Злые происки врагов

Я сообщила о скором приезде кузьминского посланца, высказала уверенность, что этот визит, по всем признакам, не сулит новых неприятностей, и взялась за стряпню.

Наша трапеза вряд ли вдохновила бы художника на создание живописного полотна. Разве что поставангардиста, и то вряд ли. Марк, морщась, потягивал кофе, а на горячие бутерброды смотрел со смесью ужаса и отвращения, как будто подслушал мой разговор с Песичем и подозревал, что я сдобрила их фирменным приворотным зельем. Прошка ковырялся в обезжиренном йогурте и каждый кусок, который мы с Лешей отправляли в рот, провожал таким душераздирающе тоскливым взглядом, что я в конце концов пригрозила ему изгнанием с кухни. Но поздно — флюиды, испускаемые им и Марком, уже лишили меня аппетита. Зато Лешенька лучился радостью и наворачивал за всех присутствующих.

За завтраком Марк, превозмогая головную боль и мизантропию, принял наши рапорты и слабым голосом выдал новые распоряжения:

— Варвара, ты разыскиваешь Белоусову. Не знаю как! Сама думай. Леша, у тебя задание прежнее — ходишь за ней по пятам и следишь, чтоб не натворила глупостей. Прошка, даю тебе последний шанс. Если не разговоришь сегодня Инну, пошли ее к черту. Завтра займешься этой Манихиной. Выяснишь, почему она так боится частного сыщика. Генриху поручим Жердочкину. Варька, нарисуешь ему по памяти портрет домработницы.

Я закрыла глаза и вспомнила обращенное ко мне желтоватое плоское лицо женщины в халате. Потом открыла глаза и кивнула.

— Пусть Генрих подежурит у подъезда, покараулит ее, — продолжал Марк. — К самой Жердочкиной лучше не соваться. Видимо, ваш визит переполошил ее не на шутку. Вон, даже к телефону не подходит, если вообще не удрала из дому. Генрих обещал приехать к трем. Пусть кто-нибудь его дождется. У меня в три встреча со вчерашней пьянью. Надеюсь, журналюга уже прочухается.

Потом я мыла посуду и ломала голову, как нам добраться до Липучки. В голове забрезжил свет.

— Пойдем, Леша, прогуляемся, — позвала я, водрузив последнюю чашку в сушилку. — Кажется, появилась идея.

— К тебе же легавый едет, забыла? — встрял Прошка, который6 крутясь перед зеркалом в прихожей, готовился к решительному штурму неприступной Инны.

— Мы ненадолго. А в случае чего Марк его развлечет.

Марк поджал губы и посмотрел исподлобья, но ничего не сказал. Я покопалась в недрах старой тумбочки, отрыла выпускной альбом восьмого класса, сунула его под мышку и мы с Лешей отправились на операцию «Путь к Липучке».

Посетившая меня идея успеха не гарантировала, но внушала кое-какую надежду. Я собиралась обратиться за помощью к Вадиму Анферову, моему старому приятелю, жившему в соседнем дворе.

Наша с Вадиком взаимная симпатия, как и антипатия с Геленой, родилась в розовый дошкольный период, и причина ее была весьма проста: рост Вадюхи тоже не дотягивал до среднего, а телосложение не поражало мощью, вследствие чего у него, как и у меня, было крайне обострено чувство собственного достоинства. Не раз и не два мы защищали свою честь плечом к плечу, и позже, когда Вадим окреп и возмужал, я всегда могла рассчитывать на его кулаки. А пару лет назад произошло событие, которое укрепило наше расположение друг к другу. Вадим подобрал на улице заблудшего четырехлетнего чау-чау. Вадим не был собаколюбцем и поначалу в мыслях не держал оставить пса у себя. Но на объявление никто не откликнулся, а тем временем он так привязался к собаке, что не мог говорить ни о чем другом. Его бесконечные умильные рассказы о проделках пса выдерживали немногие, и я, естественно, входила в число избранных. Кроме того, Вадик, зная о моем большом кинологическом опыте, часто обращался ко мне за советом. Так что теперь я имела полное моральное право просить его помощи.

Вадим учился в той же испанской школе, но на класс ниже. И у них был самый дружный класс за всю историю школы. Они до сих пор отмечают вместе дни рождения и праздники. Эта общительная команда знала, по крайней мере в лицо, каждого ученика, который на их памяти переступал порог родных пенатов. Я надеялась, что кто-нибудь из них жил в свое время вблизи от Белоусовой. Таким образом мы смогли бы разузнать хотя бы ее старый адрес. А потом можно было бы выяснить через паспортный стол, куда она выписалась, если выписалась.

Вадик и Мишка (тот самый чау-чау) чрезвычайно мне обрадовались, но Лешу встретили настороженно. Однако после должных представлений признали и его.

— Вадюха, мне нужна твоя помощь, — начала я без предисловий. — Какая-то зараза подстроила мне пакость. Последствия пока неясны, но пакость крупная. Мы подозреваем, что зараза эта женского пола и училась в моем классе. Прощупываем всех, кого смогли разыскать, но одна девица как в воду канула. — Я перелистала альбом и выдрала фото Липучки. — Вот она. Зовут Лена Белоусова. Я хочу, чтобы ты собрал своих ребят и поспрашивал: может, кто помнит, где она жила раньше?

Вадим взял у меня фотографию, всмотрелся и удовлетворенно хмыкнул.

— Ага! Липучка. Гелина лизоблюдка. Она, конечно, не Геля, а только учится, но как пакостить, наверное, уже усвоила. Кстати, Гелю ты проверила?

— Спрашиваешь! Первым делом.

— Ладно, будет исполнено, — пообещал Вадик, убирая фотографию в карман. — Тебе когда нужно? Чем раньше, тем лучше?

— Истинно глаголешь.

— Сегодня у нас пятница, — задумчиво пробормотал он. — Боюсь, раньше семи собрать народ не удастся — рабочий день. Но кое-кого из бездельников можно призвать сразу. Ты дома?

— Пока — да. А на потом запиши номер мобильного. Леша, продиктуй.

Леша достал записную книжку, а Вадик тем временем сбегал за своей. Решив вопрос со связью, мы попрощались. Мужчины обменялись рукопожатием, а мы с Вадюхой традиционно пихнули друг друга кулаком в плечо. Потом я приласкала Мишку, и мы с Лешей удалились.

Теперь, когда проблема Липучки была переложена на чужие плечи, мы могли с чистой совестью сидеть дома и ждать милицию хоть до самого вечера. Но ждать нам не пришлось. Не успела я добраться до дивана, как в дверь позвонили.

Не знаю, с чего Петр Сергеевич взял, будто я пользуюсь приворотным зельем. Куприянов, явившийся с визитом, нисколько не походил на мужчину, опоенного любовным напитком. Был он хмур, как осенний рассвет, и холоден, как мороженый палтус. Когда я ввела визитера в гостиную, его угрюмость достигла масштабов почти неприличных. Правда, обшарив взглядом углы и убедившись, что ни в одном из них не притаился Прошка, Сергей Дмитриевич несколько просветлел. Он взял в руку узкий длинный сверток, который до того держал под мышкой, протянул мне и сказал, радуя слух легким грассированием:

— Вот, Варвара Андреевна, возвращаю вам вашу картину. Но с одним условием…

Про условие я не дослушала. Схватила сверток и опрометью бросилась в спальню. И лишь убедившись, что держу в руках свой «Пир», целый и невредимый, я вспомнила о нормах цивилизованного поведения и вернулась к бесцеремонно брошенному гостю. Хорошо еще, Марк заполнил паузу, затушевав недостатки моего воспитания.

— Значит, подозрения с Варвары сняты окончательно? — уточнял он, когда я вошла в комнату.

— Почему? — тут же полюбопытствовала я. — Вы нашли более подходящего кандидата на роль убийцы Анненского?