Злобный босс, пиджак и Танечка

А что это мы так глазками забегали? Не убрано? Бюстгальтеры на стульях валяются, а я типа ее бюстгальтеров ни разу не видел?

— Нет. Сегодня. Он мне срочно нужен, — заявил я, но отступил. — Принесешь сама.

— Именно сегодня?

— А что, он в таком состоянии, что прямо сейчас не реанимируешь? Что ты там вытворяла с моим любимым пиджаком?! — я показушно прижал ладони к щекам.

— Ничего я такого не вытворяла! — Таня сверкнула глазами. — Хорошо, сегодня занесу.

— Вот и славненько, — я уступил ей проход и отправился восвояси. — Заодно и поужинаем вместе. Раз уж я из нас единственный, кто умеет готовить.

Не остановился, чтобы ее взгляд оценить.

Таня как-то не особенно спешила. Точно, что ли, над пиджаком моим напоследок надругаться решила? Но я пока не паниковал — закончу с ужином, да к ней завалюсь, если у бедняжки чувство самосохранения отказало. Однако она все же пришла, когда я заканчивал. Протянула мне пакет: принюхалась в направлении кухни — а то! Я же знал, по каким рецепторам бить голодающих.

Вынул пиджак. Здорово, старый друг, давно не виделись, а о наших тайных встречах Танечка не догадывается — узнала бы, убила на месте, обоих. встряхнул, натянул на себя поверх домашней футболки. И заметил через отражение в зеркале, как она смотрит. Напряглась, губу закусила и отвернулась, будто бы неинтересно ей. Странная реакция, если честно. Это ей очень не нравимся мы с пиджаком или, наоборот, очень нравимся? Хотя на данный момент меня устраивало любое отсутствие равнодушия. Не стал снимать — все же отличная вещь, удобная, а Тане только полезно не в своей тарелке побывать.

подтолкнул в сторону кухни. Отметил про себя, что не сопротивляется — я вовремя ее прикормил. Но оказалось, что она просто хотела поговорить. И начала сразу, как только заняла место за столом:

— Андрей, я все не могу выкинуть из головы твоего отца. Вот честно тебе скажу, когда он позвонит — я не сдержусь и вылью на него все, что думаю! И будь что будет.

– — Так выливай, — одобрил я, хотя мне не нравилось, как она хмурится. Места себе из-за этого не находит, переживает.

— Выпью! — повторила она, а потом добавила менее уверенно: — Или нет. Не смогу, наверное... Знаешь, Андрей, я и тебе помочь хочу, но тебе я только на работе и могу помогать — нет лучшего способа доказать, что он был неправ на твой счет, — это предъявить результаты, к которым придраться невозможно. Никак ты в этой войне иначе не победишь.

Как ни прискорбно было признавать, но она права:

— Да, об этом мы с тобой уже договорились. И, если честно, я рад, что ты будешь на моей стороне. С такой двинутой на порядке занудой я, по крайней мере, могу быть уверенным в тылах. А это важный факт. Возможно, самый важный из всех.

Она задумчиво кивнула:

— А личное — оно личным и остается. Зацепило меня, конечно, так и подрывает — позвонить и на место поставить. И пусть он хоть ядом захлебнется, хоть вообще мне жизни не даст, но на душе полегчает. Да вот только я тогда рискую, что мой папа узнает, твой вряд ли с ним церемониться будет, когда я его всерьез разозлю.

И вспоминаю мелочи какие-то, которые совсем не мелочи. Ты знаешь, что твой отец с похоронами мамы помогал? Папа тогда просто на части развалился, один с тремя детьми остался — и пусть мы почти взрослыми были, но до того времени он всегда был на работе, даже подхода к нам не знал. И, — она надолго погрузилась в себя, — я хорошо помню, что Владимир Александрович тогда заявился. Громко так говорил, мы все вздрагивали после долгой тишины, все хлопоты на себя взял, даже родню из других городов сам обзванивал. Вот зачем он это делал, если это просто секретарь, которого он за человека не считает?

Я в общих чертах был в курсе истории, но точного ответа не знал:

— Не преувеличивай. Твоего отца он все же уважал и должное ему отдавал.

— Ну да, — Таня скривилась. — Вот только настоящее его отношение выяснилось, когда речь обо мне зашла. Нет, Андрей, я никогда со своим папой так не поступлю.

Пусть до гробовой доски заблуждается, что его бывший начальник — самый прекрасный человек на свете.

И с этим я вынужден был согласиться. Если уж начистоту, то и сам не мог объяснить, почему вдруг отец начал таким цинизмом извергаться. Может, это от сидения дома и отсутствия забот? Раньше, когда вся злость на конкурентов и новые законы уходила, он настолько отъявленным негодяем в бытовом общении не выглядел.

— Эй! — голос Тани изменился. — Ты побольше, побольше накладывай! Куда тебе одному столько?

Усмехнулся и переложил на ее тарелку еще кусок мяса. Но принял недовольный вид и грохнул блюдом перед ней:

— Приятного аппетита, наглая. Завтра на ужин придешь?

— А приду, — она будто сама своему ответу удивилась. — Не хотела до последнего признаваться, но от некоторых твоих талантов у меня слюни текут.

— Это ты меня еще голым не видела. Хотя подожди-ка, видела же! Теперь признание звучит полно.

— Кулинарных талантов! — спешно объяснила, чтобы я более приятных выводов сделать не успел. — Вот и думаю, а почему бы и не воспользоваться, раз ты теперь мой сосед, и мы с тобой против твоего отца дружим! Корми, корми меня полностью, господин начальник, я тогда в офисе еще усерднее работать буду!

деланно вздохнул. Хотя все же жаль, что эта бестия только одну мою сторону разглядела и впечатлилась. Я вот уже все ее стороны разглядеть успел. Это потому, что я более сообразительный.

Гостья задерживаться не стала, но у меня и повода не было ее останавливать.

Однако после того как дверь за ней закрыл, задумался. Все же неприятно с отцом выходит — делает он, а стыдно мне. Быстро переоделся и решил навестить родителей.

Мама, как всегда, летела навстречу первой и не скрывала беспокойства:

— Андрюша? Что-то случилось, раз ты так поздно?

обнял ее и шепнул на ухо:

— Ругаться пришел. И мне нужна твоя поддержка как никогда.

— Ругаться про Таню? — сразу сообразила она. Дождалась моего кивка и скисла:

— Андрей, я давно чувствую, что ты к ней очень серьезен. Но вряд ли в моих силах переубедить твоего отца... Впервые в жизни мы настолько сильно расходимся во мнениях! Так что ты давай сам, сам, — и развернула от себя, услышав шаги мужа.

Церемониться настроения не нашлось, потому я сразу зашагал в кабинет. Мама тоже последовала за нами и прикрыла дверь. Села в дальнее кресло, дрожащие пальцы на коленях сложила. Ей сейчас совсем непросто: между двумя самыми любимыми людьми намечается раскол, какого еще не было. Никакие наши предыдущие споры с этой катастрофой не сравнятся. Но и молчать я больше не мог, даже расстраивая ее. Мы с отцом остались стоять друг напротив друга. Я старался говорить спокойно:

— Ты знал, что Таня была со мной, когда говорил те гадости.

— Знал, — он не стал отрицать. — И потому очень правильно выбирал каждое слово! О, я бы и больше сказал, да пожалел бедняжку.

Меня от нервов начало колотить.

— Какое право ты имеешь лезть в мои отношения? Фирму ты организовал, она твоя — так забирай! Я никогда на эту должность не рвался!

Отец отступил и выглядел немного растерянным. Тоже, наверное, злился, но у него опыта в трудных разговорах побольше моего, вот он и держится за равнодушную уверенность:

— Не могу, сам знаешь. И не надо мне тут ультиматумов, Андрей! Ваши с Таней отношения меня не касаются, пока они ограничиваются рамками офисных. Я всего лишь вмешался, когда вы сами границу нарушили. А к твоей работе у меня претензий все меньше. Так что не пори этот бред, ты справляешься лучше, чем справлялся в твои годы я.