Змееносец. Сожженный путь
Шрифт:
– А зачем она, удивленно спросил Курчавый, посмотрев на Романа.
– Она же фельдшер, спокойно ответил Роман, посмотрев на темное небо. Глубоко вдохнув морозный воздух, он улыбнулся, посмотрев на Курчавого.
– Да, работенка твоя, опасная.
– Да какой там опасная, поморщился Курчавый, приложив полотенце к разбитой губе. - Рисковая, промолвил он, усмехнувшись.
– И что? спросил Роман, докурив сигарету.
– Не понял, буркнул Курчавый.
– Где эти двое, посмотрел на него Роман.
– А, ухмыльнулся Курчавый. Не вспоминай. Дернули так, что не догонишь.
– Куда, удивился Роман. Здесь не пробегали, я бы увидел.
– Да они через зал выбежали, рассмеялся Курчавый. Им еще
– А кто они? спросил Роман.
– Одного я узнал, а второго видел первый раз, задумчиво ответил Курчавый.
Из темноты, выбежали двое, одетых в кожанные куртки. Молодые люди присмотрелись, подошли, и один из них, улыбнувшись протянул руку:
– Привет Курчавый.
– Привет пацаны, кивнул Курчавый, здороваясь. Чего так поздно?
– Да мы это... стремно как то, смущаясь сказал один из них. Тачку долго ловили, вот и ... - Ну ладно, заходи в кабак, я сейчас буду, скажу что и чего, распорядился Курчавый. - Угу, кивнули оба, и направились к дверям.
– А это кто?
– Пацаны мои, ответил Курчавый . Правда в бригаде неделю всего, а так ничего.
– Понятно, выдохнул Роман. Ладно, я домой поеду.
– Так, я сейчас такси вызову, тебя домой отвезут, а послезавтра, встречаемся в "качалке", здесь недалеко, на Маршака, номер девять в подвале. Договорились?
– Хорошо, кивнул Роман
– А сейчас иди за стол, поешь, выпей, все оплачено. Такси как подьедет, тебе официантка скажет. И это, слегка смутился Курчавый, посмотрев на Романа, спасибо тебе.
– Теперь поровну, протянул руку Роман. Ты меня, я тебя, ровно.
– Верно, пожал руку Курчавый. Пошли что ли?
– Идем.
То ясное небо, и крестик на груди, как тяжело, больно...Кто то кричит, холодных встречайте, а я не хочу слышать, не могу... Оглох от разрывов, они везде, кажется земля разрывается... Это пустое, холодное солнце, почему так... Руки дрожат, быстрее бы схватить горсть патронов, "забить магазин", передернуть затвор, и снова сухой лязг металла, и стук затвора, как биение сердца, еще живой... Песок в глазах, на губах едкий, соленый пот, тело трясет как в лихорадке, только бы успеть. Жму на "спуск", молчит автомат. И опять, откинув в сторону "рожок", ищу глазами "цинк" с патронами, те самые, в промасленной бумаге, спасительные, что бы не молчать, за спиной ребята... Мы все умрем, да, наверно так, а если... Смотрю на гранату, и думаю не о своей жизни, вспоминаю маму, дом, почему я здесь... Ничего не чувствую, немота, глухая... Страшно не от того что умру, живым боюсь остаться, тяжелее. Зачем мне жить, кричу задыхаясь , а перед глазами яблоня в цвету. Сколько можно терпеть, устал. Роман дрожал, тело словно пружина изгибалось . Людмила , трясла его, взяв за плечи, пытаясь разбудить.
– Рома, проснись. Проснись, громко повторяла она.
Он открыл глаза, посмотрел на нее, и прошептал:
– Ты ?
– Рома, это я, Люда, узнаешь? растерянно прошептала она.
Он молча смотрел на нее, несколько секунд, а потом произнес, глухо, будто из могилы.
– Я еще живой.
– Ты живой, сказала она, глядя ему в глаза.
– Пить хочется.
– Я принесу, кивнула Люда.
Он посмотрел ей вслед, тяжело поднялся, сел на кровати, и увидел себя в зеркало. "Какой то измотанный, и совсем старый, подумал Роман, разглядывая себя." В комнате был полумрак, через занавески пробивался дневной свет. Поднявшись он подошел к окну, и отдернул штору. Серое солнце, ударило в глаза. Роман зажмурился, тряхнув головой, и отошел в сторону. В комнату вошла Людмила со стаканом воды в руке.
– Вот, холодная, протянула она стакан.
– Спасибо кивнул Роман, взяв стакан.
В несколько глотков, жадных, больших, он осушил стакан, и посмотрев на тревожное лицо Людмилы, улыбнувшись сказал:
–
Прости, бывает.– Я понимаю, тебе...
– Прости, перебил он ее, и прижал к себе. Ты самое дорогое для меня. Моя жизнь, прошептал он.
– Ты так громко кричал, всплакнула Людмила. Я не могла тебя разбудить. Только сердце твое слышала. Оно будто хотело выпрыгнуть. Я так сильно испугалась.
– Нормально, тяжело вздохнул Роман. Со мной все хорошо.
Они стояли обнявшись. Она плакала, а он прижимал ее к себе, боясь потерять, ту единственную ниточку, в которой, для него , еще теплилась жизнь... Он хотел спросить, но не решался, а она, все понимала без слов, только прикосновением... И все таки...
– Долго я спал, тихо спросил Роман.
– Не знаю, вздрогнула Люда. Я только из больницы приехала.
– Он жив? взяв ее за плечи, он с надеждой, посмотрел Людмиле в глаза.
– Да, кивнула она, утирая кончиком пальца слезу на щеке.
– Везунчик, прошептал улыбнувшись Роман.
– Врачи тоже так сказали.
– Значит мы с тобой, человека спасли, широко улыбнулся Роман. Правильно?
– Получается так, улыбнулась Людмила.
– Ты не представляешь, какой я счастливый, негромко сказал он, и поцеловал ее в губы.
Снова завертелось колесо, краски все смешались, у судьбы одно лицо, смена радости, печалью... Может быть наоборот, так всегда бывает... То ли белый снег идет, то ли солнышко играет...Ты стремишся жить, во что бы то ни стало, только так, спасенья ищет жизнь, будто быстрая река," пробегает"...
Босния и Герцоговина. Весна 1992 год.
И пыль сомнений порастет травой, как будто не было печали... Тебе идти вперед, а надо ли, вопрос... Ведь не исполненное слово, - будто камень!
– Не надо думать о том, что может произойти, лучше будет думать о себе, - правильно? офицер сделал паузу, затянувшись сигаретой, переложил перед собой листы бумаги, и подняв глаза, пристально посмотрел на мужчину. "А сейчас, выдержит, или нет, спросил он себя, прищурившись. Он многое может сказать, но вот захочет ли? Как "ценный агент" он не интересует, это правда. Как источник дестабилизации в районе, да, однозначно.На таких как он, иногда делают ставки, если повезет, тем на кого поставили, слегка улыбнулся офицер. Держится, значит не боится. А чем его взять? Пусть думает, время есть, только не в его пользу." Вы будете говорить со мной? негромко спросил офицер. Вы меня понимаете? Ваше будущее, зависит только от вашего желания.
– Не понимаю, хрипло промолвил мужчина отвернувшись.
– Вы гражданин Афганистана, вежливо произнес военный, а я, офицер ЮНА. Вы понимаете, меня?
– Не понимаю, повторил мужчина.
В открытую дверь, заглянул усатый задумчивый офицер, пристально посмотрел на бородатого мужчину, и обратившись к коллеге, задумчиво произнес:
– Можешь оставить его, тебя начальник вызывает.
– А что с этим "муджахедом"?
– Не знаю, начальство тебе все расскажет. Ты иди, я здесь буду
Они молча смотрели друг на друга. Один из них, высокий брюнет, с тонкими усамы, на крупном лице, в форме майора ЮНА, другой, в немецком , поношенном камуфляже, с бородой, и потухшим взглядом. Майор,несколько секунд, изучающе смотрел на мужчину, затем нарочито едко усмехнулся, и отвернулся, всем своим видом показывая, что никуда не торопится, и человек, сидящий перед ним, его не интересует совсем. Он листал журнал на столе, курил, пил воду из кружки, иногда улыбался, рассматривая журнал, и ничего не говорил. Другой старался, по его лицу было заметно, он сдерживал себя. Иногда был слышен, непонятный для него гул, доносившийся сквозь бетонные стены. Он удивленно вытягивал шею, и настороженно смотрел по сторонам. Майор не отвлекался на такие мелочи, изредка поглядывая, на свои часы.