Злая Русь. Зима 1238

Причем и густой дым после взрыва, и пар от растопленного снега, и огненная смесь, растекающаяся во все стороны, служат мне отличным укрытием и от вражеских взоров, и преградой от преследования! Осознав это, я принялся с удвоенной силой выбираться из канавы; когда же окончательно выбрался, неожиданно сильно закашлялся, сотрясаясь всем телом. Не задохнуться бы… С сожалением я бросил взгляд в сторону последней схватки Кречета — но даже намека на тело дяди или тургаудов не увидел. Будто испарились…

А вот на месте последней схватки Коловрата обнаружились, считай, все ее участники. Приблизившись, я практически сразу разглядел огромное кровавое пятно под безжизненно застывшим на снегу Жданом, поймавшем, как оказалось, целых три стрелы в грудь. Белое как снег лицо бродника неподвижно замерло с уже остекленевшим взглядом открытых глаз, не оставляя мне никаких надежд… Рядом с ним обнаружился и лежащий на животе боярин. Поколебавшись всего пару секунд, я перевернул его на спину, ожидая увидеть какую-нибудь безобразную рану, коих хватает на телах убитых татар, оказавшихся слишком быстро к эпицентру взрыва… Но Евпатий неожиданно застонал! И пусть лоб его сильно рассечен и лицо залито кровью — но, как кажется, это именно рассечение, а не тяжелая рана…

— Боярин, вставай! Вставай, уходить нужно! Я помогу — нам бы лишь до Оковских ворот добраться, они не заложены… Вставай, ну же!!!

Глава 17

— Ну, братцы, ну вы даете…

Князь Юрий Ингваревич с удивлением и, как кажется, не без восторга покачал головой. Контуженный Коловрат ответил ему скупой улыбкой, тут же сморщившись от боли — последствия взрыва, не иначе. Я же лишь чуть склонил голову, едва сохраняя равновесие — хоть и туго перебинтовал ногу, и сильный мороз вкупе с длительным контактом со льдом замедлили кровотечение, рассечение, оставленное срезнем на мое бедре, никуда не делось. А после того, как я едва ли не на себе тащил Евпатия полпути до города… Мне бы сейчас хорошенько промыть рану, да заново ее перебинтовать, дав отдых — а заодно хоть ненадолго выветрить из головы события последних часов, притупить стиснувшую сердце боль…

Но воев, пробившихся в город через Оковские ворота и объявивших, что именно они стали причиной чудовищного взрыва в татарском лагере, решил почтить своим присутствием сам князь! Каково же было его удивление, когда он узнал в ряженых половцах своего доверенного посла-боярина, и порубежника, ранее предложившего отчаянный план по сдерживанию поганых на льду Прони…

— Выжил, значит… Егор. Не чаял уже тебя и увидеть — а оно вон как сложилось…

В этот раз князь обратился уже лично ко мне, и тон его был явно не однозначным. Поняв замаскированный посыл, я поспешил ответить:

— Княже, у Ижеславца поганые оставили два тумена, не выделив темнику Бурундаю китайских мастеров осадного дела, у Пронска еще одну тьму. Это войско уже имело пороки. Но оба града выдержали осаду — и все три вражеских тумена ныне разбиты и рассеяны! Однако хан Батый о том еще не знает — и, увы, после многих битв нас осталось лишь горстка воев. Мы не могли и помыслить напасть на осадный лагерь столь скудным числом, и сжечь пороки было уже не в наших силах… Но все, что возможно, мы сделали, подорвав склад с китайским огненным зельем! Также нам повезло сжечь и запасы горючих огнесмесей… Увы, этой схватке погибли наши верные соратники, в том числе и дядя мой, Кречет — а мы с боярином и вовсе чудом остались в живых!

Коловрат коротко кивнул в поддержку моих слов — и князь неожиданно порывисто шагнул к нам, крепко обняв обоих:

— Добрые вести вы поведали мне, дюже добрые! Эх, в другое время закатил бы в вашу честь настоящий пир, а сейчас… Сейчас просите все, чего захотите, гриди мои верные!

Евпатий смущенно зарделся — и это неподдельное смущение, отразившиеся на его лице, показалось мне особенно чуждым сейчас, после всего пережитого! Однако сам я мяться не стал, попросив напрямую:

— Юрий Ингваревич, сосватай за меня княжну Пронскую Ростиславу, дочь покойного ныне Всеволода, упокой Господь его душу… Я полюбил эту девушку, и она не против пойти замуж за меня — а брат ее, Михаил, не посмеет вам отказать!

Рязанский князь даже изменился в лице, услышав мою просьбу. На секунду показалось, что он готов ответит резким отказом — но, открыв было рот, он тут же его закрыл и, нахмурившись, ненадолго задумался. Наконец, немолодой муж словно бы с удивлением покачал головой и ответил:

— Просьба достойна твоих поступков, Егор… Но что же — я сказал «проси чего хочешь», и ты попросил… Все честно. Быть посему — выживем, отобьемся, сыграем свадьбу! А ты, Евпатий, ты чего попросишь?

В этот раз Коловрат не стал запираться, неожиданно для меня прямо заявив:

— Княже, этот молодой ратник совершил на моих глазах немало чудес. Одно то, как он натравил половцев и мокшу на прочих агарян под Пронском чего стоит! Поганые сами истребили друг друга, еще имея силы взять град штурмом! А кузнецы пронские под его началом сумели построить множество больших самострелов! Так что я попрошу тебя, Юрий Ингваревич, и впредь прислушиваться его советов — много мудрого и путного посоветовал порубежник прежде, чем сюда попасть.

Юрий Ингваревич согласно кивнул, при этом рассматривая меня так, словно увидел впервые.

— Вот даже как! Ты сумел рассорить поганых?!

Я чуть помедлил с ответом, вынужденно прочистив севшее горло, после чего честно ответил:

— Я лишь предложил отпустить пленных половцев и мокшан, убедив их, что монголы на самом деле наш общий враг. Но сломил их голод, да старые обиды, взыгравшие в душе! Однако вряд ли такое возможно устроить с покоренными, воюющими под началом Батыя. Ибо в туменах, стоящих под стенами Рязани, монголов значительно больше, у них пока еще хватает еды и всех поганых манит богатая добыча, что возможно захватить в стольном граде княжества!

После недолгий раздумий князь согласно кивнул, после чего спросил:

— Боярину Евпатию я давно доверяю как одному из самых честных и верных своих людей, и если он так высоко оценил тебя — я не откажусь от его совета. Так не томи, Егор, скажи, что еще нужно сделать для нашей победы?

Я с некоторым сомнением пожал плечами:

— Мне отрадно было слышать о себе такие добрые слова — тем более от самого смелого и искусного воина из всех, кого я знаю!

При этих словах, однако, я вспомнил о совсем других воинах, не менее смелых и доблестных, но не переживших последнюю ночь… Впрочем, вины Коловрата в их гибели точно нет, боярин сражался с храбростью барса, вступившего в схватку с волками! А вот какова степень моей собственной вины в их смерти — хороший вопрос…

— Но вот так, с ходу сказать, чем нам противостоять поганым, я пока не могу. Впрочем, помочь построить стрелометы я смогу наверняка — а сделав достаточно количество их и разместив по всем башням, мы сумеем поумерить пыл расчетам вражеских пороков! Однако остановить обстрел города точно не сумеем; камнеметы наверняка разобьют участок стены между Исадскими и Ряжскими воротами. Мы можем закрыть брешь пешей дружиной, что остановит врага — без огнесмесей и китайского пламенного зелья, что мы подорвали сегодня, враг не пробьется! Разве что сумеет перетащить через ров собственные стрелометы… Однако, можно поступить и иначе.