Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова

Как и когда произошло знакомство и сближение Геккере­на и Дантеса? Осенью 1833 года голландский посланник воз­вращался из продолжительного отпуска к месту своего служе­ния в Петербург. Как раз в это время в поисках счастья и чинов совершал свое путешествие и Дантес. «Дантес серьезно забо­лел проездом в каком-то немецком городе; вскоре туда при­был барон Геккерен и задержался долее, чем предполагал. Уз­нав в гостинице о тяжелом положении молодого француза и о его полном одиночестве, он принял в нем участие, и, когда тот стал поправляться, Геккерен предложил ему присоединиться к его свите для совместного путешествия; предложение радост­но было принято». Так рассказывает А. П. Арапова, дочь вдовы Пушкина от второго ее брака. Источником ее сведений яв­ляется позднейший рассказ самого Дантеса одному из племянников своей жены, т. е. одному из братьев Гончаровых.

Нам известны два повествования А. П. Араповой об обстоятельствах последней дуэли Пушкина. Одна запись была предназначена для С. А. Панчулидзева, историка Кавалергардского полка, и использована им в биографии Дантеса. Другая, позднейшая и пространнейшая, запись предназначалась для печати и была помещена в приложениях к «Новому времени» в декабре 1907 и январе 1908 гг. Первая запись, с которой мы знакомы по отрывкам, приведенным С. А. Панчулидзевым, носит деловой характер, написана сжато, без художественных прикрас и лишних подробностей. Вторая запись готова перейти из области мемуарной литературы в область беллетристики. Для сравнения приводим по этой записи рассказ о встрече Дантеса с Геккереном: «Проезжая по Германии, он простудился; сначала он не придал этому значения, рассчитывая на свою крепкую, выносливую натуру, но недуг быстро развился, и острое воспаление приковало его к постели в каком-то маленьком захолустном городе. Медленно потянулись дни с грозным признаком смерти у изголовья заброшенного на чужбине путе­шественника, который уже с тревогой следил за быстрым таянием скудных средств. Помощи ждать было неоткуда, и вера в счастливую звезду поки­дала Дантеса. Вдруг в скромную гостиницу нахлынуло необычайное ожив­ление. Грохот экипажей сменился шумом голосов; засуетился сам хозяин, забегали служанки. Это оказался поезд нидерландского посланника, барона Геккерена (d'Hekeren), ехавшего на свой пост при русском дворе. Поломка дорожной берлины вынуждала его на продолжительную остановку. Во вре­мя ужина, стараясь как-нибудь развлечь или утешить своего угрюмого, не­довольного постояльца сопоставлением несчастий, словоохотливый хозя­ин стал ему описывать тяжелую болезнь молодого одинокого француза, уже давно застрявшего под его кровом. Скуки ради, барон полюбопытствовал взглянуть на него, и тут у постели больного произошла их первая встреча. Дантес утверждал, что сострадание так громко заговорило в сердце старика при виде его беспомощности, при виде его изнуренного страданием лица, что с этой минуты он уже не отходил более от него, проявляя заботливый уход самой нежной матери. Экипаж был починен, а посланник и не думал об отъезде. Он терпеливо дождался, когда восстановление сил дозволило продолжать путь, и, осведомленный о конечной цели, предложил молодому человеку присоединиться к его свите и под его покровительством въехать в Петербург. Можно себе представить, с какой радостью это было принято!»

Биограф Дантеса Луи Метман ограничивается глухим со­общением: «Дантес имел счастливый случай встретить ба­рона Геккерена. Последний, привлеченный находчивостью и прекрасной внешностью Жоржа Дантеса, заинтересовался им и вошел в постоянную переписку с его отцом, который выска­зывал живейшую признательность за покровительство, со­служившее свою пользу как в военной карьере, так и в свет­ских отношениях сына».

Луи Метман подыскивает объяснения увлечению Геккере­на: голландский посланник, начавший свою службу во Фран­ции, питал склонность к идеям французской культуры. Его юношеская дружба с герцогом Роган-Шабо (умер в 1833 году в сане Безансонского архиепископа) дала толчок религиозному перевороту. Геккерен принял католичество, и этот поступок уединил его и отдалил от его протестантской родни. Нако­нец, Луи Метман упоминает и об отдаленном свойстве, кото­рое могло существовать между бароном Геккереном и рейн­скими фамилиями, с которыми Дантес был в родстве по отцу и матери. В русской литературе о Дантесе нередко встречает­ся утверждение о родстве его с бароном Геккереном в разных степенях близости вплоть до объявления Дантеса побочным сыном посланника. Родства никакого не было; при тщательном разборе, быть может, можно установить отдаленнейшие линии свойства. Во всяком случае, до сближения с Дантесом Геккерен не был даже знаком с отцом и семьей Дантеса. Но тут даже не свойство, а тень свойства.

Современники, реально настроенные, старались подыс­кать чисто реальные основания близости Геккерена и Дан­теса, и выставленные ими основания были двух порядков: естественного и противоестественного. В русской литерату­ре на все лады повторялось утверждение о родстве Геккере­на с Дантесом и указывались разные степени родственной близости. Нередко современники заявляли о том, что Дан­тес доводился барону Геккерену просто-напросто побоч­ным сыном. Фактических данных для подобного заявления не имеется, а на основании документов, опубликованных в нашей книге, можно категорически утверждать неверность всех сообщений о родстве Геккерена и Дантеса. Объясне­ние порядка, так сказать, противоестественного сводилось к утверждению, что посланник был близок к молодому фран­цузу по-особенному — извращенной близостью мужчины к мужчине.

Как бы там ни было, отношения Геккерена к Дантесу, по­скольку они засвидетельствованы его письмами и фактиче­ской историей, проникнуты необычайной заботливостью и нежностью. Поистине он был отцом родным Дантесу, и Дан­тес-отец сам признавал это и неоднократно выражал Геккере­ну свою глубокую признательность о сыне.

Но возвратимся к истории Дантеса. Рекомендательное письмо прусского принца было вручено Дантесу 6 октября (нов. ст.) 1833 года, и, вероятно, без замедления Дантес про­следовал в Петербург. В хронике «Санкт-петербургских ведо­мостей» за 11 октября 1833 года читаем: «Пароход «Николай I», совершив свое путешествие в 78 часов, 8-го сего октяб­ря прибыл в Кронштадт с 42 пассажирами, в том числе коро­левский нидерландский посланник барон Геккерен». А с ним вместе «Николай I» привез и Дантеса.

На первых порах Дантес поселился в Английском трак­тире на Галерной улице.

Рекомендация была доставлена им по назначению и про­извела должное действие. О Дантесе было доложено госуда­рю, и Адлерберг обнаружил большое расположение к ученику Сен-Сирской школы и оказал ему мощное содействие в деле экзаменов.

Он подыскал ему профессоров, которые должны были «натаскать» молодого сен-сирца по военным предметам, за­ручился поддержкой самого нужного в этом деле человека — Ивана Онуфриевича Сухозанета, в это время занимавше­го должности члена военного совета, директора Пажеского, всех сухопутных корпусов и Дворянского полка и члена во­енно-учебного комитета. В архиве барона Геккерена хранятся два письма Адлерберга к Дантесу. В первом, от 23 ноября 1833 года, Адлерберг писал: «Внезапный отъезд, которо­го я не мог предвидеть, когда видел вас, мой дорогой барон, поставил меня в невозможность завязать условленные сношения с профессорами, которые должны руководить вашей подготовкой к экзамену; я искренно огорчился бы, если бы не был убежден, что генерал Сухозанет возьмет целиком на себя одного это дело, часть которого он уже взял. Если бы случайно он оказался не в состоянии сделать это, то нужно будет, дорогой барон, вам потерпеть до моего возвращения, и вы ничего не потеряете, так как мое отсутствие не продолжится больше двух недель». А 5 января 1834 года Дантес получил следующую примечательную записку от Адлерберга: «Генерал Сухозанет сказал мне сегодня, дорогой барон, что он рассчи­тывает подвергнуть вас экзамену сейчас же после Крещения и что он надеется обделать все в одно утро, если только всем профессорам можно будет быть одновременно свободными. Генерал уверил меня, что он уже велел узнать у г. Геккерена, где вас найти, чтобы уведомить вас о великом дне, когда он будет фиксирован; вы хорошо сделаете, если повидаете его и попросите у него указаний. Он обещал мне не быть злым, как вы говорите; но не полагайтесь слишком на это, не забывайте повторять то, что вы выучили. Желаю вам удачи. Ваш Адлерберг». В этой записке имеется еще любопытнейшая приписка: «Император меня спросил, знаете ли вы русский язык? Я от­ветил наудачу утвердительно. Я очень бы посоветовал вам нанять учителя русского языка».

По высочайшему повелению 27 января 1834 года барон Дантес был допущен к офицерскому экзамену при Военной академии по программе школы гвардейских юнкеров и под­прапорщиков, причем он был освобожден от экзаменов по русской словесности, уставу и военному судопроизводству. Экзамены Дантес выдержал, и 8 февраля был отдан высочай­ший приказ о зачислении его корнетом в Кавалергардский полк. А в приказе по Кавалергардскому полку 14 февраля 1834 года было отдано: «Определенный на службу по высочайшему приказу, отданному в 8 день сего февраля и объяв­ленному в приказе по Отдельному гвардейскому корпусу 11 числа за № 20, бывший французский королевский воспитан­ник военного училища Сент-Сир барон Дантес в сей полк корнетом зачисляется в списочное состояние, с записанием в 7-й запасный эскадрон, коего и числить в оном налицо» .

Каким-то темным предчувствием веет от записи в днев­нике, сделанной Пушкиным 26 января 1834 года: «Барон Дан­тес и маркиз де Пина, два шуана, будут приняты в гвардию офицерами. Гвардия ропщет».

2

Из приведенного выше письма Адлерберга, писанного 5 января 1834 года, т. е. три месяца спустя после приезда Дан­теса в Петербург, видно, что барон Геккерен являлся уже при­знанным покровителем Дантеса. Действительно, он выказал самую деятельную заботливость о молодом французе, хлопо­тал о помещении его на службу, заботился об его экзаменах, устраивал ему светские и сановные знакомства и, наконец, оказал ему самую широкую материальную поддержку. Дан­тес сообщил своему отцу в Зульц о добром к нему отноше­нии Геккерена, а Дантес-старший поспешил высказать свои чувства в письме к Геккерену: «Я не могу в достаточной мере засвидетельствовать Вам всю мою признательность за все то Добро, которое Вы сделали для моего сына; надеюсь, что он заслужит его. Письмо Вашего Превосходительства меня со­вершенно успокоило, потому что я не могу скрыть от Вас, что я беспокоился за его судьбу. Я боялся, как бы он, с его до­верчивым и распущенным характером, не наделал вредных знакомств, но, благодаря Вашей благосклонности, благодаря тому, что Вы пожелали взять его под свое покровительство и выказать ему дружеское расположение, я спокоен. Я наде­юсь, что его экзамен сойдет хорошо, так как он был принят в Сен-Сир четвертым по порядку (из 180 принятых вместе с ним)... Я принимаю с благодарностью предложение Ваше­го Превосходительства выдать ему на первые расходы по его экипировке и прошу Вас соблаговолить сообщить мне сумму Ваших издержек, дабы я мог вернуть их Вам. Доброе распо­ложение Вашего Превосходительства дает мне право войти в подробности, которые покажут Вам все, что я могу сделать в настоящий момент для моего сына». Далее Дантес-отец гово­рит о своем материальном положении. Сын просил отца вы­давать ему 800—900 франков ежемесячно, но для отца такая выдача была не по силам. Он мог ему дать всего 200 франков. Эта сумма вместе с жалованьем превосходила, по мнению отца, в три раза ту сумму, с которой можно было обойтись на французской службе. Если бы понадобилось, то с напряже­нием он мог бы еще увеличить выдачу, но лишь на время. На­конец, отец Дантеса согласился и еще на некоторые жертвы, если бы сын его попал в гвардию. Получив известие о зачис­лении сына в Кавалергардский полк, Дантес пишет востор­женное письмо барону Геккерену: «Я сейчас узнал от Жоржа о его назначении и о том, что Вы соблаговолили для него сде­лать. Я не могу в достаточной мере выразить Вам мою бла­годарность и засвидетельствовать всю мою признательность. Жорж обязан своей будущностью только Вам, господин барон,— он смотрит на Вас, как на своего отца, и я надеюсь, что он будет достоин такого отношения. Единственное мое жела­ние в этот момент — иметь возможность лично засвидетель­ствовать Вам всю мою признательность, так как со времени смерти моей жены это — первая счастливая минута, которую я испытал... Я спокоен за судьбу моего сына, которого я все­цело уступаю Вашему Превосходительству...» Когда Дантес- отец писал последнюю фразу, он говорил просто из вежливо­сти и вряд ли имел в виду реальное значение этих слов и уж точ ноне думал, что через два года он действительно уступит своего сына барону Геккерену. В действительности расположение и любовь барона Геккерена к Дантесу росли с каждым днем все больше и крепче. Можно сказать, что барон Геккерен души не чаял в молодом офицере, заботясь о нем с исключительной нежностью и предусмотрительностью. Родитель Дантеса и его семья не усматривали ничего странного в преданности барона Геккерена Жоржу. В 1834 году Дантес-старший имел возможность лич­но познакомиться с голландским посланником, который, путешествуя в Париж, нашел время заглянуть в Эльзас, на роди­ну Жоржа. С течением времени у барона Геккерена возникла и окрепла мысль легализировать отношения, существовав­шие между ним и Дантесом: он решил его усыновить; очевид­но, неоднократно он доводил об этом до сведения Дантеса-старшего и, наконец, в начале 1836 года сделал отцу Дантеса формальное предложение дать согласие на усыновление им его сына. Дантес не удивился и согласился. Письмо его весьма любопытно, и некоторые выдержки из него необходимы для обрисовки взаимных отношений этих трех лиц.

«С чувством живейшей благодарности пользуюсь я слу­чаем побеседовать с Вами о том предложении, которое Вы были добры делать мне столько раз,— об усыновлении Вами сына моего Жоржа-Шарля Дантеса и о передаче ему по на­следству Вашего имени и Вашего состояния.

Много доказательств дружбы, которую Вы не перестали высказывать мне столько лет, было дано мне Вами, г. барон, это последнее как бы завершает их; ибо этот великодушный план, открывающий перед моим сыном судьбу, которой я не в силах был создать ему, делает меня счастливым в лице того, кто для меня на свете всех дороже.

Итак, припишите исключительно лишь крепости уз, соединяющих отца с сыном, то промедление, с которым я изъ­являю вам мое подлинное согласие, уже давно жившее в моем сердце. В самом деле, следя внимательно за тем ростом привязанности, которую внушил Вам этот ребенок, видя, с какою заботливостью Вы пожелали блюсти его, пещись о его нуждах, словом, окружать его заботами, не прекращавшимися ни на минуту до настоящего момента, когда Ваше покровитель­ство открывает перед ним поприще, на котором он не может не отличиться, — я сказал себе, что эта награда вполне при­надлежит Вам и что моя отцовская любовь к моему ребенку должна уступить такой преданности, такому великодушию.

Итак, г. барон, я спешу уведомить Вас о том, что с ны­нешнего дня я отказываюсь от всех моих отцовских прав на Жоржа-Шарля Дантеса и одновременно даю Вам право усы­новить его в качестве Вашего сына, заранее и вполне при­соединяясь ко всем шагам, которые Вы будете иметь случай предпринять для того, чтобы это усыновление получило силу пред лицом закона».

5 мая (нов. ст.) 1836 года формальности усыновления были завершены королевским актом — и барон Жорж Дан­тес превратился в барона Геккерена. 4 июня генерал-адъю­тант Адлерберг довел до сведения вице-канцлера о соизво­лении, данном императором Николаем Павловичем на прось­бу посланника барона Геккерена об усыновлении им поручика барона Дантеса, «с тем, чтобы он именуем был впредь вместо нынешней фамилии бароном Георгом-Карлом Геккереном». Соответствующие указания на этот счет были даны правительствующему сенату и командиру Отдельного гвардейско­го корпуса.