Злой умысел
Шрифт:
– Я еду в Филадельфию навестить маму, а то пригласила бы тебя к себе, – извиняющимся тоном промолвила Винни. Это была классическая старая дева: она обожала и работу, и всех сослуживцев. Правда, порой квохтала над ними, словно наседка над выводком, за что ее нередко любовно дразнили. Винни вечно всем напоминала, что надо взять зонт, если шел снег или сильный дождь, а еще предупреждала о надвигающемся урагане, если кому-то приходилось возвращаться домой за рулем в поздний час.
Иные отношения сложились у Грейс с Томом и Биллом. Те, казалось, просто ее в упор не видели. Она даже задумывалась порой: уж не казалась ли им опасной ее юность или же они боялись огорчить любимых жен? Вероятно, Винни в этом плане не
За неделю до Дня благодарения она задержалась в офисе во время обеденного перерыва, чтобы позвонить по личным делам. Она давно уже собиралась этим заняться, но ее отвлекало обустройство квартиры. И вот теперь настало время начать расплачиваться со старыми долгами. Грейс намеревалась заниматься этим до конца дней своих в память о людях, которые так помогли ей когда-то.
И вот Грейс нашла наконец то, что искала. Приют именовался «Убежище Святого Эндрю» и располагался в Нижнем Ист-Сайде, в Деланси. Руководил приютом молодой священник, он и пригласил Грейс туда в воскресенье утром.
Она доехала на метро до Лексингтона, сделала пересадку и сошла в Деланси. Остальную часть пути Грейс прошла пешком. Прогулка была не из приятных – девушка отметила это сразу же, как оказалась в этом районе. Какие-то мрачного вида бездельники слонялись взад-вперед по улицам, повсюду, покачиваясь, бродили пьяные, а некоторые просто валялись на тротуарах. Тут в основном располагались склады, многоквартирные дома для бездомных и обшарпанные магазины с тяжелыми железными воротами. Тут и там стояли брошенные автомобили и шатались толпы хулиганского вида ребятишек. Они тотчас же уставились на Грейс и зашептались но подойти так и не посмели. И вот наконец она добралась до «Убежища Святого Эндрю». Это был старый кирпичный дом, который, казалось, скоро рухнет, с облупившимися дверями и вывеской, чудом держащейся на какой-то ржавой проволоке. Но Грейс видела, что здесь Кипит жизнь, – люди входили и выходили, в основном это были женщины с детьми да еще несколько совсем молоденьких девушек. Одной на вид было не больше четырнадцати, но Грейс заметила, что девочка на сносях…
Вокруг столика регистрации она заметила трех молоденьких девушек – они оживленно щебетали, а одна подпиливала ноготки. И вообще шум здесь стоял такой, какого Грейс еще слышать нигде не приходилось. Визжали ребятишки, кто-то громко спорил – тут были и белые, и черные, и китайцы, и пуэрториканцы. Это была копия Нью-Йорка в миниатюре.
Она назвала фамилию молодого священника, с которым созванивалась накануне. Ждать ей пришлось долго, но она не теряла времени и сразу же начала присматриваться к здешним обычаям. А когда священник наконец появился, то оказался парнем в джинсах и заношенном до дыр свитере из некрашеной пряжи.
– Отец Финнеган? – подозрительно спросила Грейс. Вид у него был слегка озорной, а уж на священника он никак не походил. Волосы его были ярко-рыжими, и вообще он смахивал на мальчишку. И лишь еле приметные морщинки под глазами, теряющиеся в море почти оранжевых веснушек, щедро рассыпанных по светлой коже, свидетельствовали о том, что он куда старше, чем кажется.
– Отец Тим, – поправил он ее с усмешкой. – А вы – мисс Адамс?
– Грейс. – Она улыбнулась. Невозможно было не улыбнуться, глядя на него. Казалось, он излучал веселье.
– Пойдем-ка и потолкуем где-нибудь в спокойном месте. – Он жестом пригласил Грейс следовать за ним.
В коридоре резвилось около полудюжины ребятишек, и они с трудом проложили
себе путь сквозь эту ораву. В здании, похоже, прежде был склад, но теперь двери были гостеприимно распахнуты перед теми, кто нуждался в крыше над головой. Отец Тим еще вчера по телефону рассказал ей, что приют существует лишь около пяти лет и они очень нуждаются в помощниках, а особенно в добровольцах. Он был вне себя от радости, когда Грейс позвонила и предложила свои услуги. Она – это одно из тех маленьких чудес, которые им так необходимы, сказал он.Он повел ее на кухню – тут красовались три старые посудомоечные машины, пожертвованные приюту, и еще большая старомодная раковина. По стенам были развешаны плакаты, посреди кухни стоял большой круглый стол, подле него – несколько стульев, а на плите – три огромных кофейника. Отец Тим налил им по чашечке кофе, а затем они пошли в комнатку поменьше, где еле умещались письменный стол и три стула. Здесь, видимо, прежде был чулан, а теперь его личный кабинет. Все нуждалось в ремонте – это было сразу видно, да и новая мебель не помешала бы. Но, слушая отца Тима, Грейс вскоре перестала видеть и замечать что-либо, кроме него. Этот человек наделен был поистине фантастическим обаянием, причем сам об этом и не подозревал, именно за это все и обожали его.
– Так что же привело тебя сюда, Грейс? Я имею в виду, кроме доброго сердца и простоты душевной? – Он отхлебнул дымящийся кофе. В глазах его прыгали веселые искорки.
– Я занималась такого рода работой и прежде – в Чикаго. В клинике Святой Марии. – Она назвала имя Пола Вайнберга.
– Я хорошо знаю это место. Я ведь сам родом из Чикаго. А здесь я уже двадцать лет. Клиника Святой Марии мне известна. В некотором роде мы отпочковались от них и стараемся им подражать. Они хорошо делают свое дело.
Грейс сказала ему, сколько людей обслуживали они ежегодно в клинике Святой Марии и что там всегда жило одновременно семей десять – двенадцать. И это не считая тех, которые ежедневно приходили и уходили, но частенько возвращались потом под теплое крылышко Святой Марии…
– Вот примерно так же дело обстоит и здесь, – задумчиво произнес отец Тим, глядя на нее. Он не мог взять в толк, с какой стати девушке вроде нее приспичило заниматься подобной работой. Но он уже давно научился не испытывать Господня терпения и не гадать, откуда взялись его дары – он предпочитал с пользой и толком их использовать. Он уже знал, что непременно примет услуги Грейс.
– Здесь, пожалуй, пациентов даже побольше. Примерно от восьмидесяти до ста человек ежедневно – плюс-минус дюжина… впрочем, чаще плюс. – Он снова улыбнулся. – Поначалу здесь одновременно проживало порядка сотни женщин, а детишек было вдвое больше. А теперь обычно тут живут около шестидесяти женщин и около полутора сотен ребятишек – и так почти всегда. Мы никому не отказываем в приюте. Это наше железное правило. И единственное. Они приходят к нам, они остаются, если хотят именно этого. Большинство надолго не задерживается. Они либо отправляются назад, либо уезжают куда-нибудь и начинают новую жизнь. В среднем они проводят здесь от недели до двух месяцев максимум. Но преимущественно живут тут по две недели.
– А как вы умудряетесь размещать такую уйму народу? – Грейс была изумлена. Здание не выглядело настолько просторным.
– Нам нужно всего порядка двадцати комнат. И живут там сразу по нескольку человек – иначе не получается, Грейс. Наши двери открыты для всех, не только для католиков, – объяснил он. – Мы даже не задаем такого рода вопросов.
– Понятно… – Грейс улыбнулась ему – теплота, исходящая от этого человека, согрела ее душу. В нем были некая удивительная чистота и невинность, делавшие его похожим на настоящего святого. Это был воистину человек Божий, и Грейс вдруг стало так легко, так спокойно подле него, что она возблагодарила Небо.