Злом за зло (Драконоборец - dark edition)

— Все правда.

— Э… что?

— Все.

— Но как такое может быть?

— Так и может. Если люди верят, что демиурги создали водяной шар, а потом на него шмякнулся исполинский дракон, — это правда. Если люди верят, что мир находится на вершине великого дерева, выросшего из сердцевины вселенной, — это правда. Если люди верят, что мир плосок, а солнце и луна поднимаются на небосвод, толкаемые вселенскими гигантами, прячущимися за горизонтом, — это правда. Если люди верят, что за вратами смерти их ожидает загробный мир, пусть хоть этих миров будет миллион, по одному для каждого отдельно взятого народца — это тоже правда. Тобиус, для смертных параметры веры и истины не всегда совпадают, но для богов вера плавно и естественно перетекает в истину, пока есть кому верить. Прежде сказать что-то такое было бы для меня невозможно, ибо ангелы, особенно те, что из первого лика, неотъемлемы от Отца, и Его истина есть наша истина. Теперь я свободен от той связи и могу говорить правду.

— И тебе ее не хватает, этой связи? — Тобиус произнес эти слова раньше, чем успел себя остановить, и одна из светлых фигурок под командованием демона споткнулась и упала, не завершив хода.

— Больше всего на свете, — свистящим шепотом ответил Агларемнон. — Ты не против, если я перехожу?

Возможно, неосторожные слова повлияли на ритм игры, а возможно, просто пришло время перейти из того, что Тобиус про себя обозвал "бодрым стояловом" к бою, но дальше игра ожила. Отряды столкнулись, фигуры одна за другой отправлялись вон с доски, боевые построения рушились и перерождались, Талбот Гневливый и Агларемнон сцепись насмерть, а Тобиусу оставалось служить немым исполнителем планов архимага, поэтому когда "бойня" вдруг прекратилась, он не сразу понял, что произошло.

— Утро пришло, о, милый друг, — почти нежно улыбнулся демон, откидываясь на камень как на спинку удобного кресла, — ты продержался порядка семи часов. Для человека это поистине великое достижение. Какая сноровка! Какая сосредоточенность!

Тобиус осмотрелся и с удивлением понял, что сквозь прохладный поутру лесной воздух уже скупо сочатся багряные лучи утреннего солнца. Появилась свежесть, которой он прежде не замечал, голова, потяжелевшая за бессонную ночь, слегка прояснилась, и на краткий миг ему стало спокойно и хорошо, словно он родился заново, сбросил все ноши, крепившиеся к его душе мясницкими крюками, всех простил и сам получил прощение. Это чувство являлось тем, о чем все люди мечтали, сами о том не подозревая, и подобно красоте бабочки, оно было мимолетно.

— Сабина Летье свободна? — как-то по-старчески скрипнул серый магистр.

— От моих притязаний — да, свободна. Более того, ее брат останется живым и здоровым отныне и впредь.

— Как милосердно.

— Еще как милосердно, Тобиус! Я хоть и демон, но не злодей во всей этой истории.

— А кто же тогда?

— Ну, — Агларемнон пожал широченными плечами, — можно сказать, что сама Сабина, хотя мне трудно винить ее. Бедная девочка недолюбливала брата, ставшего в одночасье главным сокровищем мамы и папы. Ей было велено присматривать за ним…

— Но она недоглядела. Корова искалечила мальчишку, а его сестру так беспощадно мучила совесть, что она, чистая душа, решила связаться с Пеклом. Мне лишь интересно — за чем из этого всего стоял ты?

— Только за тем, чтобы обеспечить ей связь со мной. Через посредника, разумеется. Увы, благодаря стараниям Церкви, знаниями о том, как вызывать демонов в Валемар, мало кто обладает, приходится использовать слуг. Но только тут я позволил себе вмешаться. Не думаешь же ты, Тобиус, что князь Пекла будет науськивать на ребенка корову? Это как-то даже несмешно.

— Я думаю, что демоны, — он сделал ударение на этом слове, будто забыв о том, что мыши не стоит дерзить змее, — всегда лгут.

Красивые полные губы Агларемнона, которым бы позавидовали первые красавицы рода человеческого, скривились в некоем подобии брезгливого недовольства.

— Кто бы говорил о честности! Ха! Талбот Гневливый в твоей голове сможет довести эту блестящую партию до конца, или же он все-таки выдохся?

— Он знает, Тобиус.

— Конечно, я знаю! Знание было моим ремеслом на протяжении вечности! Ибо есть три лика ангельских, и первый из них Воплощениями зовется, и три ранга в нем, где и Длани, и Гласы, и Зерцала! И Гласы из них — те, что волю Его распространяют, дабы была власть Его на Земле и на Небе, и делами пророков ведают они и святыми предзнаменованиями!

— Я читал книгу, где это написано почти слово в слово. И хотя я содрогаюсь, думая о том, что князь Пекла устроил западню именно для меня, я не могу не спросить: зачем весь этот фарс?

Агларемнон поднялся с земли, стряхнул с гиматия несколько травинок и заложил могучие руки за спину. В неверном свете утра стало видно, что кожа его серая и отдает синевой, а еще Тобиус заметил, что кончики пальцев падшего ангела черны, словно обуглились в огне.

— Ты будешь доигрывать партию?

— Тобиус, это невозможно! Он играл не с нами, он играл нами! Если он действительно способен предсказывать, то игра с ним по определению не может быть честной!

— Нет.

— И правильно. Я играю в раджамауту со дня ее появления, и пока что никто меня не обыгрывал, но не потому, что я ловкий жулик, Талбот Гневливый, а потому, что эта игра — моя страсть, и я очень хорошо играю. Было приятно познакомиться, Тобиус Моль.

Падший Ангел неспешно побрел прочь, напевая под нос свои рифмы: "Мироздание накроет тьмы всевечной длань, кровью дщерей и сынов ты ей заплатишь дань…"

— А все-таки — зачем? — крикнул Тобиус в спину демону.

Огромная темная фигура исчезла, позволив грязи, сухим листьям, веткам и прочему лесному сору растечься и развалиться, но невидимые тяжелые руки легли на плечи мага, и голос Агларемнона зазвучал у самого его уха.

— Грядут времена больших перемен. Темные времена.

Волшебник понял, что наконец остался один. Ни тайно, ни явно его собеседник больше не присутствовал, и лишь доска с разбросанными вокруг фигурами свидетельствовала о том, что он все-таки был здесь этой ночью.

Из тела ушла вся сила, Тобиусу захотелось упасть на землю и закрыть глаза, как бывало раньше лишь после очень тяжелых и выматывающих битв. Все же он этого не сделал, а собрал куски янтаря в кожаный мешочек и спрятал в сумку. Туда же отправилась и доска, у которой, как оказалось, были крохотные латунные петельки, благодаря которым она складывалась вдвое.

Едва волоча ноги, опираясь на посох, маг побрел назад. Хотелось пить, но воли не хватало даже на то, чтобы вытянуть из воздуха немного влаги. Опаздывавшие последствия прошлой ночи становились все более явными, слабость завоевывала волшебника быстро и решительно, чему не стоило удивляться. Демоны были естественными и самыми опасными врагами рода людского, и ничто, связанное с ними, не могло пойти людям на пользу. Само их присутствие вытягивало из смертных силы, а часто еще и внушало неконтролируемый страх.

Привал он смог сделать, лишь выбравшись к берегу лесного ручья, где опустился на замшелый камень, чтобы отдышаться. Прежде чем волшебник смог утолить жажду, внимание его привлек посторонний шум — кто-то неопытный, трещащий валежником, шуршащий опадом, пугающий утренних птах, двигался по лесу. Он был уже недалеко и скрываться даже не пытался, поскольку ярко-красный цвет одежды пресек бы любые подобные попытки на корню.

— Вот ведь ахоги полосатые, почти не опоздали.

Мужчина, несомненно, волшебник, судя по алому цвету мантии, тоже заметил Тобиуса и быстро направился к нему. Он был высок, крепко сложен и на вид совсем молод, тридцать пять — сорок лет; очень короткие черные волосы и длинная козлиная бородка. Серый магистр всмотрелся в лицо демонолога, узнал, пронеслась мысль: "Возмужал".