Злополучная красота, или Резидент снова в деле

– Катенька, дочка, прости пожалуйста. Не убивай. Я больше тебя никогда не обижу. Я исправлюсь, честно.

Девочка ничего не отвечала, а стояла и мысленно боролась со своим непреодолимым желанием закончить существование ненавистной ей женщины. Постепенно любовник затих, тело его обмякло. У Людмилы Витальевны получилось сбросить его на пол. Осторожно обойдя дочь стороной, она, так ничем не прикрываясь – вся в крови, выбежала на улицу с криками: «Помогите!»

Когда приехали сотрудники милиции и увидели то, что произошло, многим даже видавшим-виды стало не по себе. Девочка так и стояла посередине комнаты с ножом в руке, как маленький зверек, готовая в любой момент бросится на очередную жертву. С большим трудом милиционерам удалось отобрать у нее нож.

Когда, к ней приблизились с этой целью, Екатерина бросилась на ближайшего сотрудника, желая поразить его в то же самое место, куда чуть ранее воткнула клинок в маминого кавалера. Тому удалось увернуться, а девочка стала «метаться» по комнате, как сумасшедшая, размахивая орудием убийства, и не давая к себе приблизится. Когда, одному из служителей закона, все-таки посчастливилось схватить ее за руку, Катя, бешено извиваясь, всех кто был с ней рядом, стала кусать зубами и царапать ногтями. Пришлось ее связывать и колоть успокоительное.

После этого случая долгое время Екатерина лечилась в психиатрической клинике, а по выходе оттуда была определенна в детский дом в небольшом пригородном поселке. За время отсутствия девочки, было проведено расследование. Установлены факты жестокого обращения с дочерью, и принято решение изъять ее из семьи. Родители были лишены родительских прав, и заботу о воспитании ребенка взяло на себя государство.

Глава 6. Детский дом

Детский дом представлял собой красного цвета двухэтажное кирпичное строение, общей площадью не менее полутора тысяч квадратных метров. Его территория, где кроме отдельно стоящей кочегарки, располагались еще всевозможные хозяйственные постройки, была огорожена двухметровым металлическим забором, выполненным из сваренных между собой прутьев. Ворота были аналогичными, только чуть выше, и на стыке сходившиеся под конус. Они всегда были заперты, и покинуть территорию учреждения было практически невозможно.

Вот в это здание, и прибыла семилетняя Екатерина Ветрова. Встретила ее директор заведения – Злыднева Маргарита Павловна. На вид, она была очень строгой женщиной, по возрасту подходившей к пятидесяти годам. Зеленые глаза ее, из-под очков с толстыми линзами, «бросали» гневные взгляды. Вечно нахмуренный лоб говорил о том, что она давно уже смирилась со своей ролью наводить страх и ужас на своих подопечных. Пепельного цвета вьющиеся волосы были аккуратно уложены в короткую прическу: «каскад». Средняя полнота ее фигуры, также придавала образу величавость и внушала дополнительное уважение.

– Ну здравствуй, Екатерина, – строго начала знакомиться директриса, – Меня зовут Маргарита Павловна. Я здесь самая главная, и меня все слушаются. Также должна поступать и ты. Если ты проявишь себя воспитанной девочкой, то мы подружимся. Если же ты посчитаешь возможным, что можешь здесь что-то изменить, тогда жизнь твоя изменится, и ты познаешь всю тяжесть наших наказаний.

Катя молча слушала наставления, прекрасно понимая, что вряд ли ей здесь будет лучше, чем дома, но делать было нечего, судьба распорядилась таким образом, что ей теперь необходимо привыкать к новым невзгодам и лишениям. Между тем Злыднева продолжала, и видя безразличие Ветровой, спросила:

– Ты меня слушаешь?

– Да, Маргарита Павловна, конечно слушаю, – был четкий ответ девочки.

– Тогда я продолжу. Живем мы здесь по распорядку. Подъем в шесть утра. До шести часов десяти минут зарядка, затем до семи тридцати утренний туалет и уборка спален. Далее завтрак, и с восьми тридцати начинаются занятия, продолжающиеся до пятнадцати часов. В перерыве, в одиннадцать пятьдесят обед. По окончании занятий получасовой сон, после которого с пятнадцати тридцати и до восемнадцати тридцати самоподготовка. В перерыве, в шестнадцать часов полдник. После самоподготовки до девятнадцати часов ужин, за которым следует воспитательный час. С двадцати и до двадцати одного часа свободное время, потом подготовка ко сну, и вечерний туалет. В двадцать два часа – отбой. Все ли тебе деточка понятно?

– Да, Маргарита Павловна, мне все совершено ясно, – отвечала, не моргнув глазом, новенькая воспитанница.

– Хорошо, тогда иди устраивайся. Займешь койку на верхнем ярусе.

Подхватив свои небольшие пожитки, свернутые в узелок, Екатерина прошла в комнату, где было в один ряд установлено десять двухъярусных кроватей. Нижние койки были все заняты. Как оказалось, свободны были только две верхние, почти у самого входа. Девочка решила занять ту, что все же была подальше.

Время было только что послеобеденное. Все были на занятиях. Катя сложила свои вещи в тумбочку и осталась ждать остальных обитателей ее нового дома. Когда ее невольные соседки вернулись, то оказалось, что все они разных возрастов от шести до шестнадцати лет. К новенькой сразу же стали относится настороженно, никто не хотел брать ее в свою компанию.

Катю такое первоначальное обращение вполне устраивало, так как сама она, хоть и являлась довольно общительной, но в новом кругу чувствовала некое отчуждение.

Так прошел первый день. После ужина, закончив вечерний туалет, все обитатели детского дома стали укладываться спать. Когда все улеглись, и Екатерина закрыла глаза, собираясь отправиться в царство сновидений, она вдруг почувствовала, как непреодолимая сила тащит ее вниз с кровати вместе с одеялом. Оказавшись на полу, девочка поняла, что ее заворачивают в собственное покрывало. Она попыталась закричать, но тут же почувствовала, как ее тело стало принимать на себя многочисленные удары.

Пинали ее нещадно. Все обитатели комнаты, а было их восемнадцать человек, стремились – каждый внести свою лепту в истязание новенькой. Успокоились они только тогда, когда Катя перестала подавать какие-либо звуки, и стало очевидно, что она потеряла сознание.

Ее так и оставили на полу. С чувством «исполненного долга» ее мучители разошлись по своим местам и спокойно легли отдыхать, предавшись сновидениям. Ветрова лежала без чувств около трех часов, после чего придя в себя, кое-как забралась на свое место. Ей ужасно хотелось уснуть и хоть на время «уйти» от этой реальности, но сон не шел. Так она, мучаясь от боли и бессонницы, провалялась всю ночь.

Утром все встали, как ни в чем небывало. Екатерине ужасно хотелось рассказать о случившемся воспитателям, но она решила этого не делать, интуитивно предполагая, что это была ее проверка. Директриса, зная об обычае: принимать в свои ряды новеньких, через испытание, вызвала Ветрову к себе.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Злыднева, – Не болит ли у тебя чего? Может хочешь на что-нибудь пожаловаться.

– Чувствую я себя прекрасно, Маргарита Павловна, – отвечала не по-детски совершенно серьезно маленькая девочка, – Жаловаться мне не на что. Можете не сомневаться, со своими бедами я сама смогу справиться.

– Ну раз так, – заканчивая разговор, произнесла руководитель воспитательного учреждения, – тогда иди занимайся.

Катя отправилась на занятия, а вечером, когда по расписанию было свободное время, она нашла на улице довольно прочную прямую палку, и с одной стороны заточила ее конец. Изготовив такое незаурядное оружие, она дождалась вечера и легла спать, готовая к отражению нападения.

Еще одну ночь Ветрова провела, не смыкая глаз. Однако в этот раз все прошло спокойно, и ее больше не тревожили. На следующие сутки молодой организм не выдержал, и Екатерина забылась достаточно тревожным, сном. Ежечасно она, вздрагивая, просыпалась, «обливаясь» холодным потом, но через секунды «проваливалась» обратно.