карманных часов его дедушки, которые ему подарили в детстве. Оттуда вокруг него образовался узор из шестеренок и спиральных витков, разветвляющихся на плече и вокруг верхней части руки.

Этот клиент был внуком часового мастера, который впоследствии стал механиком. Я переняла его любовь к машинам и гаечным ключам, и конечный результат наверняка будет захватывающим. Это были мои любимые проекты, потому что в них был смысл. Я оценивала себя таким образом, что пыталась удержать маленьких детей, которые искали имя своей девушки у себя на груди или последнюю тенденцию той эпохи. Это была легкая работа, но она не приносила удовлетворения. Не то что это.

— Давай-ка я принесу зеркало, — сказала я. Мужчина средних лет хмыкнул в ответ. Я подошла к другой стороне маленькой кабинки и схватила одно из своих зеркал среднего размера. Я подняла его под углом к спине мужчины, чтобы отражение в маленьком зеркале отражалось в зеркале в полный рост перед ним.

— Это прекрасно, — сказал он. В уголках его глаз собрались слезы, но я притворилась, что не заметила. Я проделала все необходимые движения, перевязывая рану, одновременно бормоча инструкции по уходу. Он дал мне щедрые чаевые и поблагодарил за работу.

Когда я провожала его за боковой навес, отделявший нас от главного вестибюля, мои легкие сжались в груди. Мужчина с мышино-каштановыми волосами и невыразительными голубыми глазами ждал меня. Я неуверенно улыбнулась ему, вручая своему клиенту листок по уходу и наблюдая, как он уходит.

— Привет, Джон. Давно не виделись, — сказала я, прислоняясь к стойке, чтобы дать понять, что я расслаблена. Когда на самом деле я была какой угодно, но не расслабленной.

Джон был лучшим другом Джоша. Он был весь таким же логичным и прямолинейным, каким был Джош… до того, как все случилось.

Джон кивнул и глубоко, измученно вздохнул. Мешки у него под глазами подсказали мне, почему он был здесь.

— Рад тебя видеть, Руби. Ты выглядишь… хорошо. — Его глаза внимательно изучали мое лицо. Я не была уверена, были ли его слова саркастичными или добрыми.

— У меня все хорошо. Чем я могу тебе помочь? — Спросила я, сразу переходя к делу. Он выдохнул снова, и я почти подумала, что это был вздох облегчения. Возможно, это было разочарование. Я не лезла в его эмоции. Это всегда приносило мне неприятности: желание всё исправить.

Я знала, почему он был здесь, и ничего я ничем не могла ему помочь. Я могла только налгать, чтобы выиграть время.

— Джош пропал, — начал он. В отличие от Кендалл, здесь не было шоу в стиле «плачущая подружка», или же «стерва-садистка». Джон был просто Джоном. Он был простым человеком, который действовал без всяких скрытых мотивов.

— Я слышала.

— Послушай, я знаю, тебе, наверное, все равно. Он изменил тебе, и вы расстались. Потом он стал одержимым и начал вести себя как сумасшедший — я имею в виду, прости меня, Руби. Я сожалею обо всем том дерьме, которое он натворил. Я сказал ему, что это неправильно, но ему было все равно. Он просто сорвался… но теперь он пропал. — Он тяжело сглотнул, и это тронуло струны моего сердца. — У тебя нет причин переживать. Наверное, ты даже рада, и я не осуждаю тебя. Не после всего, что он мне рассказал, но ты должна понять: в глубине души он не плохой человек. Он просто… человек.

Человек. Почему-то все всегда возвращается к этому. Я винила Джона за то, что сделал Джош, не больше, чем себя. Все они были одинаковыми. Как будто признание недостатков было присущей человеку чертой характера и оправданием того, что он монстр.

Я не злилась на Джона, но, кажется, наконец-то начала понимать, что он имел в виду.

Они были людьми, а я нет.

Натянув струны своего сердца, я оборвала их. Отделяя себя не от человечности как такового, а от всех представлений о том, что я — то, кем я не являюсь.