Злаякукла! No! Ангелдобрый!

– Ника, потрясающее приключение! Знакомый журналист тайно проведёт нас на юбилей директора Росзолота! Туда никто-никто из журналистов проникнуть не может, им, как и всем остальным, вход запрещён! Будут лишь только приглашённые! Которых позвал сам юбиляр, сам Петрович! Знаменитости, актёры, художники, маги! Можешь взять с собой Влада.

И я согласилась. Главное – с Владом! С ним везде кайфово! Развлечёмся, пусть! Бомонд – вечером, ладно. Я позвонила Владу. Вымыла голову, принарядилась, поднакрасилась. Он заехал за мной на чёрном «лексусе» с шофёром. Мероприятие намечалось в Центре Международной Торговли, в огромной высотке на Краснопресненской набережной. Я развалилась на заднем сидении, глазела в окно, на мелькающие летние улицы, но видела лищь одного только Влада. Всё остальное было ирреально. Возле здания нас уже ждали Элла и тот самый журналист - невысокий, узкоплечий, с мальчишеской фигурой, красиво седеющий, лет под шестьдесят. Центр Торговли охранялся дюжими молодцами в черных униформах. Мы проникли как разведчики, какими-то обходными путями, коридорчиками, путаницей лестниц и поворотов, этажами, снова лестницами. Журналист прекрасно ориентировался. В зал мы проскочили как раз в тот момент, когда охранник на миг отошёл. Зал был двойной: в его первой части стояли столы с шампанским и фруктами. Это был предварительный фуршет. Мы взяли по бокалу. Шампанское было очень хорошее, видимо, дорогое. Я увидела Ника Сафронова, актрису Немаляеву, одного известного мага. Небольшими глотками я вылакала весь бокал, вкусно, взяла второй. У меня сразу закружилась голова. Потом все достали пригласительные с номерами, прошла в основной зал, и принялись рассаживаться. На столах стояли таблички с цифрами. Мы единственные были безбилетные. Но журналист уверенно направил нас в самый конец, сбоку, там столы почти пустовали. На крахмальных льняных скатертях было столько всего! Икра чёрная и красная, перепёлки, жульены, какие-то совершенно невероятные деликатесы, необъяснимые блюда, фрукты, всевозможные виды крепких напитков и французских вин. На эстраде выступали самые известные вокальные группы и знаменитые певцы. Журналист указал нам на Петровича – тот был одет очень просто, по-свойски, и веселился как ребёнок. Такой невысокий круглолицый лысый колобочек. На вид лет пятьдесят. Возле сцены тусовалась, словно стайка рыбок вуалехвостов, группа длинноногих тощих девиц в вечерних платьях из полупрозрачного шифона, сильно декальтированных. Это были модельки и мисс всевозможных конкурсов красоты. Они явно пытались закадрить спонсоров, но богатенькие мальчики на них не реагировали. Парни обсуждали какие-то свои дела. В зал входили опоздавшие гости. Кто-то выходил курить, кто-то танцевал. На эстраде пел Валерий Меладзе. Девицы извивались возле сцены и стреляли глазами по сторонам. Вдруг я заметила ту самую рыжеволосую яркую толстушку с художественной выставки. На сей раз она была в оранжевом вечернем платье. А на столах последовала очередная смена блюд. Официант подошёл к нам и спросил, подавать ли чай и торт? Я всё больше хмелела. Влад поднялся и направился в коридор курить. Тут его и перехватила огненная толстушка. Они о чём-то разговорились. Влад заинтересованно заулыбался.

– Что это за девка? – спросила я у Эллы.

– Это Зоя. Да ты ешь, ешь, смотри, какая вкуснотища!

Дальше я плохо помню. Всё стало как во сне. Я почему-то убежала, блуждала по улицам, торчала у не открывшегося ещё утреннего метро, ехала первым поездом в вагоне с бомжами, сильно воняло…

А Влад… Вот и всё… Всё кончилось… Вовчик, эх ты, как ты мог! Это случилось быстро и неожиданно. Влад собрал свои вещи и исчез. Переехал к Зое. А я впала в дикую депрессию. Не хотелось ни есть, ни пить, ни двигаться. Вставала с постели лишь ради Рика. Его я выводила гулять, ему варила кашу с тушенкой (банок было много, мне их ещё Мэри накупила). Я валялась, уткнувшись в подушку, и не могла даже выплакаться – слёз не было, всё во мне пересохло. Меня изводила память. Мой мир разлетелся вдребезги, словно ёлочная игрушка, сорвавшаяся с самой высокой ветки. Рик лежал рядом с моей кроватью, в глубокой тоске. Пёс переживал за меня. Элла пыталась расшевелить меня, вернуть к жизни, приходила с тортом, с пирожными и шампанским. Но меня хватало лишь на то, чтобы открыть ей дверь. Я тут же снова валилась в постель и молчала. Однажды она привела с собой психолога. Это был плотный мужчина лет сорока пяти. Он принялся болтать на самые разные темы, я вяло поддакивала. Потом что-то произошло. Видимо, он применил гипноз. Я снова была маленькой девочкой. Детский сад, много нас, вон Нинка, а это Ленка, вот и Никитка. А это мы на детсадовской даче. Дача! Лето! Детсад… Сидим в песочнице, я сделала прекрасный куличик, украшаю его головками одуванчиков. Кто-то прыгнул к нам в песок. Никитка. Он хохочет и топчет мой замечательный кулич! Растоптал! Дурак! Ну, всё! Я вцепляюсь в волосы этому придурку! Он сильно бьёт меня коленкой под дых! Боль, задыхаюсь, не хватает воздуха, скрючилась, рот – как у рыбы на песке… А вот новый день, особенный! Мой день рожденья! Я с нетерпеньем жду приезда родителей, мечтаю, что они заберут меня на время, мы будем все вместе гулять и пить ситро, есть пирожные, я расскажу им обо всём-всём, они подарят мне мягкого такого игрушечного медвежонка, я давно его выклянчивала. А их всё нет и нет. А у нас уже тихий час. Где же они? Неужели, забыли? Нет, не может быть… Но вот воспитательница тихонько манит меня за собой, я встаю, иду к дверям, выхожу во двор – мама с папой, ура! Сейчас будет праздник! Бросаюсь к ним! Обнимаю маму, папу! Они меня торопливо поздравляют, суют в руки большую коробку, и уходят… Разочарование, сильное горе, отчаяние, злость! Возвращаюсь в комнату, ложусь в постель. Рассматриваю коробку. Читаю буквы на ней: «Кукла Зоя». Открываю. Кукла с рыжими волосами, с круглыми синими глазами, в синем платье. Красивая. Но мне не она нужна, а праздник! Вместе с мамой и папой! Кидаю её под кровать. Ломаю в ярости коробку. Ненавижу, ненавижу!!! Всё. Открываю глаза. Я в постели. Я – усталая разочарованная женщина. Надо мной склонился мужчина. Психолог. Внимательный взгляд серых глаз. Меня бросил любимый. Ещё одно предательство. Кукла Зоя. Да нет, просто Кукла – это я, а Зоя – это та рыжая пышка, что увела его. Но платье было не синее, а оранжевое. Ярко оранжевое. Как солнце. Мне не хватает солнца. Надо выйти из всего этого, а то ведь бред какой-то! Влад – мой бывший сосед, просто. Сосед, был – и нет. Всё остальное мне пригрезилось.

Стало легче. Захотелось есть. Хороший психолог.

Днём пришла Элла с пирожными. В бирюзовых глазах – искорки, жемчужные волосы блестят. Я заварила свежий чай. Достала и поставила тонкие фарфоровые чашки. Налила в них крепкий, ароматный эрл-грей.

– А ты уже оживаешь, - сказала Элла. – Румянец появился.

– Да, хороший психолог, - сказала я. – Похоже, применил гипноз.

– Это в его стиле, - ответила Элла. – Кстати, я навела справки об этой Зое. Точнее, не я, а мой приятель журналист. Он такой проныра, везде пролезет и всё разузнает. Интересно?

– Ну, в общем, да.

– Оказывается, она – сексбомба. Вот ни за что бы не подумала. У мужиков от неё крышу сносит. Сразу. Она сводит с ума взглядом, голосом, поворотом головы. Просто мистика какая-то. Но долго она ни с кем не задерживается. Отшивает через некоторое время, и берёт другого. Так что не отчаивайся, твоего просто взяли на прокат, и скоро вернут.

– А мне он уже не нужен. Пусть подавится, - отрезала я, и куснула пирожное.

Рик под столом лизнул мне ногу. Да, нам с Риком и так неплохо. И даже очень хорошо. Вот кто меня никогда не предаст. Рик – он навсегда.

Завопил мобик так неожиданно, что я чуть не выронила чашку. Сигнал у меня очень громкий. Я взяла трубку. И услышала знакомый голос.

– Привет, Антон, - вяло произнесла я.

Опять рога всплыли. Ну что за фигня!

Элла вырвала у меня телефон и весело пригласила его ко мне. Сказала, что две симпатичных дамы занимаются одиноким чаепитием.

– Эл, какое же оно одинокое, если нас две? – изрекла я.

– Ну, две в одном. В одном доме, - улыбнулась подруга.

И вот мы уже втроем. На столе – коньяк «Спарапет», чёрная икра, слабокопчёная сёмга, телятина в апельсиново-коньячном соусе, сырокопчёное мясо хамон, и много всякой другой вкусноты. Антон открывает коньяк. В его шоколадных глазах пляшут весёлые искорки. Элла тихонько шепчет мне в ухо:

– Эта бутылочка, между прочим, стоит семьсот баксов. И закуски весьма не дешёвые. Я пила как-то на приёме в посольстве, вкус потрясный!

Антон разлил напиток по бокалам, и произнёс:

– Ну, девчонки, за встречу! Наконец-то меня приняли здесь!

Я глотнула эту тёмно-янтарную жидкость. Слегка обожгло губы, рот. Вкусно, густой аромат, чуть ванильный, немного фруктовый, смолисто-шоколадный, с цветочными, ореховыми и пряными нотками. Да, Антон знает толк в напитках. Подруга – молодчина, это ведь лучший способ согнать с меня депресняк! Но тут я опять подумала про Влада, про его ласковые руки, про всё-всё, что между нами было и чего уже нет, и больше никогда-никогда-никогда… Вспомнила… И быстро напилась…

Как-то днём мне позвонила возбуждённая Маринка. Она только что вернулась из Штатов. И примчалась ко мне. Длинноногая, длиннорукая, тонкая, призрачно-бледная, с бесцветными волосами. Женщина-призрак. С порога сунула мне в руки свёрток с подарками. Я тут же вытряхнула из большого золотистого пакета кучу вещей – классные джинсы, топик, блузку, заколочку, подвеску!

– Ура, ой, как здорово! Спасибо, чмоки-чмоки! – завопила я, и сразу же стала примерять обновки. Джинсы игриво обтягивали мой оттопыренный круглый зад, топик кирпичного цвета потрясающе подчёркивал мои светло-золотистые локоны и фарфоровое личико, перекликаясь с дымчатыми глазами. Сверху я накинула лиловую блузку, присобачила сбоку витую серебряную заколочку, и помчалась на кухню. Надо обмыть обновки и Маринкино возвращение. Я достала из холодильника шампанское, которое мне притащили вчера Элла с Антоном – они взяли надо мной шефство, словно я какая-нибудь больная. А я действительно была больна – душа ныла и ныла. Весь мир окрасился в мрачные серые тона. На сердце такая тяжесть, словно валуны ворочаются. Но появление подруги отвлекло, а подарки обрадовали.

– Ну, ты себе не представляешь, свадьба была в старинном замке! – с упоением принялась рассказывать Мэри, когда мы чокнулись и выпили по бокалу искрящегося вина. – Невеста была в длинном серебристо-белом платье, таком пышном, с корсетом, с декольте, представляешь себе, перчатки по локоть, а жених в белоснежном фраке! Такая красивая пара! Мой сын – жених! Он так изменился, так возмужал, такой красавец! Встреться он мне здесь – ни за что бы не узнала!

Её светлые глаза, обычно блеклые, сейчас горели, короткие волосы цвета лески торчали в стороны. Вечно вялая, теперь она источала жизнь.

– А мать невесты, она, представляешь, русская, бывшая жена бизнесмена из Москвы, отсюда, ну а нынешний её муж американец, – рассказывала Мэри.
– Так прекрасно она выглядит, это что-то! Просто невероятно! Аня, Энн. У неё огромная коллекция перстней со всего мира! Один показался мне знакомым. Когда-то давно, в юности ещё, у меня был похожий перстень, но я его подарила какому-то барду. Энн тут же презентовала мне это кольцо со словами: «Это в память о вашей юности».

– Слушай, Марин, а ведь Влад мне что-то говорил про свою знакомую, тоже Мэри, подарившую ему в давнишние годы экзотический перстень. Уж не этот ли? А? Скажи, ты знаешь Влада?

– Не помню. Да всё может быть, - сказала она.
– Вот это кольцо, смотри, - она протянула мне длинную узкую ладонь.

На пальце был странный, экзотического вида перстень, серебряный, массивный, с чернью, и с тёмным турмалином. Похоже, старинный. Внутри камня словно кипела непонятная жизнь, вспыхивали разноцветные искорки, бегали лучики. А на кольце – арабской вязью – что-то типа заклинания. А может это и не турмалин вовсе, а что-нибудь другое, опал, например. Я в этом плохо разбираюсь.