Знак фараона (сборник)

Тот сверкнул благодарной улыбкой и припустил что есть мочи. Хирам облегченно вздохнул. Где уж тут усидеть за глиняными табличками и свитками! Как сын жреца, Хафра обучался в Доме Жизни, но учителя приходили в отчаяние. Таблички и перья вечно ломались в его руках, чернила растекались, а сам мальчишка норовил то сбежать с занятий, то напроказничать, то подраться с соучениками. Он был веселым, незлобным, старался слушаться родителей, но у него плохо получалось, и те не винили сына.

Помимо Хафры Нира родила еще двоих детей: мальчика и девочку. Те были другими: послушными, вдумчивыми, спокойными и не доставляли родителям никаких огорчений. Зато Хафру любил отец Ниры, Антеп. К всеобщему удивлению, этот нелюдимый, мрачный, жестокий человек сильно привязался к внуку.

– Не знаю, как остальные, – говорил он и при этом небрежно махал в сторону младших детей Хирама и Ниры, – но этот мальчишка явно удался!

Когда Хафра приходил навестить дедушку, Антеп лепил для него лошадок из глины, вырезал деревянные мечи, делал луки из гибких веток. Нира опасалась, что отец испортит сына, но Хирам уверял жену, что ничего страшного не случится:

– Ты же видишь, Антеп стал гораздо терпимее и мягче, а Хафра умный мальчик, он никогда не пойдет по пути зла.

Нира согласно кивала. Если б ее отец знал, что она родила этого ребенка от чужеземца, раба! Хирам сдержал свое слово и ни разу не напомнил жене о том, что старший ребенок ему не родной. Порой Нира поражалась терпению и силам своего мужа. В отличие от других жрецов Хирам женился в юные годы; ему приходилось заботиться о растущей семье, при этом он старался преданно служить Амону.

Постоянно увеличивающиеся богатства храма требовали разумной организации его управления. И днем и ночью там кипела бурная деятельность, ибо величие Амона возвышало фараона, который жертвовал богу воистину несметные дары.

Спустя пять лет после рождения Хафры Хирам смог купить собственный дом в центре города и нанять слуг. Еще через два занял должность главного кхерхеба, о которой всегда мечтал, и теперь отвечал за копирование и сохранность свитков храмовой библиотеки. Случалось, он проводил в Доме Жизни большую часть суток, но Нира не жаловалась. Она понимала его стремления, его мысли. Хирам верил в то, что это вызвано не только искренней благодарностью, но и глубокой любовью.

Поговорив с сыном, он отправился в библиотеку, но не преодолел и половины пути, как его окликнули. Оглянувшись, Хирам увидел одного из младших жрецов, который поклонился и сказал:

– Вас спрашивает какая-то женщина. Говорит по-нашему, но мне кажется, она чужестранка.

Хирам нахмурился.

– Где она?

– Вон там! – Жрец показал рукой.

Хирам прищурился. Не одна женщина, а две, и с ними мальчик. В храм приходило много людей. Возможно, это не то, о чем он подумал.

– Я поговорю с ними, – сказал он и повернул назад.

Он приближался к неподвижным фигурам, и ему чудилось, что с каждым шагом его сердце опускается все ниже и ниже. Когда Хирам понял, что не ошибся, ему показалось, будто оно резко упало к ослабевшим ногам.

Что нужно этой женщине? Зачем она явилась сюда через восемь лет? Чтобы вновь возмутить его покой?!

Он узнал Аруну, хотя она выглядела совсем не так, как тогда, когда он видел ее в последний раз. Сейчас перед ним стояла гордая, спокойная женщина, взгляд которой был полон манящей силы, но при этом удивительно мудр. Аруна была одета в египетское платье, как и стоявшая рядом с ней миловидная девушка, на вид тринадцати-четырнадцати лет, которая держала за руку мальчика, ровесника Хафры.

– Откуда ты явилась? А главное – зачем? – с болью в голосе прошептал Хирам.

– Я приехала из Мегиддо, чтобы поклониться Амону.

У жреца невольно вырвалось:

– Не лги!

Женщина усмехнулась.

– Я не лгу. Я давно не такая, какой ты меня помнишь. У меня есть дочь, и я должна подавать ей достойный пример.

– Дочь? – удивился Хирам.

– Да, – ответила Аруна и что-то сказала девушке. Та отошла вместе с мальчиком, и тогда женщина продолжила: – Приемная дочь. Есть еще сын, старший сын, он остался дома с отцом. Рахмиру пятнадцать лет, и мы верим, что из него получится талантливый воин. Мы с мужем нашли двух бездомных детишек и взяли их к себе. А еще одного, Джамхада, я родила сама.

Он смягчился.

– Я рад за тебя. Значит, твоя мечта исполнилась?

Аруна улыбнулась уголками губ, и ее глаза загадочно блеснули.

– Да. Хотя не совсем так, как я хотела.

Она будто чего-то ждала, и Хирам сказал:

– Наверное, дети устали и хотят пить. Да и ты тоже.

– Ты собираешься пригласить нас к себе?

В ее усмешке жрецу почудилась прежняя Аруна, и он нахмурился.

– Я живу не здесь. Мой дом стоит в центре Фив.

– Ты, наверное, женился? – промолвила она с любопытством, но без ревности.

– Да. На очень скромной и достойной женщине. Ее зовут Нира, и у нас трое детей. – И, не выдержав, спросил: – А ты? Ты вышла замуж за своего Джаира?

Аруна глубоко вздохнула и ответила:

– Да.

«Значит, настоящий отец Хафры жив», – подумал Хирам. Внезапно оказавшись столь близко к прошлому, он ощутил нечто болезненное, щемящее. Из глубины души поднялись чувства, о которых он предпочел бы забыть.

Он повел женщину и детей в тень, под навес, а Аруна продолжала рассказывать:

– Джаир нанялся на службу в египетское войско. Он отличился на войне, и ему была пожалована земля, на которой мы построили дом. Мой муж участвует в военных походах, а я его жду. Он нечасто бывает дома, зато каждая наша встреча напоминает первое свидание.

Хирам принес по чашке прохладного пива ей и детям и спросил:

– Стало быть, ты счастлива?

Аруна вновь усмехнулась и ответила:

– Отныне каждый новый день моей жизни лучше предыдущего. Потому что подрастают мои дети, потому что с каждой прожитой минутой моя сила крепнет и я становлюсь мудрее. Пять лет назад умерла Митта, старая колдунья. У нее не было детей, и она передала свои знания мне.

Жрец Амона насторожился.

– И какие же это знания?

Аруна опустила взгляд и расправила складки на платье.

– Когда-то мне говорили, будто Митта обладает завидным даром, умением угадывать человеческие желания и читать мысли. На самом деле все это не только великая радость, но и тяжкий гнет – воспринимать чужие беды как свои собственные и помогать людям.

– Чем ты им помогаешь? – недоверчиво осведомился Хирам.

– Говорю в лицо жестокую правду или ублажаю сладкой ложью. Лечу травами, а иногда – молитвами. Беру их сердца в руки и смываю с них отчаяние и боль, вдыхаю в их души новые силы.