Змеиное гнездо

– А он интересовался?

– Определенно, это увидел бы и слепой.

– Ты права, не просто так он оплатил каюту.

– Что?

– Я тебе этого никогда не говорила. Знала, что тебе будет неприятно. За каюту, в которую мы вселились поначалу, мы и заплатили. Никакой ошибки не произошло. Роже Лестранж доплатил какую-то сумму – и нас перевели в другую, получше.

– Ну и дура я была! – воскликнула Лилиас. – Могла бы догадаться. А ты почему промолчала?

– Я не знала об этом почти до Кейптауна, а потом было уже слишком поздно. Мы все равно не могли вернуться к началу. Я вспомнила о твоей щепетильности, поэтому решила ограничиться благодарностью за этот дар.

– Я верну ему деньги, – сказала Лилиас. – Но сейчас дело не в этом. Рассчитаемся позже. Я хочу найти во всем смысл. Эта история с носовым платком, найденным под его кроватью после ночи, проведенной тобой в Рибек-хаусе. А вдруг он сам подбросил платок под кровать? И газетные вырезки, которые нечаянно резлетелись по полу. Почти неправдоподобная история! Он хотел, чтобы миссис Прост их увидела. Зачем он отдал их ей? Чтобы хранить. Но для чего? Ох, Девина, не нравится мне все это. Мне кажется, над тобой нависла опасность.

– Опасность?

– Как ты не понимаешь? Его первая жена умерла при загадочных обстоятельствах.

– Неужели? Она просто была пьяна и упала с лестницы.

– Странно, что не возникло никаких подозрений. Она унаследовала алмаз и умерла вскоре после женитьбы. Он нашел себе новую жену, спокойную покладистую женщину, характером в покойную первую и тоже богатую. Ее принялись медленно отравлять. Предположим, он умный человек и решил избавиться от второй жены не так грубо, как от первой. Взял и для отвода глаз уехал. Но рядом с его супругой осталась женщина, в свое время обвиненная в отравлении собственного отца за то, что он угрожал лишить ее наследства. Ее привлекли к суду за убийство, потом отпустили на свободу за недоказанностью преступления, иначе говоря, подозрения не были с нее сняты полностью. Она появляется Рибек-хаусе; домоправительница находит под кроватью хозяина ее носовой платок. Это можно счесть небольшой нескромностью, но нескромность – не убийство. Ее интересует привлекательный хозяин дома, но он, увы, уже женат. Однажды ее уже обвиняли в убийстве человека, вставшего ей поперек пути. А что если она в самом деле убила? Разве не могла бы она еще раз использовать известный ей способ? Я понимаю, что это дикое предположение. Он мог добиться цели сам, и тогда в тебе не было бы надобности. А если бы не добился, то у него наготове жертвенная овца. Ох, Девина, возможно, я слишком мнительна, но исключить, что мои слова соответствуют истине, нельзя.

– И как только могли прийти тебе в голову такие ужасные мысли?

– Я практична и мыслю трезво. Я пытаюсь нарисовать картину целиком. Спрашиваю себя – почему это, почему то. Я всегда исхожу из худших предположений – а вдруг они близки к истине. И здесь они близки к ней, Девина, близки.

– Ты меня напугала, Лилиас. Я не выдержу еще раз того, что было. Нарисованная тобою картина ужасна. В присутствии Роже Лестранжа я всегда чувствовала легкое беспокойство. А теперь… теперь у меня чувство, будто он подстерегал меня с самого начала, выжидая момент для нападения, высматривания… готовя западню… потому что знал мое прошлое. Слава богу, он уехал. Мне следует благодарить Всевышнего за эту осаду. Если бы он был здесь – страшно даже подумать! Значит, если ты все правильно угадала, Лилиас, то он надеется по возвращении узнать, что Майра умерла?

– Возможно, он вообще не вернется, а мы никогда не узнаем истины. Откуда нам знать, что творится в стране? Во время войны люди погибают. Куда он уехал? Нам это неизвестно. Он ведь говорил, что уезжает по какому-то секретному заданию? Что можно наверняка знать о таком человеке? Однако если он вернется, мы, надо думать, кое-что узнаем.

– Он едва ли сможет пробраться в город, пока продолжается осада.

– Тогда правда останется для нас пока закрытой.

– Что же нам делать, Лилиас?

– В наших силах лишь ждать и сохранять бдительность. Скажу тебе только одно: мы должны быть готовы к тому времени, когда он вернется, если, конечно, ему повезет избежать всех опасностей.

Мы проговорили до поздней ночи, ибо все равно не смогли бы заснуть. Снова и снова перебирали мысленно все то, что могло иметь значение.

У меня просто не укладывалось в голове, что Роже Лестранж помог мне приехать сюда, поскольку замыслил убить свою жену и ему на всякий случай нужна была жертвенная овца.

– Конечно, такого до мелочей продуманного плана могло и не быть. Иногда роковую роль играют случайности. Возможно, он в самом деле хотел вначале помочь тебе. А потом нечаянно узнал, что ты Девина Глентайр.

– Я припоминаю один случай… Ты была при этом. Мы были с визитом у миссис Эллингтон, и, садясь на лошадь, я упала. Рядом оказалась Китти. И у нее вырвалось мое имя.

– Помню. Этого могло быть достаточно.

– Да, имя необычное. Оно могло подтолкнуть Лестранжа на размышления. Он проявлял ко мне такое дружелюбие. Так просил, чтобы я почаще бывала с Майрой. А потом – носовой платочек и эти газетные вырезки…

– Мы не можем без конца думать об этом, Девина, тем более не будучи ни в чем до конца уверенными. Давай дождемся его возвращения и посмотрим, что произойдет. Возможно, все прояснится.

Такой у нас получился разговор.

Ждать нам пришлось не очень долго. Мы знали, что английская армия приближается. Между нею и городом находились бурские отряды, но на что могли рассчитывать недавние фермеры в столкновении с обученными войсками?

Каким образом Крюгер и Сметс могли выстоять против Китченера и Робертса… и английской армии? Поражение было неизбежным. Оно могло произойти в любой день. Мы ждали англичан. И, наконец, они вошли в город.

Казалось, все до единого жители высыпали на улицы, мы тоже были среди них. Встреча была радостной и бурной. Люди обнимались и целовались друг с другом.

– Конец осаде. Англичане пришли. Мы всегда верили в спасение…

Наверно, стоило пережить осаду, чтобы понять, как прекрасен мир, когда тебе больше ничто не угрожает. Мейфкинг, Ледисмит тоже стали свободными.

– Да здравствуют англичане! Слава Китченеру! – кричали на улицах.

Несколько дней нас носила на своих крыльях победа. Освобождение Кимберли стало настолько сильным потрясением, что, несмотря на все случившееся со мною недавно, я жила в состоянии радости и восторга. Однако мысль об угрожавшей мне ужасной опасности ни на секунду не покидала меня.

Спустя несколько дней, когда мы уже привыкли к войскам в городе, к празднествам, вновь появившейся пище, распеванию «боже, храни королеву» на каждому углу, меня стала обуревать тревога – вот-вот вернется Роже Лестранж. И что… потом? Что я скажу ему? Я ведь не смогу обвинить его в намерении отравит жену и использовать меня как прикрытие для своего злодейского умысла. Не смогу сказать ему: «Майре сразу полегчало, как только она прекратила принимать ваше лекарство. Что я могу сказать о носовом платке и вырезках? Все наши предположения, как верно заметила Лилиас, были всего лишь теорией, хотя и весьма правдоподобной.

Но поговорить с Роже Лестранжем мне так и не довелось.

Он появился в городе спустя четыре дня после его освобождения.

Я так и не узнала, что он сказал или подумал, обнаружив Майру живой и невредимой, ибо ночью был убит – кто-то, поджидавший в Саду Рибек-хауса застрелил его.

Узнав о трагедии, мы с Лилиас поняли, что наша теория верна. Лестранжа, конечно, застрелил Нджуба, узнавший каким-то образом, кто был истинным виновником смерти его сына.

Новости распространяются быстро, и вскоре к нам зашел Джон Дейл рассказать о происшедшем.