Змееборец
Шрифт:
Над озером колдовал узкий месяц. Обильная роса холодила ноги. Беззвучно, как легкие тени, они добежали до Гром-Камня и сели на хвойный подстил у его подножия. Воскресший обнял ее, пробуя укрыть от ночного холода, но его руки и грудь были стылыми и твердыми, как гранит Громового камня.
– Твоя любовь и тяга ко мне не случайны, – шептал оборотень. – Они – память твоего прошлого. Эти озеро помнит битву человека и дракона, здесь были посеяны семена зла, здесь им суждено созреть и уйти в небытие, ибо время похоже на змея, вцепившегося в собственный хвост. Кто разомкнет это кольцо, обретет знание и силу…
Давно,
Ваши геологи часто находят гигантские кладбища древних ящеров. Под ударами оледенения они сбивались в тесные стаи, пробуя согреть друг друга, как это делали теплокровные. Но мы были холодны, слишком холодны и медлительны. Спустя миллионы лет этому выучились некоторые виды змей, видишь, мы тоже способны учиться…
Сердце Варвары сжалось от сострадания и тревоги. Грустную судьбу слишком рассудочной и созерцательной расы может повторить безрассудное и детски беспечное человечество, самонадеянно возомнившее себя венцом всякого Творения.
Воскресший подул ей в глаза с внезапной нежностью, и Варвара положила голову на его плечо, закрыла глаза.
Она дышала ровно и безмятежно, и ее волосы рассыпались, как у русалки, спящей на дне прозрачного озера, в хороводе неясных теней и мягких касаний. Сухой голос Воскресшего шуршал, как песчаный ручеек в колбе старинных часов…
– Я поведу тебя забытыми тропами в давно потерянный мир. Он канул в небытие, минуя мифы, летописи и человечью память… Но ты увидишь его таким, как видели его твои далекие предки, и твоя кровь хранит это знание.
Я помогу тебе разбудить его…
Снега на равнине было немного, и Странник легко одолевал полтора дневных перехода. Когда он вышел в путь к далекой цели, на западе еще светило солнце, но и оно взошло в последний раз: едва поднявшись, спряталось за скалы, но в синем сумраке полярной ночи яснее заблистал далекий свет. Он знал от викингов, детей седых туманов, что это свет божественной Валхаллы, она зовет игрой полярных радуг и светится за много дней пути.
То было время молодого мира… Он тоже молод был, и жар его крови боролся с холодом и побеждал седую Хель, владычицу могил.
На третий день пути впереди показались скалы, выглаженные морскими ветрами. Не так давно на этом берегу шумела богатая пристань, у причала теснились ладьи и драккары, здесь варинги перегружали добычу, чинили корабли и поправляли оружие перед новым походом. Варингом мог стать всякий, кто любит оружие и золото больше мирных трудов. Дело это было опасное, немало охотников поживиться за чужой счет развелось на берегах морей и на речных путях.
Теперь северный край опустел, земля быстро забыла человека, а его следы смыло море. Те, кто остался, уже ни на что не надеялись, но, верные какой-то давней клятве, охраняли пограничные вежи Арконы.
В ложбине среди скал шевельнулся теплый огонек. Морозный ветер донес звучные удары молота, и потянуло сладким дымком. За оградой, сложенной из крупных, прочно и крепко подогнанных валунов, яростно залаяли псы. Они вырвались через распахнувшиеся ворота и окружили Странника. Это были
полукровки – помесь полярного волка и рослых белых собак, привезенных издалека. С их дымящихся пастей на снег падала окровавленная слюна. Следом вышел хозяин, крепкий и плечистый, как все варинги, и даже в старости сохранивший горделивую осанку воина. Крепкое костистое лицо когда-то было красиво, а теперь рассечено продольным шрамом, и правая рука свисала плетью. Прикрикнув на собак, он без слов пропустил Странника за ограду.Дом старого варинга походил на каменный замок, вот только деревянная крыша почернела и прохудилась, из провалов смотрели кости стропил. В горнице жарко пылал очаг, а на стенах висели оружие и шкуры, добытые еще в те времена, когда на побережье росли буковые и дубовые рощи и в них водились благородные олени и черные рыси.
– Я соскучился по гостям, – признался варинг. – Пристань давно опустела, изредка сюда еще заходят венеды, и я меняю кованое оружие на теплую одежду и хлеб.
Хозяин наполнил кубок теплым вином и протянул гостю:
– На-ка, хлебни это доброе вино из старых запасов!
– Я не пью драконьего снадобья, – тихо и твердо сказал Странник, – и тебе не советую…
– Можно подумать, что из нас двоих ты старше лет на триста, – невесело усмехнулся варинг. – Желание гостя – желание богов. Я могу натаять тебе снега, но здешний снег давно смешан с пеплом.
– Лучше перетерпеть, чем пить грязную воду, – заметил Странник.
– Ну да что спорить, не хочешь вина – поешь хоть хлеба: он еще теплый.
Странник поцеловал хлеб и откусил теплый ломоть.
– Отчего ты не уходишь с берега, чего ждешь? – спросил он после короткой трапезы. – Ты выдержал удар драконов, и тебе не в чем себя упрекнуть, но трехлетняя зима стала вечной, и твоя рука больше не держит меч…
– Бейся, где стоишь, – усмехнулся варинг, – разве тебя учили по-другому? Год за годом я жду, что придет более сильный, чем я, с двумя ногами и двумя руками. Может, останешься здесь охранять эту вежу?
– Нет, не останусь, – покачал головою Странник.
– Вот и все так говорят, а кому я оставлю пристань и кузню? Разве что дочке… Но будь она хоть трижды моя дочь, ей не удержать последнюю вежу…
– У тебя есть дочь? – покачал головой Странник, не то жалея старого варинга, не то удивляясь, что кто-то еще выжил среди обглоданных ветром и морозом валунов.
И верно: тот звон в кузне… Однорукому Варингу не совладать с клещами и молотом.
– Возьми ее с собою, Странник, может быть, там, куда ты идешь, она найдет лучшую долю.
– Женщина – обуза в пути, и бродяге с мечом лучше вовсе не иметь семьи, чтобы некому было плакать по нему по ночам.
– Такая, как Руяна, никому не станет обузой. Ее мать была славянкой из Новетуна. Я смеялся, когда свой Ильмень, этот ковшик пресной воды, она величала морем. Эти женщины сильны и упрямы, как необъезженные кобылицы, и из них выходят самые верные и горячие жены, но если сюда нагрянут Драконы, я сам отправлю ее в Валхаллу.
– Позови дочь, – попросил Странник, – лучше увидеть один раз, чем всю ночь слушать сказки.
Дочь варинга была высока ростом, красива и величава, как все вендские девы. Ее нежный румянец казался прозрачным, как волшебное яблоко Авалона, а глаза сияли, как летнее море, и даже темные прокопченные стены помолодели, едва она вошла. Девушка чуть склонила голову и бросила на пришельца быстрый взгляд.
– Руяна, распали-ка огонь в кузне, пусть этот бродяга узнает, на что годны мы, варинги.