Знак Дракона (сборник)

— Всем, кто попал в полосу, развернуться и отъехать назад, скомандовал я, и тут же услышал Сафонова:

— У меня уже почти чисто.

— Отставить! — крикнул я в микрофон. Значит, полоса узкая, и тратить время на разворот не стоит. — Всем, кто попал в полосу — к первой машине, остальным стоять.

Клептон рванул с места и, объехав машину Тамминена, который начал разворачиваться еще до моего приказа, рванулся вперед к сафоновскому БТР. Еще две машины сзади последовали нашему примеру.

Когда мы остановились впритык к Сафонову, лампочки на счетчике погасли, хотя фон он теперь показывал приличный. Я щелкнул тумблером — в максимуме на полосе было чуть больше ста сорока рентген в час. В кабине, конечно, существенно меньше — но с полминуты мы там проторчали. А я и так за последние месяцы набрал почти годовую норму. Черт бы драл эту разведку! — думал я, разглядывая отпечатанную перед выездом карту. На карте дорога была совершенно чистой. Конечно, разведчики не при чем — просто она была чистой три дня назад. А вчера, между прочим, шел дождик, и ветер был северо-западный. Что же у нас на северо-западе?

На листах, отпечатанных для маршрута, ничего не было. Конечно, оставалась надежда, что это выброс какого-то локального, раньше не обнаруженного источника — мало ли гадости спрятано в этой земле? — но, доставая из планшета большую карту района, я уже догадывался, в чем дело. Ведь как раз на северо-западе от нас лежала зона 3-А. Всего в ста километрах.

Но почему тогда выброс не зарегистрирован?

Я протянул руку к панели, вызвал через спутник штаб.

— К нам не поступало никаких сигналов, — ответил кто-то из группы контроля. — Сейчас запрошу пост.

Пока он копался, что-то там выспрашивая — у них здесь вечные неполадки со связью, особенно с тех пор, как на службу стали брать местных жителей — я вызвал БТР с дозиметрической лабораторией из центра колонны и поставил его ведущим. Так спокойнее — если в штабе решат, что нам следует продолжать движение. И они-таки решили послать нас дальше, потому что менять планы, согласованные на всех уровнях, они не осмелились. Да и невозможно было, честно говоря, что-то изменить. Тем более, что впереди нас ждали вещи гораздо более серьезные и опасные.

После получасовой стоянки колонна двинулась дальше, только теперь я приказал всем надеть респираторы и задраить люки. Мы здесь уже привыкли не пренебрегать мерами безопасности. Дозиметрическая лаборатория пошла впереди в паре сотен метров перед колонной, давая гарантию, что мы не вляпаемся в зону заражения на полной скорости и не готовые к защите. Карте, отпечатанной в штабе, я больше не верил.

Но гарантии, что дозиметристы сами не попадутся в какую-нибудь ловушку, никто мне, конечно, дать не мог. И через час с небольшим, когда мы, переехав реку по чудом сохранившемуся мосту, въехали в зону, обозначенную на штабных картах кодом «ДЕБРИС», я снова поставил впереди Сафонова. Он обладал каким-то чутьем на опасность, и пусть многих раздражала его вечная готовность видеть ее везде вокруг, я по собственной воле с ним не расстался бы — слишком много на памяти случаев, когда его излишняя вроде бы осторожность спасала многих и многих от больших бед.

Но бывают ситуации, когда не спасает никакая осторожность…

Пейзаж за мостом вполне соответствовал определению штабистов. Знакомая картина — редкий чахлый лесок по обочинам дороги, где мертвых или умирающих деревьев раз в пять, наверное, больше, чем живых, а земля вся завалена мусором. Иногда это подобие леса отступает от дороги, уступая место развалинам каких-то унылых строений — не то бараков, не то амбаров, частично развалившихся, частично выгоревших. А вдоль всей дороги поваленные телеграфные столбы. Ну хоть бы один столб остался стоять нормально! Нет, все как один завалились, иные прямо на дорогу, но их уже давно спихнули догнивать в кюветы. Здесь не было никакого особенного бедствия — просто столбы так ставили. И не оглядывались на содеянное. Если бы мне предложили выбрать символ, характеризующий эту землю, я назвал бы поваленный телеграфный столб.

До цели оставалось еще около сотни километров, когда пришел через спутник вызов из штаба. Из щели принтера поползла лента с сообщением. Действительно, в зоне 3-А вчера произошел выброс. Я не удивился, я ждал чего-то подобного. Обыкновенный выброс. Уже, наверное, не первый. Но прежде дули более благоприятные ветры, прежде о выбросах, неверное, просто не докладывали. Чему тут удивляться — я слышал на совещании в штабе доклад Гриффитса о положении в зоне 3-А. Удивляло, вернее, ужасало совсем другое — ведь там же были наши люди, ведь они не могли не знать об этом выбросе. Но никто из них тоже не доложил… Мне уже тогда казалось: это заразно, здесь сама земля, сам воздух таят в себе заразу и яд. Не буквальную заразу и яд — с этим мы как-то научились справляться. Заразу духовную, уже превратившую эту землю в пустыню. И мы вместо того, чтобы спасти ее, сами мало-помалу превращаемся в таких же существ, какие ее населяют.

Тогда мне это только казалось. Теперь я это знаю наверняка.

Из принтера снова поползла лента с сообщением: комиссия в зоне 3-А приняла решение об остановке энергоблока. Через пять часов вся округа останется практически без энергии. В том числе и городок Арат, куда мы направлялись. Без энергии они продержатся недолго.

И тут, как всегда очень кстати и вовремя, началось.

Чутье снова не подвело Сафонова. Начни он объезжать поваленное дерево слева — там эти мерзавцы даже колею проложили, как будто здесь так и положено ездить, и почти любой, я уверен, не задумываясь свернул бы на нее, ведь объезды на нашем пути даже сегодня попадались уже не раз — так вот, если бы он свернул туда, колонна осталась бы без ведущего. И мы оказалась бы зажатыми со всех сторон. Но он притормозил, а потом принялся сдвигать дерево с дороги своим БТРом. Не знаю, почему он так поступил возможно, увидел, что дерево еще совсем зеленое, и не с чего ему валится, загораживая путь. А может, по какой еще причине. Но когда ожидающие в засаде поняли, что взрыва не будет, они открыли огонь.

Оружие у них, как правило, скверное — по большей части обрезы да охотничьи ружья. Это нас здорово выручает. И мины они ставят обычно самодельные, часто вообще не взрывающиеся, а если какая и рванет, то не всегда это смертельно. На начальном этапе, пока мы еще не разоружили их армию, было сложнее. Немало ребят тогда погибло по-обидному глупо. Но теперь настоящее оружие они могут добыть только в стычке, только при внезапном нападении, а эти стычки редко заканчиваются в их пользу. Не обеспечь ООН надежную блокаду, нашлись бы, наверное, охотники снабжать их оружием. Тем более, что некоторым бандам есть чем за это оружие платить.

Но, к счастью, блокада действует вполне успешно.

На сей раз им не повезло. Правда, первым же выстрелом из гранатомета они подожгли машину в середине колонны, но водитель успел выскочить, а в кузове были только тюки с палатками. А потом — то ли у них не было больше гранат, то ли они просто отступили, раз не удалось подорвать головной БТР, то ли наш огонь оказался эффективным — но из леса по колонне было сделано всего несколько выстрелов. Мы же действовали уже автоматически. Давно минули времена, когда застигнутая такой засадой колонна вступала в бой с бандитами, теряя понапрасну людей и технику. Мы успели многому научиться, хотя наука эта не сделала нас лучше. Но мы поняли: единственный ответ на такие нападения — это полное уничтожение противника. И были последовательны в своем ответе. В каждой колонне есть несколько установок сплошного поражения, и уже через полминуты лесок слева от дороги, откуда по нам стреляли, заволокло дымом. Вряд ли хоть кто-то из нападавших мог уцелеть, но мы не стали выяснять это — до Арата оставалось еще часа два пути, и время было дорого. Да и не наше это дело — выяснять. Я доложил в штаб, и колонна двинулась дальше, спихнув в кювет горящий грузовик. Мы обошлись без потерь — только одного водителя ранило в руку. А те, кто на нас напал… Что ж, минут через двадцать здесь будут вертолеты, если кто и остался в живых после нашего залпа, то это ненадолго. Давно прошло время, когда я задумывался над правомочностью такой тактики, над необходимостью разобраться, предложить сдаться, найти какой-то компромиссный вариант. Слишком многих товарищей потерял я на этой земле. Я стал другим. Эта земля сделала меня другим. И я уже не думал над моральными проблемами. Эти проблемы все остались там, во внешнем мире, за границей блокадной зоны.

Через полчаса я связался с нашим представителем в Арате. Там положение не изменилось — третий корпус все так же продолжал гореть, ветер нес газ из резервуаров на город, оставалась угроза взрыва, поскольку откачать газ не удавалось. Подаваемой энергии едва хватало на обеспечение переброшенного туда еще утром на вертолетах отряда заградителей. Отряд гражданской обороны — один из тех, что вот уже полтора года создавались по всей зоне восьмым отделом — похоже, существовал только на бумаге. Нам до города оставалось еще часа полтора.