Зло

— Правильно, — довольно усмехнулся Шорин, — не врет твой крадун. В тот день старушка Манташева преставилась. Так что народу там было много. А почему ты передал мне, что дело сделано?

— Ты телефон в машине исправь, я сказал: дело делается.

— Понятно.

Шорин взял конверт, бросил в кейс.

— Где ключи?

— У меня.

— Береги, они могут пригодиться. Теперь, что с цеховиками?

— Ребята область пропахали, собрали бабки.

Ястреб открыл шкаф, потащил вытертую синюю сумку, набитую доверху.

— Сколько здесь?

— Пятьсот двадцать одна тысяча.

— Значит, так, — Шорин закурил, — двадцать одну тысячу — ребятам. Пятьдесят — тебе на лекарства, остальное на дело.

Ястреб усмехнулся. Он точно знал, что еще тысяч пятьдесят разойдутся по карманам ментов, секретарей райкомов, остальное — добыча шефа. Каждый квартал люди Ястреба собирали дань с цеховиков. Каждые четыре месяца Шорин получал по полмиллиона. Правда, Ястреб догадывался, что и Умному приходилось отстегивать кому-то, но все равно доля его была немалой.

— Ладно, боевой товарищ. — Шорин встал. — Пойду я. А ты лечись, ляг в больницу, пока особых дел не предвидится.

Шорин вышел от Ястреба, сел в машину и поехал домой. На Пушкинской гаишник, увидев «мерседес» с антенной и спецномерами, перекрыл палкой движение, пропуская машину. Он успел еще козырнуть, что особо порадовало Шорина.

Дома он разложил деньги, отобрал самые крупные бумажки, отсчитал двести тысяч и уложил их в кейс. Потом набрал известный ему номер.

— Да, — ответила трубка.

— Это я.

— Ну?

— Хотел подвезти документы.

— Вези. Жду. Удостоверение наше у тебя есть.

Аппарат Рытова находился в здании Совмина. Шорин подъехал, приказал шоферу поставить машину и, важно помахивая кейсом, пошел к тяжелым дверям. На входе показал удостоверение прапорщику-чекисту, подошел к лифту.

Вот и нужный этаж. Здесь опять контролер. Внимательно посмотрел удостоверение.

— Идите, — приложил руку к козырьку.

В приемной Самого, несмотря на позднее время, секретарша и помощники на месте. Даже просители у стеночки на стульях сидят. Полный генерал с медалью лауреата Ленинской премии и мужик в черном костюме с депутатским значком. Он, видимо, нервничал, постоянно вытирал мокрое от пота лицо, хотя в приемной было прохладно, кондиционер гнал по комнате прохладный ветерок.

Помощник холодно посмотрел на Шорина.

— Сейчас доложу.

Он поднял трубку, что-то сказал тихо.

— Вас ждут. — Он распахнул перед Шориным огромные дубовые двери.

Сколько раз заходил Шорин в кабинет Рытова, столько раз поражался его размерам. Матвей Кузьмич сидел за огромным письменным столом в глубине. От дверей до него можно было вполне спокойно на велосипеде доехать.

— Проходи! — Рытов махнул рукой.

Шорин подошел, сел на стул у приставного стола, положил на него кейс. Рытов взял его, махнул Шорину, приглашая следовать за ним. Они вошли в дверь, замаскированную под шкаф, и оказались в так называемой комнате отдыха, вернее в двухкомнатном номере люкс, обставленном антикварной мебелью из гостиницы «Гранд-Отель», которую снесли десять лет назад.

— Садись. — Рытов указал рукой на кресло, подошел к стене, отодвинул дубовую панель. Шорин увидел дверцы современного сейфа с электронным замком.

Рытов набрал нужную комбинацию. Раздался мелодичный зуммер, и металлические дверцы распахнулись. Не считая, Матвей Кузьмич побросал пачки денег в глубь сейфа, закрыл дверцу, набрал код. Отошел от сейфа, потянулся сладко, хитро посмотрел на Шорина.

— Ну как жизнь, товарищ советник?

— Все слава богу, Матвей Кузьмич.

— Приятно слышать. Приятно. Ты дачку неплохую купил, дошли до меня слухи.

— Приобрел, Матвей Кузьмич.

— Это дело хорошее. Тебе здоровье беречь надо. Ты, Сашка, для нашего дела человек весьма полезный. Жаль, что у тебя пятно в биографии…

— Так я это пятно стер.

— Это ты у Щелокова его стер. А у Андропова оно навечно осталось. А жаль. Двинул бы я тебя на большую работу. Ну что делать. Слава богу, в группу советников удалось тебя протащить, так что в этом месяце начнешь оклад получать, да к кормушке я тебя прикрепил. Только харчи получай не на Грановского, там народ больно кастовый. На Серафимовича отоваривайся.

— Спасибо, Матвей Кузьмич. — Шорин привстал.

— Да сиди ты, Сашка, сиди спокойно. Ты в прошлый раз хлопотал за каких-то евреев, которые трикотажный цех в Салтыковской больнице организовали.

— Золотое дно, Матвей Кузьмич, очень надежные дельцы.

— Так вот машины эти вязальные из ФРГ им отгрузят. Пусть работают. А благодарность в другом виде нужна.

— Как скажете.

— На эту сумму пусть старых камней в хорошей оправе купят.

— Сделаем.

— Теперь вот что, ты вокруг себя оглядись, лишних людей отсеки. Не нужны они тебе. Сам-то плох. Если удастся вместо него Черненко протащить, то тогда мы в большом порядке будем. Ну а если главный чекист придет, тогда времена суровые настанут.

— Все сделаю, Матвей Кузьмич.

— Ну что твой журналист?

— Пока не знаю.

— И не узнаешь, меньше бабу свою слушай. Ты же бывший чекист. Как мне стало известно, сидит он тихо в детской спортсекции и нос высунуть боится. Пусть работает. Потом поможем ему, такой парень нам вполне сгодиться может. Ну иди, а то у меня дел невпроворот.

В машине Шорин распустил узел галстука, расстегнул воротничок. Вот же сука зажравшаяся, двести тысяч получил и хоть бы глазом моргнул. Восемьсот кусков в год он от Шорина имеет да плюс редкие украшения. Одного Фаберже за это время несчитано получил, и все ему мало.

Интересно, куда он деньги девает? Детей нет. Жена умерла. Любовница? Вряд ли. Это бы Шорин непременно узнал. А может быть, мальчики? Нет, вряд ли. Слишком уж Рытов о своем имидже печется. Есть у него баба. Есть. Только вот кто?

* * *

Сегодня Ельцов проводил спарринги. На ринг впервые должны были выйти шесть новичков. Юрий тщательно подбирал пары. Противники были приблизительно равными. Правда, у каждого имелись свои недостатки, но они устранятся в будущей работе.

Первыми нырнули под канат два неплохих пацана Коля и Алик. Защитные шлемы делали их похожими на инопланетян. Алик часто дышал, шмыгал носом, волновался, а Коля был флегматичен и спокоен. Но Юрий знал, что за видимым спокойствием скрывается некая, правда пока ни на чем не обоснованная, уверенность в собственной силе.

Действительно, Коля был прекрасно физически развит, но это одновременно становилось и его слабым звеном. У него были тяжелые ноги. Парень малоподвижен, а это один из самых больших недостатков боксера.