Зло
Шрифт:
Короче говоря, пребывание под арестом превращалось в один растянутый праздник чтения.
Эрик составил для себя некую схему. Первые часы он отводил на сон, как и все другие, то есть спал с шести до десяти. Время от времени его, естественно, будил дежурный член совета, угрожая, в конце концов всё более устало, дополнительным наказанием за сон под арестом.
Далее вплоть до обеда он занимался математикой и предметами, где его успехи оставляли желать лучшего. Остаток дня уходил на чтение для удовольствия. А вечера на плавание — перед тем как идти спать.
Настроение вокруг него изменилось, по крайней мере, в его собственном понимании. Потому что после случая с вызовом в квадрат префекта и вице-префекта он получал
«Привет, командиры, пошли в квадрат, разомнёмся!» — поддразнивал он, хохоча, обнажая свои всё ещё не понёсшие потерь зубы. Одноклассники не без сочувствия ухмылялись.
Учителя, в свою очередь, отмечая его усердие и успехи, не упускали случая дружественно поострить насчет пользы заточения а также идеи, что, пожалуй, стоило бы запереть весь класс на выходные, чтобы добиться хоть какого-то результата. И они же при первой возможности вставали на сторону Эрика, когда дело касалось конфликтов с советом по вопросу, что должно считаться учебниками или книгами, однозначно «имеющими отношение», а что следует отнести к «развлекаловке». В конце концов получилось, что не подходят лишь порнографические издания и английский классик-гомосексуалист. Дежурный член совета даже перестал обыскивать толстую сумку Эрика, прежде чем тому предстояло отправляться под арест.
Это начало напоминать маленькую трещину в системе.
К тому же заметно уменьшилось количество упражнений по избиению в квадрате. Подобной ситуации не мог припомнить никто из учеников реальной школы. Казалось, это испытание вообще выпало из списка по-настоящему мужских поступков.
Но, естественно, что-то подобное всё равно случалось время от времени. Первые два раза после собственной битвы Эрик не пошёл смотреть представление. Подумал, что ему будет противно.
Но однажды в конце октября он всё-таки не удержался и смешался с публикой. Его все-таки тянуло туда как магнитом.
На этот раз Левенхойзен и ещё один его одноклассник собирались проучить худощавого паренька из реальной школы. Что он натворил, доподлинно не было известно. Судя по слухам, адресовал старшему своего стола Левенхойзену весьма дерзкую реплику. Дескать, ежели тому так хочется задраться, то мог бы и принять публичный вызов одного парня из реальной школы.
Эрик отчасти чувствовал свою вину в грядущем избиении.
Левенхойзен и его товарищ начали довольно легко, награждая с двух сторон пощечинами юного школяра, который едва пытался защищаться.
«Как волки, — подумал Эрик. — И он тоже. Пытается предложить обнажённое горло в надежде, что бой прекратится. Но здесь это не пройдёт. Чтобы не стать крысой, ему требуется выдержать приличную трёпку, прежде чем выползти из квадрата. А уж они постараются от всей души».
Левенхойзен и его товарищ дрались неуклюже и глупо. Действуя кулаками, они промахивались или через раз смазывали по касательной, хотя их жертва едва защищалась. В конце концов, придя в отчаяние, школяр неистово двинул Левенхойзена по физиономии, хотя такое попадание несложно было предугадать. Тут гимназист пришёл в ярость! Потеряв всякое самообладание, набросился на мальца с боковыми ударами. Тот инстинктивно начал уклоняться, так что доставалось, главным образом, плечам или даже спине. В общем, финал это не приближало. Но в результате Левенхойзен просто устал и остановился перевести дыхание. Тут и вступил в дело его партнер.
Кандидат на избиение стоял, наклонившись вперёд, по-идиотски открытый для атак со всех сторон. Партнер подобрался к нему и ударил сперва коленом в лицо, а потом, когда парень разогнулся, двинул кулаком в живот. Бедняга подогнул колени и заныл, но пока не уползал из квадрата. Тогда Левенхойзен подскочил и начал бить ногами. Парень сложился вперёд, так что почти лежал, а Левенхойзен продолжал
свое грязное дело, крича о трусости, крысе и хорошем уроке для того, кто напрасно раскрывает рот.Все это смахивало на плохую корриду с быком, который рухнул под ударами престарелых и малоискусных пикадоров и тореро, уже давно расставшихся с мечтой об открытии праздника в Севилье.
В конце концов парень естественно выполз из квадрата. Его кровоточащие раны, насколько Эрик мог судить, не были опасными, и, вероятно даже, ничего не требовалось зашивать. И плакал он наверняка больше от унижения, чем от боли. Он лежал, всхлипывая, внизу у бетонной плиты, когда Левенхойзен в победном экстазе подошёл к краю квадрата со стороны публики из реальной школы.
«Так будет с каждым, кто позволит себе тявкать на старших, знайте это!» — крикнул он с триумфом.
«Может, ещё кто-то хочет…» — продолжил Левенхойзен, и одновременно создалось впечатление, что он чуть ли не прикусил себе язык. Эрик мгновенно воспользовался шансом.
«Да, разумеется, Левенхойзен, я готов!» — крикнул он из толпы учеников реальной школы с самой вершины холма.
После коротких мгновений тишины послышались смешки среди окружавших его парней. Левенхойзен замер, как будто его превратили в каменную статую.
«Ну!» — крикнул Эрик.
Смешки превратились в смех. Сначала ржали несколько мальцов, но скоро холм сотрясался от рева всей реальной школы. Даже парень, только что получивший трёпку, встал и хихикал, шмыгая носом.
Эрик взвесил варианты. Он мог бы пробраться сквозь толпу вниз и шагнуть в квадрат. Тогда, вероятно, Левенхойзену с товарищем пришлось бы остаться, а Эрику — поколотить обоих. Но тут таилось что-то очень неприятное. По многим причинам казалось невозможным повторять предыдущую битву. Интуиция подсказывала ошибочность подобного продолжения.
Или товарищ смылся бы, и волнующая идея столкновения отпала сама собой, а встреча на ринге вылилась в обмен «любезностями».
Но, как определил для себя Эрик, лучшая альтернатива состояла в том, чтобы заставить Левенхойзена отступить на глазах зрителей.
«Эй! — крикнул Эрик снова. — Мне показалось, что некая крыса, слышишь, Левенхойзен, КРЫ-СА, затеяла дать взбучку кому-нибудь из реальной школы. Я перед тобой, только позови, и я приду. Поторопись, Левенхойзен, маленькая крыса, я дрожу от нетерпения!»
Смех волнами обрушился на Левенхойзена. Даже публика из гимназии оказалась бессердечной настолько, что возможность развлечься поставила выше чести своего соученика.
«Ах, чёрт, мы займёмся этим в другой раз», — пробормотал Левенхойзен достаточно громко и без особой убеждённости в голосе.
А потом он убрался из квадрата под аккомпанемент смеха и издевательских криков о крысе. Эрик остался очень доволен. Это выглядело гораздо лучше, чем выигранный бой. Совету предстояло стать предметом насмешек, лучше и не придумаешь. И тогда…
И что, собственно, могло случиться тогда? Эта идея чего-то стоила, пришло в голову Эрику. Здесь было над чем поработать.
Я полагаю, ты должен наплевать на это, Эрик. Зачем, собственно, забивать голову такими идиотами, зачем вообще волноваться в твоём положении? Ты ловко поступил с Левенхойзеном и ещё больше упрочил свои позиции. Понятно, что никто никогда не потащит тебя в квадрат, пока ты ходишь в эту школу. И ты можешь избежать всех горчичников и прочего в столовой, и они не могут угрожать тебе более чем арестом. Ты уже победил в определенном смысле, тебе бесспорно пришлось заплатить какую-то цену за свою победу всеми лишениями выходных. Но ведь вполне можно использовать время под замком для учёбы, поскольку ты всё равно помешан на спорте и тренируешься так много вечерами. Да и потом, если вспомнить о твоём нежелании ездить домой, все выглядит не столь и трагично.