Злой мальчик

Сегодня такой диалог просто невозможен. Помню, как однажды был в гостях у Павла Семеновича Лунгина, и мы включили телевизор. Там был какой-то рандомный ментовской сериал. Но диалог был совсем другим. Идут два мужика по асфальту и говорят: «Это были деньги Пахомова, которые Жужин украл из-за любви к Маринке?» – «Да, но Маринка об этом не знала». – «Ха! Как же удивится Маринка, а особенно ее мать Наталья Владимировна, когда узнают, что Жужин украл деньги Пахомова из-за любви к Маринке». – «Да, они сильно удивятся, когда узнают об этом от меня завтра после обеда». И следующая сцена – завтра после обеда. Маринка и правда удивляется и говорит: «Как же удивится моя мать Наталья Владимировна, когда я скажу ей, что Жужин украл деньги Пахомова из-за любви ко мне!» И так в каждой сцене. В каждой.

И пусть так будет всегда. Всегда.

Музыка для пытки

Музыка для пытки

Обожаю вступления к сочинениям на радио «Орфей».

«Я написал 104 такта этой мучительной пытки!» – так говорил Габриэль Форе о своей замечательной фантазии для флейты и фортепиано. Она прозвучит в исполнении Михаила Мунтяна и Валерия Рябченко».

По-моему, это идеальный способ представлять великие произведения. Особенно музыкальные.

«Когда же я умру-то…» – Вольфганг Амадей Моцарт о «Реквиеме».

«Ничего не слышу. Дерьмо, наверное», – Людвиг ван Бетховен о Девятой симфонии.

«Потом допишу», – Франц Шуберт о «Неоконченной» симфонии.

Руки Шостаковича

Слушаю радио «Орфей». И вот включаю я радио и слышу, женский голос начинает фразу: «Даже если мне отрубят руки…» Твою же мать, думаю я, ну как меня угораздило переключить на «Эхо Москвы». А голос продолжает: «…я все равно возьму перо в зубы…» Ну началось, думаю. «Перо» – это ножик такой, «взять в зубы» – это тоже какой-то тюремный жаргон. Наверное, аудиоверсия «Медузы» про пытки. Голос заканчивает: «…и продолжу работать». Я мечу пальцем в кнопку выключения и слышу: «Так говорил композитор Дмитрий Шостакович. А теперь послушайте фокстрот из джазовой сюиты номер один»…

P. S. Но, кстати, вечером в эфир все-таки вошла информационная повестка. Ведущий пожаловался, что некоторые граждане ходят на митинги, а музыку композитора Георгия Гараняна трудно найти. Какая здесь связь, я не понял. Но Следственный комитет разберется.

Руки Равеля

Надел маску, перчатки, блютуз-наушники и пошел за едой и чаем.

В магазине ходил кругами – от сырков к зефиру, от фруктов к заморозке. И все это время слушал Adagio assai из фортепианного концерта Равеля. Никогда так не делайте. Никогда. Это великая музыка для расслабления. Она, как масло «Джонсонс Бейби», только не закрывает поры, а открывает. Оно, как массаж оливковым маслом. Там есть такой момент, когда Равель переходит границы приличия, и пальцы Марты Аргерих до упора нажимают на до-мажорную железу. Вы такой: а-а… Она такая: больно? Вы такой: нет, продолжай… Если бы Равель был массажистом, его бы уволили за секс с клиентом. Но это музыка, и она охуенна.

В общем, я включил адажио и взял целлофановый пакет для бананов. Взял вверх ногами и пытался открыть. Стоял с ним минуты три, слюнявил, дул через повязку. И не мог понять, что не так. От бананов перешел в отдел чипсов и пива. И стоял там с Равелем в голове. Стоял, стоял, пока рядом не появился строитель в спецовке Мосгорпухпрах. И не спросил громко, почти с отчаянием: «Где же пепси-кола?» Я указал ему на пепси, и он чуть не заплакал.

В конце концов я пошел зависать в очереди на кассу. Купил еду, забыл воду. Вернулся, оставив сумку на столике. Стоял в новой очереди и позволил Равелю сделать со мной все второй раз. Если бы он был массажистом, ему пришлось бы открыть вторую банку с маслом и сменить полотенца. Так выкладываются, наверное, только эскортницы за квартиру на Цветном бульваре. А тут старый француз творил такое по блютузу. Ох, это было безе из парфе, шик люкса, чистый ворс. Я, правда, взмок, и правый наушник, как черная слеза, выпал на продуктовую ленту. Будто капля из фонтана чувств.

И тут я вижу, что охранник мизинчиком осматривает мою сумку и что-то пиздит в рацию. И понимаю, что сейчас он куда надо заявит, будет космодесант, я едва успею написать в фб название отделения полиции, получу 300 лайков, а потом все переключатся на новость про котика, который поймал прищепку. Я открываю рот и о-р-у: «Это моя сумка-а-а-а-а-а!» Охранник такой: ок, ок, все ок.

Все, больше никакого Равеля. Еще чай забыл купить. Фааак.

На крыльях любви

Я тут посмотрел одну ххх-трансляцию. Красивая пара, лет по двадцать – двадцать два. Девушка очень милая, с жирком, парень, наоборот, very lean. На фоне все время звучит яндекс-плейлист. Так, оральный секс проходит под «Осень» ДДТ. Под слова «там, где в море тонет печаль» – пара переходит к «простому» сексу. В это же время обсуждают мультфильм, она говорит «ты не пройдешь», смеется, затем кричит по-английски «more tip – more show». Под финал Шевчука приходит несколько токенов, девушка снова кричит. Парень виноватым голосом говорит, что у него не стоит, потому что у девушки не тот дезодорант. Она его отталкивает. «Сэнкью!» – произносит она саркастически. Парень плачущим голосом извиняется. Звучит реклама песни Полины Гагариной «Выше головы». Девушка возвращается и читает с экрана «Так… тут просят… сак ми плиз». Парень целует ее соски. Звучит песня группы Roxette «Listen To Your Heart». Оба просто лежат на диване. Лежат и бормочут так долго, что я успеваю даже найти, как этот диван называется – Клиппан, стоит 15 999 рублей.

Болтают

Парень что-то говорит, потом жестикулирует – снова извиняется. Девушка вращает пуговичными глазами, встает и уходит. «Да что я такого сказал?» Он чуть не плачет. «У нас три тысячи зрителей, куда ты уходишь?» Девушка что-то бубнит и надевает свитер. «Какой курить? Осталось шестьдесят шесть токенов…» Девушка бубнит. «Ну куда ты? Нас смотрят! Пишут: плиз сак! Надя!..» Надя не возвращается. Парень в отчаянии: он пытается спасти трансляцию. Сидит перед компом, улыбается (но мы-то знаем, что все плохо). Звучит веселая песня Вайи кон Диос «Ней, на на на!».

Зрители начинают уходить. В кадре один парень. Среди зрителей становится больше геев. Парень надевает штаны. Геи начинают уходить, токенов нет. Звучит композиция «Your Latest Trick» («Твой последний трюк»!) Dire Straits. Парень снимает штаны и просит геев остаться. Он мастурбирует, но без эрекции. Приходят токены, появляется эрекция. Звучит песня Гребенщикова: «Ну-ка мечи стаканы на стол!» Звук джек-пота. «Оу, сенкью, гайз!» – парень закатывает глаза.

Пока он дрочит, я делаю скриншот его физиономии и отправляю в Яндекс. Он находит его профайл в городе Пушкине, а затем – на конференции «Развитие современного танца в регионах». Он сидит, скрестив ноги в трениках. Но я-то знаю, что между ними.

Шум в комнате: вернулась Надя. Парень мастурбирует и говорит ей, что… срочно… нужно зака-а-анчивать. Они вместе. Больше токенов. «Только не на волосы», – говорит Надя. Парень встает над ней. [Да, здесь именно то, что вы подумали.] «На тебе!» – он смеется. «Какой же ты мазила», – говорит Надя и просит салфетки. «Вот теперь можно курить», – говорит парень. И продолжает громко: «Обожаю эту работу». – «Ненавижу», – тихо говорит девушка. Соло саксофона.

Какие выводы я хочу сделать? Как говорил Анатолий Васильевич Луначарский: «Слово и действие становятся высоко значительными, когда музыка берет их на свои крылья».

Мытье рук

Я вернулся из-за границы и…

В ленте два вида постов.

1. Я возвращался(лась) из-за границы. За границей покой и тишина. В аэропорту имени Хорошего человека я разговорился с местной жительницей. Простой заграничной женщиной. Я спросил ее про коронавирус, ведь в ее стране умирает каждый второй. Женщина взглянула на меня по-доброму (так в России не умеют глядеть) и засмеялась. Она сказала: у нас можно лизать землю, самое страшное, чем здесь можно заболеть – это баламбука. Баламбука – это местный танец, который танцуют здесь весь год, есть фестиваль баламбуки, который не отменили, я там был, там все смеялись, целовались, даже геи, хохотали. А потом я прилетел в Россию… Шмон в первую минуту. Зашли люди с тепловизором, собранным из АК-47. Ткнули в лоб, на меня смотрела женщина в маске. И по глазам было понятно: она не улыбается там, под маской. Никто вообще не улыбался. Нас провели через какую-то страшную трубу, я видел овчарок, слышал плач детей, беременная женщина ползла на корточках, ей никто не помогал. Потом нас полностью раздели и всех облили мирамистином, заглянули в каждый кармашек, заставили подписать тысячу бумаг (каждый лист был в отдельном файле). Сейчас я дома, такого унижения я никогда не испытывал, что посоветуете посмотреть на Netflix.

2. Я летел из заграничного аэропорта. Как только вошел: вещи – на биосканер, в рот – фонарик, в жопу – зонд. Но как приятно! Ведь вирус – это не шутки. Все строго, внимательно, мистер туда, мистер сюда. Меня обыскал улыбчивый полицейский-трансгендер. В это время жену подвесили на изящный крюк и поливали из шланга. А женщина-офицер сама предложила ее сфотографировать. Повсюду человечность. Наши вещи сожгли, но выдали пепел в очень красивом официальном пакете с пломбой. А потом мы прилетели в Россию… Сошли с трапа и спрашиваем, куда идти. А какая-то тетка (рожа как пельмень) смотрит и говорит: а куда хотите. А как же вирус? А она: ой, а у нас иконами все освятили уже. И хохочет. Приехал домой, думал, отправят в самоизоляцию на две недели, а говорят, что завтра на работу, ну как так, я же Netflix подключил, кстати, что посмотреть?