Злые чары Синей Луны
Шрифт:
— И вы здесь именно по этой причине? — уточнил Хок. — Для защиты дочери и внука?
— А еще потому, что возвращается Синяя Луна. Не удивляйтесь, капитаны. У нас в Герцогстве под горой тоже есть ведуньи. В прошлый приход Синей Луны среди моих защитников не было магов. Я им никогда не доверял. Мы впервые узнали о Долгой ночи, когда она уже накрыла все Лесное королевство, и демоны хлынули через мои границы. Радуга вовремя положила конец Долгой ночи и спасла нас, но все равно мы испытали колоссальное потрясение. Я твердо решил, что больше меня врасплох не застанут. Теперь мои свеженанятые и очень высокооплачиваемые маги
— Разумеется, вы всегда можете призвать их, если вам только покажется, что Долгая ночь наступает, — заметила Фишер. — А, кроме того, войска можно использовать для захвата власти в Лесном королевстве — ради его же собственного блага и защиты.
— Мой внук будет править и Лесом, и Горами, — сказал герцог. — Он объединит их в одну страну, как это и было давным-давно. Я останусь здесь, чтобы проследить, чтобы его правильно воспитали. Чтобы он вырос сильным и могущественным и искоренил всю эту южно-демократическую чушь. Я сделаю все необходимое, чтобы ничто не помешало этому.
— Нам нужно побеседовать с вами о смерти Харальда, — сказал Хок, решив, что с него хватит старческой болтовни. — Где вы находились в момент убийства короля?
— Здесь, со своими людьми. В тот день артрит мучил меня особенно сильно. Не пытайтесь повесить обвинение на меня, капитан. Мне смерть Харальда была невыгодна. Флисс приносила мне куда больше пользы в роли королевы-супруги. Кончина Харальда как ничто иное активизировала сторонников этой идиотской демократии.
— Кто, по-вашему, убил его?
— Вы хотите, чтобы я делал вашу работу за вас?
— Вы здесь такой же посторонний, как и мы, — пояснил Хок. — Но пробыли в замке дольше, поэтому у вас больше связей. Возможно, ваши люди видели или слышали что-нибудь, что мы сочли бы интересным.
— Я бы на вашем месте поставил на Магуса, — медленно проговорил герцог. — Он гораздо могущественнее, чем показывает, дьявольски загадочен и знает слишком много, чтобы хоть кто-нибудь мог спать спокойно. И кто преодолеет магические щиты лучше человека, который их сам же и установил? Какое-то время я грешил на Флисс, но у нее смекалки не хватит.
— Ходят слухи о любовнике королевы, — вставила Фишер.
— Пустое. Никого не было. Я бы знал.
— Мог ли Харальд иметь любовницу? — спросил Хок.
— Нет. Опять-таки, я бы знал. И не позволил бы ему развратничать. Никто не посмеет безнаказанно обидеть мою дочь. Разумеется, остается еще Хеллстром, сэр Вивиан. Предатель — всегда предатель. Харальду следовало убить его, когда тот вернулся живым после войны демонов. И, наконец, имеется сэр Роберт, ландграф. И весь тот демократический сброд, который вертится вокруг него. Они могут достичь власти только путем убийства. Копните там — и вы найдете грязь.
— Но со смертью Харальда, — не унималась Фишер, — вам стало гораздо легче давить на Фелицию. Как вчера в тронном зале. И вы сами заявили, что имеете собственные взгляды на воспитание Стефена. При наличии армии, сосредоточенной у границ Леса, вы можете
заставить двор назначить регентом вас — и тогда именно вы получите полную власть и над Герцогством под горой, и над Лесным королевством.— А вы неплохо соображаете, — одобрительно произнес герцог. — Имей хоть одна из моих дочерей половину ваших мозгов, я бы не печалился так о своем наследстве.
Фишер проглотила гневную отповедь. Ей хотелось, чтобы отец оказался убийцей, но у неё пока не было никаких улик для справедливого обвинения. А она была слишком хорошим полицейским, чтобы позволить эмоциям повлиять на ее суждения. Принцессе хотелось задать герцогу еще кое-какие вопросы, просто ради ощущения власти над ним, но трудно получить удовлетворение, запугивая искалеченного старика. Хок уловил в ее взгляде отблеск внутренней борьбы.
— Нам пора, — быстро проговорил он. — Спасибо за сотрудничество, герцог Арлик.
— Не трудитесь вставать, — добавила Фишер. — Мы сами найдем дорогу к выходу.
— Вы пока никуда не идете, — остановил их герцог. — Внезапно отовсюду появились вооруженные гвардейцы с мечами наголо. Они сомкнули кольцо вокруг Хока и Фишер. Супруги быстро встали спина к спине, но не сделали попытки вытащить оружие. Измотанные до предела, они не хотели начинать битву, которую были не в состоянии закончить.
— Я не забыл, как вы унизили меня вчера в тронном зале, — продолжал герцог. — Я не забываю неуважения. Думаю, вам обоим следует извиниться передо мной.
Хок быстро огляделся. Гвардейцев было человек сорок. Здоровенные, профессионального вида бойцы. Паршивое соотношение, даже не будь они с Фишер настолько уставшими после целительного заклятия. Единственная дверь казалась невероятно далекой.
— Ладно, — кивнул Хок. — Я сожалею, что мы обидели вас. Можем мы теперь идти?
— Капитан Фишер еще не извинилась, — возразил герцог.
— Убирайтесь к дьяволу, — сказала Фишер.
— Давай, — шепнул ей Хок. — Мы не в том положении, чтобы беречь самолюбие. Это же только слова.
— Извините, — еле слышно произнесла Фишер.
— По-моему, этого недостаточно, — издевался герцог. — В вашем голосе не хватает искренности. Вам придется сделать это как следует. Полагаю, следует встать передо мной на колени и склониться до пола, чтобы я мог поставить ноги вам на шеи, дабы между нами не осталось недопонимания.
— Извините, — возразил Хок. — Этого мы не сделаем. Лучше попытаем счастья в битве.
— Но шансы у вас не очень велики, — не согласился герцог. — Не в нынешнем-то состоянии. А на меня вы напасть не можете из-за моего амулета. Все до крайности просто. Если вы не исполните в точности, что я говорю, капитан Хок, мои люди убьют капитана Фишер. И наоборот, разумеется. В любом случае, по крайней мере, один из вас поклонится мне.
— Вы не сможете убить нас безнаказанно! — выкрикнула Фишер.
— Уверен, что смогу. Не забывайте, моя армия ждет на границе. Вы не настолько важные персоны, чтобы воевать из-за вас.
— Вы развяжете войну из одного только уязвленного самолюбия? — поразился Хок.
— Этот — развяжет, — процедила Фишер. Ничто и никогда не имело большего значения, чем его гордость.
— Моя репутация — единственное удовольствие, которое мне осталось в жизни, — признал герцог. — Никто не смеет разговаривать со мной так, как это делали вы, и уйти безнаказанным.