Зло

— Разговор к Виктору имею.

— Нет его дома, я его братан старший. Алексей.

Хозяин коротко и цепко пожал Ельцову руку.

— Юрий.

— Ага. Понял я. Тебя Витек давно ждет. Ты в мае откинулся?

— Да.

— Не торопился к нам, не спешил.

— Беспокоить не хотел солидного человека.

— Это хорошо, что ты жизнь так понимаешь. Но Витька нет. Хочешь, со мной посиди. А хочешь, поищи его в «Яме».

— Я пойду поищу его.

— Иди, милок.

У входа в «Яму» по воскресному дню толпился народ. Очередь заворачивала за угол на начало Столешникова. Но Ельцов уже знал секретный ход. Он вошел под арку, миновал гору пустых ящиков, открыл дверь, обитую жестью, и спустился по ступенькам.

— Ты куда? — возник на его пути человек в грязной белой куртке.

— К своим.

— Кто свои-то?

— Голубев Валька, Тарас…

— Иди.

В зале, как всегда, пахло кислым пивом и табаком. Гул встретил его. Словно собралась толпа покачать права с лагерной администрацией.

— Юрка, здорово!

Навстречу ему шел веселый и добродушный актер Валька Голубев.

— Привет, Валя.

— Ты к нам?

— Я Золотого ищу. Ты его знаешь?

— Естественно.

— Он здесь?

— Вон! — Валька кивнул на столик в углу. За ним сидели трое. — С Усковым и Смолиным в железку заряжает.

Ельцов знал Володю Ускова и Гену Смолина. С ними сидел человек в дорогом светлом костюме.

— Пошли к нам, пока они не отыграют.

И это была правда, беспокоить человека во время игры, особенно такой серьезной, как железка, не полагалось.

За крайним столом за бутафорской колонной сидела вся развеселая компания. Видимо, с деньгами было туговато, судя по пиву и соленой рыбе.

Ельцова встретили добро и весело.

— Что, ребята, с бабками хреново? — улыбнулся Юра, пожимая руки.

— Полный завал, — скорбно ответил карикатурист Джангир.

— Кто у нас?

— Китаец.

Ельцов махнул и возник плосколицый официант.

Через несколько минут стол ломился от пива и закусок. Ельцов с удовольствием сделал первый большой глоток. Пиво было прохладным и свежим. Он взял купатину, покрытую жиром, разрезал ее. Как ни странно, грузинские колбаски были сочными и вкусными.

К столу подошли Усков и Смолин.

— Ну что, — спросил их Джангир, — угадали?

— У него угадаешь, — мрачно ответил Смолин. Сел к столу, взял кружку пива. — Это они тебя распрягли?

Ельцов засмеялся. Он поймал тяжелый взгляд Ускова. Тот тянул пиво и смотрел на него злыми, скошенными к мясистому носу глазами.

«Наверняка колеса глотает», — подумал Ельцов.

Этот человек вызывал в нем неосознанное чувство брезгливости. Его ужимки, блатная феня, нож-выкидуха, которым он пугал пацанов, рассказы о лагерных подвигах напоминали плохой кинофильм об уголовниках.

Усков допил пиво, со стуком поставил кружку на стол.

— За водкой послал? — Он через стол наклонился к Ельцову.

— А тебе какое дело?

— Тише, сука, когда я говорю, — знаменитый нож-выкидуха повис над столом, — я тебя запороть могу.

Ельцов схватил его за руку, сжал, увидел, как побледнело от боли лицо Ускова. Весь стол с интересом следил за развитием конфликта. Нож с грохотом упал на стол.

— Пусти, пусти… — прохрипел Усков.

Ельцов разжал руку и оттолкнул его.

— Куда лезешь, приблатненный? Не хочу ребятам кайф ломать, а то я тебя бы…

Но тут принесли водку. Ельцов посмотрел в сторону стола, за которым сидел Золотой. Тот остался один.

— Ребята, мне с человеком парой слов перекинуться надо.

Он встал и подошел к столу.

— Добрый день.

— Добрый.

За столом сидел человек с чеканным худым лицом, светлыми волосами, расчесанными на пробор. Типичная прическа московских пижонов пятидесятых годов. На нем был легкий серый пиджак и голубая рубашка на трех пуговицах, на пальце левой руки перстень с агатовой печаткой.

— Хотите сыграть? — улыбнулся Золотой.

— Да нет, я к вам с приветом от Петро.

Золотой прищурился, достал из кармана зеленую пачку венгерских сигарет «Кошут», закурил.

— Садись.

Ельцов сел.

— Значит, ты — Юра Боксер.

— А почему Боксер?

— Такая у тебя теперь кликуха, одна на всю жизнь. Я маляву от Петро получил. Ты пришел на зону честным фраером, жил по закону и откинулся, как настоящий бродяга. Мои кенты к тебе со всем уважением. Выпьешь?

— Не хочу ханку жрать.

— А зачем ханку? Мы с тобой хорошего пива выпьем. Хочешь чешского?

— Конечно.

— Вот и поладили. — Золотой щелкнул пальцами.

Подскочил официант.

— Что прикажете?

— Пива чешского. Какое сегодня есть?

— «Праздрой» свежий.

— Давай «Праздрой» и воблы штуки четыре разделай.

— Сделаем в лучшем виде.

— Вот значит как, — засмеялся Ельцов, — а я думал, компания здесь все держит.

— Они держат то, что им дают, — спокойно ответил Золотой. — Прописался?

— Да.

— Работа?

— Порядок.

— Где, если не секрет?

— Да какой же от кента Петро секрет может быть. В спортивной школе «Боевые перчатки» тренером.

— Хорошее дело.

Официант приволок пиво и воблу. Пена в кружках стояла, словно ватная.

— Ну за тех, кто там! — Золотой наполовину осушил кружку. — Тебе, Боксер, Петро говорил, что со мной, как с врачом-венерологом, надо правду говорить?

— Предупреждал.

— Тогда говори, что надо.

— Я, Золотой, тебе привет принес еще от одного кента.

Золотой молчал, вопросов не задавал, ждал, когда Ельцов сам скажет.

— От Махаона я с приветом. Просил пожелать тебе долгих лет и фарта.

Лицо Золотого стало каменным, он спокойно и холодно смотрел на Ельцова. Юра выдержал его взгляд, не отвел глаза. Он не боялся Золотого, мог убить его одним ударом правой, а все блатные примочки он выучил еще в Бутырке, когда сидел под следствием.

— Где же ты, Боксер, нашел Махаона? Что-то понтишь ты. Не с той масти ходить начал.

— Я, конечно, по блатной жизни не в таком авторитете, как ты, Золотой, но на понт никого не беру и фуфель не втюхиваю. Вот… — Ельцов достал из кармана листок. — Тебе малява от Махаона.