Злодей
Шрифт:
Мне казалось, что я уже видела Генри взбешенным.
Но я ошибалась.
Его лицо потемнело от ярости, когда он оскалился на Дика.
— Шантаж, Дикки-бой? Ты так облажался. — Он бросил на меня быстрый взгляд. — Ты в порядке?
Я сердито посмотрела на них обоих.
— Как долго ты там стоял?
— Я все слышал. — Он снова повернулся к Дику. — И она права. Тебе конец. Кто-то был очень плохим боссом.
У меня свело живот.
Он позволил Дику прижимать меня к стене все это время?
Он должен был оторвать от меня этого ублюдка, как только увидел, что тот делает, а не подслушивать!
Да,
Я никак не могла смириться с тем, что Лексингтон стоял и смотрел, как Дик нападает на меня, и не сделал ничего, чтобы остановить это, пока не узнал, что я невиновна в преступлениях против его друга.
С меня хватит. Их обоих.
Поэтому я развернулась и ушла, надеясь, что они будут рвать друг друга на части, пока от них ничего не останется.
Достаточно сказать, что в ту ночь я почти не спала. Я колебалась между ужасом, гадая, сколько времени понадобилось бы мне или какому-нибудь незнакомому человеку, чтобы спасти меня от нападения Дика в ресторане, и беспокойством о моем будущем. Когда закрыла глаза, услышала, как Дик назвал меня шлюхой, и снова чувствовала его тело на своем. Меня передергивало, и я распахивала глаза в темноте. Лишь открывая глаза я помнила, что теперь в безопасности. Оставаясь же на этой работе, я никогда не буду в безопасности. Несмотря на гнев на Генри за признание, что он ждал слов, которые хотел услышать, прежде чем спасти меня, пришло облегчение. Наконец-то у меня появился свидетель домогательств Дика. Если дело дрянь, надеюсь, у меня будут показания Генри. А значит, когда, или если мне придется уйти, моя карьера останется незапятнанной.
Так что, появившись на работе на следующее утро, могу добавить — выглядя ужасно, я была полна решимости уйти.
Однако вскоре стало ясно, что с моей стороны в таких радикальных действиях не было необходимости.
— Ты уже слышала? — Барбара подошла ко мне, как только я вошла.
— О чем?
— О Дике.
Сердце бешено заколотилось в груди.
— И что с ним?
— Его уволили. Судя по всему, арестовали прошлой ночью. Поймали на камеру, когда он подсыпал «Рогипнол» в напиток девушки в частном ночном клубе в прошлом месяце.
— Что? — удивилась я. —Каким образом?
— Очевидно, ночной клуб «потерял» запись, а потом она чудесным образом появилась.
— Чудесным образом, — пробормотала я.
Или не таким уж чудесным.
Мой частный детектив ничего не нашел, но, по-видимому, сыщик Лексингтона был лучше моего.
— Я буду руководить шоу, пока они не пришлют нам нового парня.
— Рада это слышать.
И неожиданно даже для самой себя, я обняла ее. Барбара напряглась от удивления, а потом обняла меня в ответ.
— Милая, ты в порядке?
Беспомощность, которую я чувствовала последние несколько недель, вновь нахлынувшие стыд и чувство вины, усталость и, конечно же, страх — все это сгустилось во мне и вышло из-под контроля. Слезы наполнили глаза, и рыдание вырвалось прежде, чем я смогла остановить его.
— Надия? — Барбара отстранилась, бросила
на меня быстрый взгляд и потянула в конференц-зал, намереваясь найти там немного уединения. — Дик что-то с тобой сделал?Рассказать ей что-то, означало бы рассказать о Каррауэйе, а я не имела на это права. Я смахнула слезы.
— Я его ненавидела.
— Милая, я никогда не видела, чтобы ты плакала. Тут должно быть что-то еще.
Я пожала плечами, решив сказать полуправду.
— Он вел себя все более непристойно. А вчера за ланчем с Митчеллом Монтгомери... они… — Вспомнив, пролила еще больше слез. — Я чувствовала себя ничтожеством. Куском задницы. Находясь там, позволяя им говорить со мной подобным образом, я чувствовала, что даю им разрешение делать со мной все, что они хотят. И это меня напугало. Я собиралась уволиться сегодня утром.
— О, милая. — Барбара снова обняла меня. — Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось, хорошо? И в следующий раз, — она отстранилась и строго посмотрела мне в глаза, — ты мне все расскажешь. В нашей работе все еще осталось несколько гнилых яблок, и иногда это очень тяжело для нас, женщин. Мы должны держаться вместе. Ладно? Обещай мне.
И тут я поняла, что мои слезы были от облегчения. Я обмякла.
— Я так рада, что он ушел.
— Я тоже. Теперь мы можем вернуться к нормальной жизни.
— Надеюсь, следующий босс не будет ослом.
— Мы можем только надеяться, — сухо сказала она, потрепав меня по подбородку. — А теперь займись прической и макияжем. Мне жаль это говорить, милая, но ты выглядишь так, будто не спала тысячу лет и тебя тащили через живую изгородь.
— И чувствую себя так же.
Пока шла в гримерку, я поняла, что мне нужно было выплакаться, чтобы выпустить эмоции. Я все еще чувствовала себя измученной, но облегчение постепенно овладевало мной, и шаги стали легче, чем за последние недели. Пока не зазвонил мой телефон. Когда я увидела знакомый номер, новое чувство решимости пробежало у меня по спине. Впервые с тех пор, как он снова начал звонить, я ответила:
— Я не играю в недотрогу. И не хочу ничего слышать от тебя. Никогда. Я меняю номер.
Повесив трубку, сделала мысленную заметку получить новый номер сегодня после работы.
Мой метеорологический отчет был закончен, а метеорологические карты отправлены людям, отвечающим за зеленый экран, когда Люси из приемной позвонила, чтобы сообщить, Генри Лексингтон здесь, чтобы увидеть меня.
Я взглянула на часы. Сейчас шесть утра, мой эфир через час. Но все же расправила плечи. Лучше покончить с этим сейчас. Я велела Люси привести его в конференц-зал номер один, где ждала его, чтобы поговорить наедине.
Генри вошел в конференц-зал, и Люси закрыла за собой дверь. Как всегда, Лексингтон, казалось, заполнил всю комнату. Я старалась вести себя спокойно и непринужденно, прислонившись к столу для совещаний и скрестив ноги. Его взгляд остановился на моем лице, и в нем сквозило беспокойство.
Слишком мало и слишком поздно.
— Если ты здесь для того, чтобы проверить, не обнародовала ли я эту историю, можешь быть уверен — нет. Ты же слышал, как я сказала это Дику вчера вечером, да?
Генри кивнул и осторожно шагнул ко мне.