Злои? наследник

Я следовал за ней, но не слишком близко. Мэллори всегда была мудрой и осторожной, и я не мог представить, чтобы что-то в ее жизни успокоило ее настолько, чтобы она утратила этот инстинкт. Она хорошо распознавала хищников, хотя, когда дело касалось меня, Мэллори всегда находила оправдания. Она была слепа к темноте, живущей внутри меня.

Мне было интересно, сколько времени пройдет, прежде чем она поймет, что я уже не тот Кирилл, которого она любила.

Она была упрямой и волевой, полной самолюбия и гордости. Я разрушу ее по кусочкам, но только не ее тело - не там, где это было бы видно. Ее тело принадлежало мне. Может, она и разгуливала с ним повсюду, но оно было моим. Я сделаю ее зависимой от меня, чтобы она никогда не думала о расставании со мной. Она будет нуждаться во мне так же сильно, как я в ней, и мы станем свободны от оков общественного мнения о приемлемой любви. Став Черновым, я понял, что правила существуют не для всех, и лишь немногие из них применимы ко мне.

В своем мире я был королем, а король брал, кого и что хотел. Я родился с желанием заполучить мою Молли, и таким же умру. Я хотел ее с каждым вздохом, и это никогда не изменится.

Я наблюдал за ней, пока она шла, оставаясь в тени. Я мог бы легко следовать за ней с закрытыми глазами. Тяга к ней вела меня.

Она шла, сгорбив плечи, защищаясь от холода. Это должно было выглядеть жалко, но все было наоборот. После всего этого времени моя Мэллори оставалась сильной. Монстр внутри меня был удовлетворен этим осознанием. Заставить её подчиниться моей воле будет гораздо приятнее, если она ответит борьбой. Возможно, ее огонь сможет согреть лед, образовавшийся вокруг моего сердца.

Я легко держался в тени. Когда живешь в ней так долго, оставаться там легче, чем выходить на свет. Мэллори уверенно прокладывала себе путь по улицам. Я чувствовал непреодолимое желание подойти поближе. Ее длинные белокурые волосы были заправлены сзади под пальто. Жаль, что я не мог подойти достаточно близко, чтобы коснуться этих длинных, ниспадающих локонов и распустить их. Я хотел намотать пряди на кулак и наклонить ее голову к своей. Я хотел увидеть потрясение в ее глазах, когда она узнает меня. Мне нравилась мысль об ее удивлении и шоке, когда она поймет, что я больше не тот мужчина, которого она знала. Нет, не нравилась - это делало меня твердым как камень. Я шел по улицам позади нее, тщательно скрывая свой волчий запах от маленького кролика, спешащего домой впереди меня.

Еще нет, Молли. Еще нет.

Но скоро.

После того, как она вошла в свою квартиру на пятом этаже, я ждал ровно час. По словам Макса, ее дерьмового отца не было внутри, хотя технически он жил с ней. Я не беспокоился о Генри. Чем скорее я его увижу, тем быстрее смогу покончить с ним. Однако я еще не был готов к тому, что Мэллори узнает о том, что я нашел ее.

На ее двери было нелепое подобие замка, который я вскрыл ровно за три секунды. Его нужно было заменить. Я не мог допустить, чтобы кто-то другой пришел сюда и навредил ей, когда я только нашел ее. Причинять боль Мэллори - это была привилегия, которую я заслужил. Только я.

К тому же, мрачно подумал я, входя в ее маленькую, убогую квартирку, Мэллори принадлежала мне, и никому не позволено трогать моё.

Я двинулся к ее комнате как одержимый. Я мог слышать ее запах здесь. Каким-то образом, несмотря на прошедшие годы, аромат ее кожи остался в моей голове, совершенный и нетронутый. Я взломал замок на двери ее спальни и бесшумно толкнул ее. Она лежала, свернувшись калачиком под тонким пледом. Вместо шторы на окне была простыня. Слабое утреннее солнце пробивалось сквозь нее, освещая комнату достаточно, чтобы я смог пройти впереди и встать над Молли. Вид ее бедности привел меня в ярость. Я украшу ее клетку самыми лучшими вещами, какие только можно купить за деньги. Она не будет ни в чем нуждаться, кроме своей свободы.

Я знал, что Молли не проснется. Она всегда крепко спала, но я не хотел рисковать. Медленно действующая таблетка снотворного в бутылке с водой, которую я попросил Рафаэля Наварро дать ей в конце смены, гарантировала, что она не очнется.

Рафаэль был вторым сыном могущественного главы мексиканского картеля Луиса Наварро. Его старший брат, Габриэль, был не из тех, кому можно легко перейти дорогу, и я не собирался этого делать. Босс братвы - или, в моем случае, наследник братвы - не входил на территорию конкурирующей семьи ни с какой другой целью, кроме как развязать войну. Поэтому я дал поручение Максу, моему помощнику, поговорить с Рафаэлем о Мэллори и предупредить, что я скоро заберу ее из его рук. Не существовало ничего, чего нельзя было бы добиться обещанием будущей услуги и гарантией свободы действия среди единомышленников. Моя Мэллори была всего в нескольких днях от того, чтобы обнаружить, что все двери в ее жизни закрываются перед ней, а быстро сужающийся туннель ведет только в одном направлении - ко мне и клетке, которую я для нее приготовил.

Мои мысли задержались на прозвище, которое я дал женщине, лежащей подо мной невинной и уязвимой. Молли.

Я наклонился. Не смог удержаться. Слегка коснувшись ее руки, я замер в ожидании её реакции. Когда она не проснулась, я позволил своей ладони скользнуть к ее щеке. Она лежала, укутавшись, как бездомная, температура в комнате была ненамного выше, чем на улице. Я дотронулся до ее скулы и обвел пальцами челюсть, представляя, каково это - сомкнуть кулак на её шее и разбудить её. Тогда не придется ждать или играть с едой. Я бы разбудил ее и овладел ею одновременно. К восходу солнца она была бы заперта в своем новом доме и принадлежала бы мне всеми возможными способами.

Но нет, я слишком долго ждал, чтобы спешить. Сломить бунтарский дух Мэллори будет нелегко, если она хоть немного похожа на себя прежнюю. Я оглядел ее лачугу. С другой стороны, возможно, мир уже сломал ее. Время покажет. Несмотря ни на что, дни свободы Мэллори Мэдисон были сочтены.

Ее кожа была такой мягкой и теплой, что это делало мою долгую изоляцию и холодную жизнь еще более мучительной. Когда отец сделал из меня настоящего Чернова, внутри образовался лед, и ничто не могло его растопить.

Я провел пальцем по ее рту, слегка касаясь сладких губ. Темное возбуждение охватило меня, когда я протолкнул внутрь большой палец, и ее язык инстинктивно прошелся по кончику, как будто она пососала его. Мне нравилось чувствовать какую-то частичку себя внутри нее.

Когда я уже собирался убрать руку, она что-то пробормотала во сне и уткнулась лицом прямо в мою ладонь. Ее горячее дыхание обожгло меня, а мягкие губы коснулись моей плоти, когда она прошептала одно слово. Оно было слишком тихим и я бы не расслышал, если бы не тишина раннего утра.

— Кирилл.

Я отпрянул назад, как будто она укусила меня, сердце бешено колотилось. Это было напоминание о том, что в моей грудной клетке все еще находилось нечто живое. Мое сердце пульсировало как фантомная конечность в течение многих лет, и я почти забыл о его существовании. Я вернулся в гостиную, голова кружилась от ее запаха, ощущения ее кожи и звука моего имени на ее губах.

Справа от меня показалась ванная комната. Я вошел, скривив губы от черной плесени на плитке и дешевых отслаивающихся обоев. Мэллори вдыхала это ежедневно. Эта мысль разозлила меня еще больше. На раковине лежал использованный тюбик зубной пасты с отрезанным концом и маленькая розовая зубная щетка с истрепанной щетиной. Корзина для белья оказалась более интригующим кладом. На самом верху лежала пара серых хлопковых трусиков. Я потянулся за ними и, прежде, чем успел остановить себя, прижал их к носу.

Я вдохнул тайный, личный запах Молли и чуть не кончил в штаны. Черт, я был как наркоман, наконец-то получивший дозу после долгих лет ломки. Я подумывал сбросить брюки и использовать ее невинные, уродливые трусики, чтобы кончить, но это могло бы испортить мне игру, если бы она их нашла. Было слишком рано. Однако мне пришлось поправить себя, потому что мой стояк так сильно давил на ремень, что грозил проткнуть кожу. Когда я убрал руку, преякулят, обильно вытекающий из головки, покрыл мой палец. Я вернулся к ее зубной щетке и втер свое семя в щетинки. Ее тело нужно подготовить к тому, что я буду владеть им. Мысль о том, что она неосознанно проглотит эту маленькую часть меня, заставила темное и извращенное желание прожечь во мне горячую дорожку.