Злополучная лошадь
Шрифт:
Я видел последний лист бумаги, за которым Константина Павловича застиг удар. Начатый рисунок — и вдруг линия сделалась дрожащей, неуверенной и оборвалась, как через несколько дней оборвалась и сама жизнь этого замечательного человека, блестящего художника — Константина Павловича Ротова.
Виктор ЧИЖИКОВ
ДОБРОТА БОЛЬШОГО ТАЛАНТА
Константин Павлович Ротов, патриарх карикатуры, в широченных сатиновых шароварах, с сиамской кошкой на руках мягко шагает из угла в угол, аккуратно ставя ноги в войлочных тапочках на определенные узоры ковра.
— Это какое-то чудо! Магазин
Он садится в кресло.
— Вы, молодые, ужасно счастливое поколение! Сыты, обуты, одеты, талантливы. — И с улыбкой добавляет — И имеете магазин демократической книги!..
Да, вы талантливое поколение, один ваш Саша Митта чего стоит! Интересно рисует, пишет замечательно. Я с большим удовольствием рисую картинки к его стихам. Скоро будет кинорежиссером!
Я тут тоже киношником стал, купил кинокамеру, — улыбается Константин Павлович, — надо будет узнать у Митты, как делаются хорошие фильмы.
Таким я и запомнил нашего великого карикатуриста, мягким, улыбчивым, добрым, каким-то домашним.
Немного позже мы с Виталием Стацинским, Женей Гуровым, Сашей Миттой в числе других художников несли гроб с телом Константина Павловича по — Введенскому кладбищу. Дул неприветливый, холодный ветер. Я шел и думал о Ротове, который сумел пронести через жизненные вьюги и бураны тепло большого человека, доброту большого таланта.
Александр МИТТА
ЖИВАЯ ЛЕГЕНДА
Сейчас совершенно невозможно представить, чем в пятидесятые годы был для нас Константин Павлович Ротов. Нас, собственно, было немного. Десяток-полтора молодых художников-юмористов.
Вообще крокодильские художники-сатирики поразили меня в первую очередь полным несоответствием внешнего облика с предполагаемым.
Все они оказались добрыми, славными людьми, любителями розыгрышей и шуток в быту.
На взгляд юного голодного крысеныша, вылезшего из лабиринта московских подворотен (таким я, видимо, был в те далекие годы), все эти люди как-то отличались от остальных. И если найти одно слово, которое бы определило их общность, я бы сказал, что это слово было — доброта. По сути, они были маленькой кучкой грустных клоунов трагической эпохи.
Но даже среди этих добрых и насмешливых людей Константин Павлович Ротов отличался мягкостью и какой-то особой добротой.
Ромен Роллан где-то привел слова Бетховена: «Я не знаю другого признака превосходства, кроме доброты). В устах мрачного гения эти слова что-то значат. И сейчас, когда мы никак не можем вытряхнуть из себя остатки власти злобных уродцев, каждый художник, у которого доброта была сутью его таланта и его личности, важен, как часть золотого фонда возрождающейся народной души. Поэтому есть какой-то смысл, не мемориальный, а насущно необходимый сегодня и завтра, в том, чтобы талант и личность Константина Павловича Ротова не были забыты, не исчезли в мутной дымке прожитых лет.
Я познакомился с Ротовым, когда начал выходить журнал «Веселые картинки». Редактировал и, собственно, создал журнал Иван Максимович Семенов.
«Веселые картинки» были задуманы как журнал художников. И все ребята, молодые, начинающие юмористы, выглядели тогда прекрасной командой, полной надежд и задора. Почти все они остались и по сегодняшний день верны своему призванию — веселой детской книжке: Витя Чижиков, Миша Скобелев, Толя Елисеев, Женя Монин…
Стариков в журнале было мало. Только классики: Аминодав Моисеевич Каневский, Иван Максимович Семенов и живая легенда — Константин Павлович Ротов. Он только что вернулся в Москву
после лагеря и ссылки.О трагических его мытарствах уже много написано. Я добавлю только то, что слышал от него лично.
Художник Храпов, оговоривший его на Лубянке (тоже отсидевший полный срок), просил прощения: «Костя, они меня били и все требовали, чтобы я назвал имена антисоветской группы шпионов в «Крокодиле». Я не хотел тебя называть. Я думал назвать Ганфа. Он рисует международные карикатуры, вроде бы в самый раз показать, что по заданию вражеской разведки не так, как следует, разоблачает врагов. Но я подумал, Ганф — юрист. Он что-нибудь придумает, чтобы выкрутиться. И меня опять начнут бить, чтобы я других закладывал. А ты добрый, простодушный, ты не выкрутишься. Я тебя и назвал. А то бы они меня насмерть забили».
Страшно? Не страшнее жизни. Константин Павлович рассказывал об этом, посмеиваясь.
Арестовали Ротова на даче. С этой дачей, кстати, связан один его рассказ.
У Ротова на участке росли помидоры. Заботился он о них мало. А за забором на ровных окученных грядках росли ухоженные помидоры соседа по даче. Как-то утром Ротов вышел с банкой гуаши и аккуратно раскрасил в красный цвет свои зеленые помидоры.
Сосед встал попозже и по обыкновению стал поливать свои розовеющие помидоры. И вдруг застыл в изумлении: заросшие сорняками ротовские грядки краснели десятками ярких плодов. Он чуть не заплакал от обиды: «Костя, почему у тебя помидоры созрели, а у меня нет? Хотя свои я поливаю, окучиваю и пропалываю. А ты свои совсем забросил?» — «А потому, что мои на свободе растут, а ты свои замучил: все листья им пообрывал, дерьмом каждое утро поливаешь. Друзей лишаешь — выпалываешь. Кому это понравится?»
Этот рассказ Константина Павловича я вспомнил, когда снимал фильм «Гори» гори» моя звезда». В фильме есть персонаж — художник. Он разрисовывает радугами яблоки на погибшей яблоне. И художник этот» молчаливый талант» погибший в круговерти гражданской войны» и сцена с яблоней были моим поклоном умершему учителю.
Но это произошло через десять лет после нашего знакомства. А познакомились мы с Ротовым так. В журнале «Веселые картинки» я был на вторых ролях. Придумывал темы и подписи к картинкам» которые давали рисовать более умелым художникам. Подписи были незамысловатые: «Осьминог занемог — заболело восемь ног». Или: «Видно» думают селедки» что плывут по небу лодки».
Мечтою моей было получить возможность самому нарисовать картинку. В журнале сохранялись крокодильские традиции: все темы в общий котел» а потом редактор раздает заказы художникам.
Я только что поступил во ВГИК. Сидя на лекциях по истории искусств» сочинял юмористические рисунки. Потом горстями разбрасывал по редакциям. Их печатали в газетах и журналах.
Но такое элитарное издание» как «Веселые картинки» под художественным редактированием изысканного сноба худреда Виталия Стацинского, было для меня недостижимым. Я сам это понимал. Но все-таки желание было. Точнее» комплекс неполноценности. И в преодоление этого комплекса решил сочинить что-то такое, что дало бы мне право настаивать на том, чтобы и мне дали порисовать в журнале. И вот в полутемной аудитории ВГИКа, во время показа слайдов — шедевров Эрмитажа, я настрочил «Чудо-кровать». Комикс в стихах про лентяя, который мечтает летать по свету, лежа в постели.
Журналу стихи подошли. Нехотя согласились, что я могу попробовать нарисовать сам. И вдруг я узнаю, что стихи понравились Константину Павловичу и он не прочь их проиллюстрировать. Ну, это для меня было все равно» как если бы молодому сценаристу сказали: «Ваш сценарий прочел Феллини и хочет ставить фильм с Марлоном Брандо и Джейн Фонда». Что он ответит? Что сам хочет ставить фильм с Бондарчуком и Наташей Негодой? Или обалдеет от счастья?
Я поверить не мог. Сам Ротов, который всю мою недолгую сознательную жизнь был моим любимым художником» будет иллюстрировать мои стихи!