Злые чары Синей Луны

— Его следует разобрать, — сказал ему Ламент. — Косточку за косточкой, пока все они не будут возвращены в могилы и упокоены.

— Если копнуть поглубже, обязательно найдутся какие-нибудь старые записи, — оживился Сенешаль. — Я сделаю все, что в моих силах.

Хок посмотрел на Пешехода:

— Исток. Коробочка по-прежнему у тебя. Что ты намерен с ней делать?

Подвижник с минуту раздумывал.

— Только нам четверым известна важность шкатулки. А поскольку открыть ее нелегко, думаю, отнесу я ее обратно в реликварий и оставлю там, спрятанной на виду у всех среди прочих экспонатов. Просто маленькая деревянная коробочка сомнительного происхождения. А когда хранилища не станет, пусть она отправится в какую-нибудь маленькую сельскую церковь и канет в забвение. Исчезнет из истории, пока снова не понадобится.

— Тебе было предначертано оказаться в Грезе, — сказал Хок. — Только ты мог открыть коробочку… и закрыть ее снова. Этот свет… — Он умолк и слегка вздрогнул. — Словно Богу в глаза заглянул.

— Это часть моей работы. Но, по-моему, мне больше не хочется служить Гневом Божьим. Не думаю, что смогу испытывать радость, приговаривая к адским мукам даже отпетых злодеев… Только не после всего увиденного. В конце концов, я только человек, а всякий человек может ошибиться. Но я не уверен, что сумею перестать быть Пешеходом. Заключенный мной договор не позволяет…

— Договоры составляются людьми и для людей, — вмешалась Фишер. — думаю, Господь понимал, что тебе необходимо побыть Пешеходом после всего, что случилось в монастыре, и поэтому позволил тебе занимать этот пост столько, сколько потребовалось. Теперь ты больше не нуждаешься в этом. Может, пора передать посох кому-то другому? Кому это нужнее, чем тебе.

— Но как я могу быть уверен в том, что ты права? — вопросил Ламент.

— Спроси свой внутренний голос, — посоветовал Хок. — Теперь ведь ничто не мешает его услышать.

И Ламент сразу понял, что голос умолк. Господь освободил его, сделав снова просто человеком, со всеми людскими слабостями и ограничениями, Его жизнь больше не имела цели и назначения, и Джерико Ламент решил, что никогда еще не был так счастлив.

Все они смотрели на открывающийся из окна восхитительный вид и чувствовали себя так, словно вдруг оказались в первом дне Творения.

Хок и Фишер отправились прямиком к себе. Они рухнули в постель и проспали целые сутки. В десять утра следующего дня, после нескольких попыток разбудить их громким стуком и еще более громкими воплями, королевский гонец вызвал одного из людей Сенешаля и тот просто открыл дверь запасным ключом. Курьер ворвался в комнату, гордо задрав нос, и Хок с Фишер мгновенно вынырнули из глубокого сна.

Приведенные в состояние боевой готовности присутствием потенциального врага, супруги сбросили одеяла, схватили мечи и бросились на ошеломленного посланника. Они прижали его к ближайшей стене, и в горло ему уперлись острия двух клинков. Гонец начал было звать на помощь, но тут же умолк, так как два острия погрузились достаточно глубоко, чтобы выжать капельку крови. Он слабо взвизгнул и сомлел бы, если б посмел. Не в последнюю очередь потому, что Хок и Фишер никогда не баловались ночными рубашками и стояли перед ним абсолютно голые. Несчастный решительно уставился в потолок, закатив глаза, и выкрикнул слово «гонец!» так громко, что горло заболело.

— Правдоподобно, — хмыкнула Фишер. — Наверное, подглядывал. Он похож на любителя замочных скважин.

— Будем честными, — возразил Хок. — На нем, как я теперь вижу, униформа гонца. Никто не напялит подобный вульгарный наряд без острой на то необходимости. Меня, к примеру, нипочем не заставишь.

— Надеюсь, послание крайне важное, — проворчала принцесса, — а то я из тебя, парень, сосисок наделаю. Мне как раз снился замечательный сон, и теперь я так и не узнаю, чем он закончился.

— Я там был? — поинтересовался муж. — В твоем сне?

Жена ухмыльнулась:

— Потому расскажу.

— Эй, что с твоими глазами? — спросил Хок. — На тебя смотреть больно.

— На вас нет одежды, — выкрикнул посланец. — Поэтому я отвожу взгляд. Я не имею права видеть почетных гостей неодетыми. Это было бы совершенно неприлично. Кстати, на редкость неудачное место для родинки.

— Ты подглядывал! — обвинила Фишер.

— Никогда не любил ночные сорочки, — признался Хок. — Они задираются во сне. В Хейвене, если становилось холодно, мы просто набрасывали на кровать еще одно одеяло. Итак, что там у тебя?

— Королева созывает особое заседание, — сообщил гонец. — Немедленно. Она хочет видеть там вас обоих и как можно быстрее. Хотя, вероятно, в более сдержанном варианте. Вы не могли бы поставить меня на пол? По-моему, у меня сейчас припадок случится.

Супруги убрали мечи и отпустили беднягу. Тот отделился от стены и попытался найти дверь, не открывая глаз.

— Никогда не врывайся к нам снова, — посоветовал Хок.

— Абсолютно с вами согласен, — отозвался гонец. — Можно я теперь пойду? Мне очень хочется переодеться и положить штаны в мыльный раствор, пока пятно не въелось.

— Дверь прямо перед тобой, — сжалилась Фишер. — Передай Фелиции, что мы скоро придем.

— Уверен, она секунды считает, — отозвался посланник. Он нашел выход и покинул комнату на негнущихся ногах.

Капитаны побросали оружие на кровать и оделись, собирал одежду по всей комнате. Они и не думали торопиться. Это же всего-навсего королева.

— Небось, уже весь замок в курсе, — проворчал Хок.

— Про мою родинку?

— Нет! Что мы в очередной раз спасли страну. Сенешаль никогда не мог удержаться от доброй сплетни.

— Так зачем мы понадобились Фелиции? — спросила Фишер, сидя на краю кровати и натягивая сапоги. — Для промежуточного отчета поздновато.

— Либо медаль дадут, либо пинка под зад, — отозвался Хок. — На подобных неожиданных мероприятиях от королевских особ другого ждать не приходится.

Принцесса застегнула перевязь и подошла к зеркалу. Волосы всклокочены, под глазами залегли глубокие тени. Она высунула язык, скорчила рожу и неохотно отвернулась, угрюмо оглядев свои светлые волосы.

— Интересно, как на нас отреагируют. Я внезапно похорошела, а у тебя снова два глаза.

— Сенешаль и Ламент знают, кто мы такие. По-моему, Сенешаль все знал с самого начала. — Думаешь, они проболтаются?

— Черт с ними со всеми, — решил Хок. — Выкрутимся.

Наконец, они вошли в тронный зал, демонстративно не замeчая гвардейцев, застывших по обе стороны двустворчатых дверей. Королева Фелиция восседала на троне с бокалом в одной руке и длинным мундштуком в другой. Опоздание гостей, похоже, не сильно ее расстроило — что весьма огорчило Фишер. Королева жестом пригласила их подойти. Супруги неторопливо двинулись к Фелиции, пользуясь случаем и небрежно высматривая, кого еще пригласили на особое заседание Совета. Сэр Вивиан и женщина-воин Калли стояли по одну сторону трона, на удивление близко друг к другу. Калли смотрела на Вивиана с откровенной нежностью, а тот, несмотря на смущение, лучился тихим довольством. Словно для усиления эффекта, по другую сторону маячили Джерико Ламент и герцог Арлик. Ламент отказался от своего длинного плаща в пользу более привычного придворного наряда и сильно рисковал показаться модным. Фишер едва кивнула ему, пораженная тем, что Фелиция позволила их отцу, герцогу, занять столь почетное место. Она не могла сдержать изумления, увидев, как герцог спокойно стоит без обычных кожаных и металлических подпорок. Он даже слегка улыбался. Фишер невольно подумала, не забросила ли их Радуга не в тот мир, и всерьез решила ущипнуть себя, чтобы проверить, уж не сон ли происходящее.