Злой город

* * *

А княгиня Евпраксия [11] Ничего не говорит. У неё глаза сухие. У неё спокойный вид. На морозе рдеть должна бы, А она, как плат, бледна. Ровно каменная баба [12] , Нынче сделалась она. Что ж, слезами не поможешь Никому и ничему, Лишь напрасно растревожишь Душу князю своему. Всё как будто перед казнью — Некогда опомниться: Вот сейчас подъедет к князю Преданный Апоница, Вскочит князь в седло — и сразу Поезд княжий тронется.

11

Княгиня Евпраксия — жена зарайского князя Фёдора Юрьевича, происходившая из рода византийских императоров Комненов.

12

Каменная баба — изваяния скифов (V–IV вв. до н. э.) и половцев (XIII в.) в причерноморских степях.

* * *

Знобко матушке-княгине, Хоть натоплено в дому. Сердце в страхе, словно в тине, И не выбраться ему. Всё она перед иконой, Целый день не пьёт, не ест. То земные бьёт поклоны, То целует медный крест. То на башню теремную С князем маленьким взойдёт. Смотрит, смотрит в даль пустую, Пока солнце не зайдёт. Ночь настанет — не приляжет, Боязливо ждёт зарю. — Ох, не ездил бы ты, княже, К нечестивому царю! Если ты в орде у хана Сложишь голову свою, От тебя я не отстану — Я сама себя убью! Наклоняется над зыбкой — В зыбке, в белой пелене, Сын отцовскою улыбкой Улыбается во сне. Вспоминает Евпраксия, Как, совсем ещё юна, Покидая Византию, Горько плакала она. Не хотелось ей, царевне, Из Царьграда да в Рязань. Ей казалось: там деревня, А живёт там пьянь да рвань. Только после оказалось: Грусть была напрасною. И Рязань ей показалась Сказкою прекрасною. Как до града доскакали, Охала да ахала. Всюду храмы засверкали, Как головки сахара. А Рязань-то вся резная, Леденцово-пряничная, Золотая, расписная, Солнечная, праздничная. Людно, весело в Рязани, И народ собой хорош — С васильковыми глазами, С волосами, точно рожь. А у князя молодого Красота, и ум, и стать! А уж храброго такого В целом свете не сыскать!

* * *

Раз под утро Евпраксия Всё ж забылась тяжким сном. Ей приснился стан Батыя И он сам в шатре своём. В колпаке, вооружённый, На престоле золотом, Справа слуги, слева жёны, Гридни топчутся кругом. Перед ним стоят рязанцы, Ближе всех к Батыю — князь. Хан беседует с посланцем, На престоле развалясь. Показался он княгине Не пригожей сатаны. Ликом жёлт, подобно глине, Надо лбом рога видны. Глазки злобные, косые. Пасть пылает, точно печь. И о ней, о Евпраксии, Он заводит с князем речь: — У тебя, я слышал, княже, Роду царского жена? Может, ты её покажешь — Какова собой она? Говорят, что Евпраксия Знаменита красотой, Что искать жену красивей И стройнее — труд пустой. Если правду люди бают, Привези её скорей! Ждёт княгиню честь большая Будет здесь женой моей! — Вздрогнул князь. Рукой тяжёлой Шарит — ищет рукоять. Князь забыл — мечи монголам У шатра пришлось отдать! Князь угрюмо усмехнулся: А Батый куда как смел! Усмехнулся и встряхнулся И на хана поглядел. И с усмешкой, но спокойно Продолжает разговор: — Это русских недостойно — Жён водить к вам на позор! Завизжал Батый поганый, Точно раненая рысь, Будто когти, пальцы хана В подлокотники впились. — Изрубить его, строптивца! И всех прочих вместе с ним! И швырнуть зверям и птицам — Пусть их жрут на страх другим! А кривому да седому Дайте борзого коня! Ты, кривой, скачи до дому: Будь посланцем от меня! Объяви в своей Рязани, Чтобы каждый слышал сам: Воронью на растерзанье Всех строптивых я отдам!

* * *

Закричала Евпраксия И очнулася от сна. Меркнут свечи восковые, Свет струится из окна. Сын заплакал в колыбели, Страшным криком пробуждён. Боже правый, неужели Ей приснился вещий сон?..

* * *

Потеплей одела сына И на башню поднялась. Даль безмолвна и пустынна. Нет, не едет милый князь! Лишь какой-то верховой С бородой седой и длинной, С непокрытой головой, Заснежённою равниной, Белой, точно простыня, Гонит борзого коня. Он спешит, как будто следом Сам нечистый гонится. Верховой княгине ведом: То старик Апоница. И княгиня Евпраксия, Как былинка, сотряслась, Поняла, что от Батыя Не вернётся больше князь. Значит, сбылся сон вчерашний, Значит, сбылся прежний страх… И она метнулась с башни С малым сыном на руках.

* * *

Не умолкли причитанья Над княгиней молодой, Как явился под Рязанью Хан Батый со всей ордой.

Вдоль по Выселкам метелица бродит, Белой лапою в окна стучится, Только ей дверей не отворят, А захлопнут ещё поплотнее — Видно, проку не ждут от седой. Добрела она до крайней избушки, Подползла по сугробу к оконцу Поглядеть, как живёт Колотило, Знаменитый в округе кузнец. А кузнец, как всегда, за работой, Колотило от скуки на все руки — Вяжет сети иглицей кленовой. И живёт он, как видно, в достатке, Чисто в доме его и уютно, Спит младенец в резной колыбели, А вдоль стен резные скамейки, А в углу резной умывальник — Всё его, Кузнецова, работа. На стене полотенце в жар-птицах, На полу пестреют дорожки — Рукоделье жены кузнецовой. А сама кузнечиха за прялкой — До чего молода и пригожа, До чего бела и румяна! А уж волосы, верно, чернее, Чем крыло молодого грача. Тянет нитку льняную из кудели, Тут же сына качает в колыбели, Успевает менять в светце лучину И поёт колыбельную сыну. И так сладко поёт кузнечиха, Что метелица не утерпела И запела сама тихо-тихо, Нежно-нежно седая запела: — Хороша ты, Кузнецова молодка, Ещё краше станешь ужотко! Белой лапой твои волосы трону — Станут белые они, точно иней. Белой лапой твои щёки поглажу — Побелеют они, точно снег. Колотило взглянул на оконце, Показалось ему, будто что-то Он увидел, а может, услышал. Пригляделся, прислушался — пусто, Ничего — ни тени, ни звука, Только воет метелица глухо Да лучина тихонько трещит. Вдруг в сенях шаги раздалися, Распахнулася дверь и ворвался Пар морозный, и кто-то вошёл, А войдя, упал у порога. Как покойник, пришелец был бледен, Как покойник, лежал неподвижно, С кровью смёрзлась его бородища, И в крови вся одежда была. Чуть живой он лежал трое суток, И за ним, как за малым, ходили, И знахарку ему приводили, И очнулся неведомый гость И, очнувшись, вот что поведал: — К нам явился Батый окаянный И потребовал дани несметной — И людьми, и конями, и прочим, А Великий князь Юрий и братья Порешили биться с Батыем. И была жестокая сеча, Крепко билось рязанское войско, Много пало полков у Батыя, Но бесчисленна рать нечестивых, Что песок на морском берегу. Все погибли: князья и дружины, Храбрецы, бойцы удалые, Ни один живым не вернулся, Все остались лежать на снегу. А Батый, распаляяся злобой, Обошёл всю Рязанскую землю, Разоряя веси [13] и грады, Без пощады губя всех людей. И пришёл окаянный к Рязани, Всею силой своею великой Окружил наш город и бился Неотступно пять дней и ночей. Басурмане [14] друг друга сменяли, Мы же бились всё время бессменно, Многих наших татары убили, Многих ранили, а иные Не снесли великих трудов. На шестое утро татары Притащили тысячи лестниц, Без числа стенобитных орудий И огонь, чтоб метать через стены, И зажгли, и взяли Рязань. Был я ранен, когда уже битва, Как пожар, перекинулась в город, И очнулся под грудою трупов, И была уже поздняя ночь. Кое-как из-под мёртвых я вылез, Оглянулся на город горящий И побрёл, сам не знаю куда… И задумался кузнец Колотило: Засеяна земля мертвецами, Полита земля кровью невинной, А враги урожай собирают. Смерть кругом, а он, Колотило, Здесь сидит, у жениной юбки, Лютой местью не мстит нечестивым Чаши смертной не пьёт, как другие… Колотило смотрит в оконце, А метелица не утихает, Третий день без устали пляшет, Рукавами белыми машет. Но недолго пришлось ему думать — В дом к нему соседи явились, Говорят: — Бросай, кузнец, работу! Слышь, пришёл Евпатий Коловрат [15] — Набирает по сёлам дружину, Хочет биться с проклятым Батыем, Отомстить за невинную кровь! Встал кузнец, жену свою обнял, Поглядел на малого сына И сказал невольному гостю, Что лежал возле печки на лавке: — Мне, как видно, уже не воротиться, Оставайся хозяином в доме! — И, чтоб женских рыданий не слушать, За порог шагнул поскорей. Прихватил он из кузницы молот И пошёл без оглядки от дома, А жена на крылечке стояла, И метелица ластилась к ней.

13

Весь — село, деревня.

14

Басурмане — Обычно так в Древней Руси называли мусульман, но иногда и вообще иноверцев. Мусульманство было принято татаро-монголами лишь после 1258 г. при хане Берке. До этого они были язычниками.

15

Евпатий Коловрат — Известен только по «Повести о разорении Рязани Батыем», в летописях не упоминается.

Ни стона, ни рыдания В Рязани не слыхать. Порублены, погублены И жители и рать. Здесь некому оплакивать Невинных малых чад. Растерзаны, растоптаны Родители лежат. Где высились вчера ещё Хоромы и дворы, Теперь дымятся чёрные Огромные костры. Как будто адским пламенем Земля обожжена. Неслыханная, страшная Настала тишина. Ни воинов, ни жителей, Ни храмов, ни жилищ. Лишь бродит в белом саване Метель средь пепелищ.

* * *

В ту пору был в Чернигове Евпатий Коловрат, Когда орда Батыева Опустошала град. Услышав о нашествии, Он поспешил домой, И ни души в Рязани он Не отыскал живой. И горе в сердце крепкое Рогатиной [16] впилось. Упал на снег со стоном он, Как недобитый лось. А ум его желание, Как пламя, обожгло: Воздать орде языческой За сделанное зло. По весям, схоронившимся Подале от дорог, Собрал дружину малую — Кого господь сберёг. И бросился в погоню он, Чтоб супостатов бить И в битве чашу смертную, Как прочие, испить. Селенья придорожные В развалинах, в золе, А сам Батый бесчинствует На Суздальской земле [17] . Евпатий с ханом встретился У Каменки-реки [18] И начал сечь без милости Татарские полки. Безбожные в смятении: Откуда храбрецы? Неужто для возмездия Воскресли мертвецы? С какой великой яростью Ведут неравный бой, Один дерётся с тысячей, А два дерутся с тьмой! А если у которого Подзатупился меч, Хватает меч татарский он И продолжает сечь. А если у которого Не вынес конь трудов, Садится на другого он И вновь разит врагов. Один с кузнечным молотом, Видать, из кузнецов, Как яйца, колет головы Батыевых бойцов. Проносится сквозь полчища Евпатий Коловрат И, как крапиву, рубит он Татар за рядом ряд. Увидел сечу лютую И убоялся хан — Подальше от побоища Переместил свой стан.

16

Рогатина — разновидность копья с более широким и массивным наконечником.

17

Суздальская земля — Владимиро-Суздальское княжество, находившееся в междуречье Волги и Оки. Древнейшими центрами её были Суздаль и Ростов, почему её иногда ещё называют Ростово-Суздальской. С середины XII в. центр этой земли переместился во Владимир.

18

Река Каменка — приток Нерли, а Нерль приток Оки. На р. Каменке стоит г. Суздаль.

* * *

Пять воинов Евпатия От ран изнемогли. Схватили басурмане их И к хану привели. — Откуда вы явилися И, не жалея сил, Пошто вы зло чините мне? Батый у них спросил. — Мы жители рязанские Пришли — и стар, и млад. Позвал же в путь-дорогу нас Евпатий Коловрат. И мы сюда на Каменку Явилися не зря — Хотим тебя почествовать, Могучего царя. Да вот досада горькая: Уж ты не осуди — Не успеваем с чашею Всё войско обойти! Дивится хан ответу их, Велит послать скорей На Коловрата избранных Своих богатырей. С богатырями съехался Евпатий Коловрат, И по шеломам бьёт он их, Как будто бьёт в набат. Как стонет сталь калёная — Тяжёл его удар! И нет в доспехах кованых Спасенья для татар. Что делать? Зятя милого Зовёт татарский хан. Он видом просто чудище, А ростом великан. Зовётся Хостоврулом он, У хана он в чести. Он посулил Евпатия Живого привести. С отрядом храбрых воинов Спешит Батыев зять. Бесстрашного Евпатия Живым он хочет взять. Ему навстречу соколом Рванулся Коловрат, Как в стадо лебединое, Он врезался в отряд. Тут, помня обещание, Батыев великан Накинул на Евпатия Волосяной аркан. Ещё одно мгновение — И петлю б затянул На шее у Евпатия Проклятый Хостоврул. Но Коловрат проворен был, Успел аркан схватить И разорвал верёвку ту, Как шерстяную нить. Глядит он: что за чудище? Ни зверь, ни человек! И великана страшного Он до седла рассек. И дрогнули у воинов Батыевых сердца — Доселе не встречалось им Подобного бойца! Бесчисленные пороки [19] Приволокли тогда, И била по Евпатию Из пороков орда. И пал рязанец яростный От многих тяжких ран. И к телу бездыханному Тогда склонился хан. — Евпатий, — тихо молвил он, С дружиною своей Сгубил ты много доблестных Моих богатырей. И пали нынче многие Отважные полки От рук твоих товарищей И от твоей руки. А у меня служил бы ты, Могучий Коловрат, Ты был бы сердцу ханскому Милей, чем кровный брат! И отпустил он раненых, Захваченных живьём,— Пускай их беспрепятственно Идут своим путём. И бренный прах Евпатия Он взять позволил им, Чтоб схоронили воина Обычаем своим.

19

Порок — орудие, с помощью которого осаждавшие метали камни для разрушения стен. Пороки имели вид большого камнемётного лука либо самострела.

Зазвенели ручейки под снегами, Зашумели водопады в овраге, А бугры, где снег уже растаял, Прошлогодней травой зазеленели. Только небеса ещё покуда, Словно талые воды, студёны, И плывут по ним, точно льдины, Ноздреватые облака. Скоро, скоро уже над Козельском [20] Поплывут гуси-лебеди на север, На лесные дальние озёра. Но невесело молоденькой княгине, Как полынь, её долюшка вдовья, А теперь ещё новая тревога Чёрным вороном застит ей свет. Ходят страшные, тёмные слухи О каких-то татарах безбожных, Будто все с кривыми мечами, Не щадят ни старых, ни малых. Дев и жён, молодых и красивых, Забирают в полон нечестивцы И навек превращают в рабынь… Кабы никто её не видел, Облегчить бы сердце слезами, Пасть бы на землю сырую, В голос, не стыдясь, запричитать: «Князь мой милый, сокол мой ясный На кого же ты меня покинул, Сиротиною сына оставил? Некому-то нас, горемычных, Оберечь от лихих супостатов. Злой татарин руки мне свяжет И утащит в терем на колёсах [21] , А сынок наш, князь малолетний, Век недолгий в муках окончит На безжалостном вражьем копье!» Но молчит молодая княгиня, Лишь солёные слёзы глотает Да глядит, как играет Василий, Здешний князь удельный — мальчонка Четырёх годков от рожденья. А на князе багряный кафтанчик Золотой бахромой оторочен, Золотым пояском подпоясан. Голова у князя покрыта Синей шапкой с жёлтой опушкой, На ногах голубые сапожки. Сдвинув бровки свои к переносью, Машет князь деревянным мечом. — Отчего ты, матушка, печальна? Ты скажи мне, кто тебя обидел? Я пойду на обидчиков войною, Разорю города их дотла! Слыша речи ребячьи, княгиня Улыбается сыну сквозь слёзы, Как осеннее бледное солнце.

20

Козельск — город в Черниговской земле на р. Жиздре. В начале XIII в. центр удельного княжества.

21

Терем на колёсах — Монгольские юрты были установлены на повозки для передвижения во время походов.

* * *

Князь владимирский погиб на Сити [22] , С ним погибла вся его дружина, А Батыевы степные волки Всей ордой к стенам Торжка [23] явились И долбили пороками стены Днём и ночью — две недели кряду. А пробивши стены, истребили Весь народ от мала до велика. Истребивши, далее пустились К Новгороду [24] древнему, на север. Тут Батый, по слухам, убоялся Полых вод, озёр, болот бескрайних И велел орде идти на полдень, В землю половецкую степную [25] . Позади — пожарища дымятся, Впереди — селения и грады, Новые кровавые пиры. Вот татары подошли к Козельску, Смотрят, город вовсе не великий — Впору придавить копытом конским. По лукавому обыкновенью, Хан Батый послов отправил в город, Предлагает горожанам сдаться, Обещает пощадить им жизнь. Козличи недолго совещались, Как один, решили не сдаваться: Лишь глупец поверит нечестивым — Меч у них кривой и речь кривая! Князь наш молод, биться сам не может, Но положим животы за князя, А в награду здесь получим славу И венцы небесные — на небе!

22

Сить — приток р. Мологи.

23

Торжок — город в Новгородской земле на р. Тверце, возникший на месте торга (ярмарки) на пути из Новгорода к Волге.

24

Новгород — один из древнейших и крупнейших городов в Древней Руси. Известен с IX в. Новгород был центром обширнейшей Новгородской земли, простиравшейся от верховьев Волги до Белого моря.

25

Земля Половецкая — причерноморские степи между Волгой и Дунаем, где в XI — начале XIII вв. кочевали половецкие племена.

* * *

Семь недель татары город осаждают, Семь недель на город падают их стрелы, Дождь смертельный зарядил не на шутку Это страшное ненастье, как видно, Никогда уже не сменится вёдром. По оврагам и лощинам снег растаял, И на смену подснежникам нежным Одуванчики жёлтые явились. Речка Жиздра [26] ото льда освободилась И на гладь её, спокойную как небо, Гуси-лебеди спускаются на отдых. Сказки нянины княгиня вспоминает, Вспоминает, как маленькая, шепчет: — Гуси-лебеди, милые, возьмите Маленького Васеньку с собой, В лес дремучий на север унесите В дом к своей государыне лесной. Может, сжалится Яга над дитятей, Приютит у себя сироту! Гуси-лебеди взмывают в небеса, Гуси-лебеди летят себе в леса, Гуси-лебеди гогочут да ячат, А ей кажется — хохочут да кричат. День и ночь татары лезут на стены, День и ночь не умолкает шум битвы. Притомится один отряд, сражаясь, Новый, свежий, отряд его сменяет — Это чтобы осаждённые не знали Ни минуты сна и покоя. Горожане на стенах разят пришельцев И мечи свои, иззубренные за день, Даже ночью наточить не успевают. День и ночь кипят котлы со смолою, Чтобы лить её на злых басурманов. День и ночь жёны делают стрелы, Чтоб мужья стреляли в нечестивых. Стар и млад таскают камни на стены, Чтобы рушить на головы безбожных. Разбирают дома свои на брёвна И бросают брёвна на проклятых. Сотни пороков стоят у стен Козельска, День и ночь долбят, клюют стены града, Как огромные чудовищные дятлы, И к концу седьмой недели расклевали, Продолбили толщу стен крепостных. Ворвались тогда татары в проломы, Всей ордой поднялись на вал высокий. Горожане повстречали их с ножами И дрались с ордой проклятою, покуда Не испили смертной чаши, как один. А которые не в силах были биться, Те в домах на засовы затворялись И в домах разжигали костры. А всех прочих, оставшихся живыми, Малых в люльках и старых на полатях, Повелел иссечь Батый безбожный. А про княжича одни говорили, Что разрублен татарскою саблей, А другие — что в крови утонул. Гуси-лебеди не вняли княгине И за сыном её не прилетели. Только стаи облаков белоснежных Проплывают над пожарищем чёрным.

26

Жиздра — приток Оки.