Змия в Раю: Роман из русского быта в трех томах

— В таком случае подай-ка сюда мой альбом, — промолвила чаровница, величаво протянув руку в сторону Натальи, которая в самом деле держалась сейчас точно ее рабыня, — он лежит там в шкафу, возле перчаток.

Наталья принесла альбом, и Зиновия открыла обложку.

— Вот граф Анатолий Собольский, моя первая любовь.

— Какой красивый мужчина! — воскликнула Аспазия.

— Я полюбила его еще девушкой. Когда я овдовела, он опять сблизился со мной. Он был довольно ограниченным человеком и вполне мог бы претендовать на роль хорошего супруга, однако я не собиралась вновь склоняться под ярмо Гименея, а в качестве поклонника он мне скоро наскучил. Тогда я подарила свою благосклонность — но не сердце — симпатичному гусарскому офицеру. Состоялась дуэль, и Собольский был ранен. А вот, впрочем, и гусар.

Она показала новую фотографию.

— Тоже очень красивый мужчина, — отметила Лидия.

— Он был воплощением отваги, энергии и страсти, но я недолго оставалась ему верна. После дуэли лембергское общество готово было разорвать меня в клочья. И я уехала в Карлсбад, где познакомилась с сувереном небольшого немецкого княжества. Вот здесь он, при всех своих орденах, а это его преемник, один русский. Этот любил меня крепче, чем все другие, потому что я третировала его больше, чем других. Нужно скверно обращаться с мужчинами, если хочешь, чтобы они боготворили тебя.

— Ты, вероятно, права, — согласилась Аспазия, — с женщиной, которая беззаветно любит и только любит, любовник, в конце концов, начинает обращаться как со своей служанкой.

— Я замечаю, Аспазия, что ты понемногу умнеешь, — шепнула ей Зиновия, — покажи своему муженьку кулак, и ты увидишь, как он перед тобой согнется. Мне вас всех без исключения жалко, поскольку я отношусь к вам с искренней привязанностью и участием. Жизнь, которую вы здесь ведете, мне представляется нескончаемой чередой серых будней, но все должно в корне перемениться, если вы будете капельку похитрее и станете слушаться меня.

— Конечно, станем, — подтвердила Аспазия и поцеловала Зиновию в губы.

— Я уверена, что ты нам желаешь добра, — присовокупила Лидия, — и потому, следовательно, я во всем буду слепо тебе подчиняться.

— А как думаю я, ты ведь уже знаешь! — воскликнула Наталья и опустилась на колени перед своим идеалом, чтобы осыпать поцелуями ее руки.

Старенькая двоюродная бабушка между тем совершенно по-детски улыбнулась из-под белоснежного чепца.

— Я всегда говорила, — пробормотала она, — что вам необходима наставница, теперь она у вас есть, и очень толковая.

Зиновия остереглась даже малейшим намеком выдать радость по поводу достигнутых результатов, она с равнодушным видом продолжала перелистывать альбом и рассказывать истории — забавные, увлекательные и полные сладкого яда.

То, чего недосказала она, лаская слух и душу, дамам соблазнительно нашептывали книги, которые Зиновия раздала им: с белых душистых страниц, казалось, вспархивали амурчики, сходили сатиры с козлиными ногами и тихо-тихо звучали завлекательные голоса сирен. В последующие дни эти томики переходили из рук в руки, их прятали в сумочки для рукоделия и в глубокие карманы домашних жакетов. Швейные иглы праздно бездельничали, зато неустанно шелестели печатные страницы, повествуя о блеске и радостях большого света, о любовном счастье и любовной игре, о женском лукавстве и мужском безумии, о прелестных грехах и милых изменах.

Аспазия уже украдкой мечтала о маленьких приключениях, Лидия — об удобном, занятном ярме, которое ей хотелось бы надеть на какого-нибудь мужчину; Наталья трепетала в непостижимом любовном томлении и с горечью думала о том, как глупо она обошлась с Сергеем; даже мопс казался влюбленным и легкомысленным.

Тут как раз прекратились дожди, снова приветливо выглянуло солнце, а воздух пропитался щекочущим и бодрящим холодком поздней осени. Когда дороги подсохли, Аспазия как-то вечером предложила навестить семейство священника. Усадьба батюшки располагалась всего в десяти минутах ходьбы от Михайловского дома, а потому удобнее всего было отправиться туда пешком. Соседи были самым радушным образом приняты Михаилом Черкавским и его дородной супругой, поскольку Наталья поспешила вперед и загодя дала хозяевам все необходимые инструкции в отношении их красивой тетушки.

— Нас щедро угостили нелепой ложью, — объяснила маленькая притворщица, — Зиновия — сама любезность и благовоспитанность.

Гостей пригласили в просторную горницу, где обычно трапезничали, поскольку обеденная зала была не отоплена. Зиновия скромно устроилась у окна и первым делом принялась изучать людей. Она привыкла делать это, прежде чем вступать в разговор, и последующий успех каждый раз подтверждал обоснованность и правильность ее тактики. Кроме того, она, как правила, всегда усаживалась таким образом, чтобы источник света оказывался у нее за спиной, но светил прямо в лицо остальным.

Священник был низеньким сухопарым брюнетом; разговаривая с кем-нибудь, он всегда резко размахивал руками, как будто стараясь защититься от слов собеседника.

«Настоящий крестьянин, — подумала Зиновия, некоторое время понаблюдав за ним. — Однако жена основательно его укротила, оседлала и объездила».

Февадия была женщиной, которая играючи справилась бы и с более энергичным мужчиной, куда уж было устоять перед ней добродушному, миролюбивому Черкавскому. Обликом эта крупная, могучая, светловолосая баба напоминала ту дочь галицийского священника, которая вместе с Сулейманом [33] властвовала в Османской империи. У нее был нос султанши, привыкшей к беспрекословному повиновению, и хитрые глаза деревенской тиранки.

33

Сулейман I Великолепный (1494–1566), называемый также Законодатель, — десятый султан Османской империи. Его первая жена была родом из Галиции.

Она играла ведущую роль и в духовной жизни церковного дома, хотя в первую очередь была хорошей хозяйкой. Строгая и точная во всем, как математик, она, кроме того, еще находила время заниматься латинскими классиками с сыновьями — и однокашниками сыновей, когда те приезжали на каникулы, — и исправлять их письменные задания. Древнегреческим языком и ивритом она владела настолько хорошо, что в известных пределах могла дискутировать с мужем по поводу того или иного отрывка из Библии. Она улаживала споры между крестьянами, увещевала и примиряла супругов, собиравшихся разводиться, и с помощью длинной розги поддерживала решпект в учащейся детворе. Даже деревенские собаки от ее взгляда поджимали хвосты. Сама английская королева могла бы позавидовать ее власти.

Февадия довольно долго исподволь разглядывала незнакомку и на сей раз, к общему удивлению, нарушила верность своим принципам и внезапно попросила Зиновию подняться — чтобы со всех сторон осмотреть ее туалет.

— Тут, пожалуй, поверишь во всемогущество Господа, — сказала она мужу, — ты когда-нибудь видел что-то подобное? Да, сударыня, Бог создал вас на радость Себе и нам, и каким же тонким вкусом Он вас наделил! Вы стоите среди нас как госпожа, ну скажи, Михаил, разве не госпожой она выглядит?

В этот момент в комнату вошла Алена, племянница священника, — прелестная девушка, белокожая и светловолосая, которая благодаря свежим румяным щекам, алым губам и кумачовому платку на голове походила на огромную землянику. Она неотрывно уставилась на Зиновию красивыми глупыми глазами и не могла проронить ни слова…

Уже совершенно стемнело, когда двоюродная бабушка напомнила, что пора отправляться в обратный путь.

— Окажите мне любезность и задержитесь, пожалуйста, еще на несколько минут, — попросил священник. — Сегодня у нас, слава Богу, чистое небо, и я не могу отказать себе в удовольствии показать вам некоторые созвездия.