Знак королевы вампиров

Из-за их мысленной связи или из-за его новых возможностей, наложившихся на его старые, он смог проникнуть в эти ее мысли, запрятанные глубоко в ее подсознании. Она оставалась бессмертной, ее силы и способности ограничивались возможностями ее мускулатуры. Примерно так же, как и силы льва или тигра. Она была быстрой, очень быстрой, но за ней можно было проследить взглядом. Если вампиры об этом узнают, она будет в такой же опасности, как и… простые смертные. Ей не хватит сил бороться даже с не слишком сильным вампиром. Возможно, даже шприц с человеческим транквилизатором может ее обездвижить.

Неизвестно, обладает ли она волшебными способностями, которые могли бы ей помочь, но мысленно она в этом сомневалась. Без этих способностей даже в рядах ее теперешних собратьев она будет считаться одной из самых низших существ. Неприкасаемой.

Она — его госпожа, он должен ее защищать. Должен любить. Он ее не потеряет.

22

Четыре месяца спустя.

Он уже две недели провел в Аппалачах, забираясь все дальше и дальше вглубь гор, подальше от людей и цивилизации. Последнее свидетельство существования людей он встретил около тридцати километров назад, это были следы лагеря, предназначенного для отдыха туристов. Днем он ставил специальную палатку, сделанную из материала, отражающего свет. Ночью он тихо и изящно скользил между деревьев, и даже лесные обитатели замечали его лишь тогда, когда он вплотную подбирался к ним. Он мог положить руку на холку оленя, почувствовать грубость его шерсти, вдохнуть его запах, прежде чем испуганное животное убегало прочь, проламываясь сквозь заросли. Однажды ночью он вышел из потока, в котором купался, и обнаружил стаю волков, исследовавших его лагерь. Он зарычал, обнажив клыки. Они зарычали в ответ. А затем развернулись и убежали в ночь.

Сегодня ночью он несколько часов шел в полной темноте, прежде чем свет луны смог пробиться через плотную завесу облаков. Присев на корточки возле ручья, он склонил голову на плечо, наслаждаясь ощущением темноты, тем, как легкий ветерок слегка шевелил его волосы. Слушая звуки ночи. Смотря на звезды.

Он их, конечно, замечал и раньше, но до встречи со своей госпожой он скорее был дневным человеком, нежели ночным. Теперь он знал созвездия, фазы луны, с интересом изучал движение теней по серебристой поверхности символа женской силы и таинственности. Он понял, что на самом деле ночной ветер не имеет звуков. Голос он получал от того, через что проносился.

После многих месяцев почти полного сумасшествия от своего собственного нетерпения он, наконец, успокоился. Она была рядом.

Вы на самом деле думаете, что сможете от меня спрятаться, моя госпожа? Я знаю, что последние несколько дней вы все время где-то неподалеку. Просто не показываетесь мне на глаза.

В тот период времени, когда он осваивался с переходом в новую для него форму вампира, им иногда приходилось сковывать его цепью, чтобы удержать. Цепи, которые ни один из новорожденных вампиров не порвал бы, он смог расшатать за три ночи. Поэтому им пришлось их укрепить, надеть на него двойные цепи. Когда он боролся со своей жаждой крови, он знал, что внутри него бушует не голод по крови, а голод по ней. Знание о том, что рядом с ней нет никого, кто бы мог ее защитить. У нее больше не было огромной силы.

Неполноценная. Как и он, она будет некоторое время привыкать к своей новой форме, своим новым возможностям. Только он привыкал к силе и скорости, во много раз превосходящим способности простого смертного. Она же привыкала к гораздо меньшим способностям, чем имела когда-то.

У него были Мейсон, Гидеон, мистер Ингрэм и все необходимое. Она же стала отшельницей.

Он делал все, что говорил ему Мейсон, и даже больше. Но в определенных вещах ему никак нельзя было спешить. Возможность контролировать жажду крови пришла только когда закончилась трансформация, когда все его тело полностью перестроилось. Гидеон ему очень понятно объяснил, что если он попытается сбежать до того, как это произойдет, он Сам проткнет его колом. Мейсон, хоть и не столь саркастически, также дал ему ясно понять, что он не позволит ему уйти до тех пор, пока он не будет представлять опасности для невинных людей.

— Когда переход завершится, жажда крови уже больше не будет настолько подчинять тебя, — сказал Мейсон. — Но даже во время первых десяти лет у тебя будет возникать желание ослабить контроль, если ты разозлишься или подвергнешься стрессу. Ты должен с этим бороться, неважно, когда именно это проявится, пока не будешь абсолютно уверен, что сможешь это контролировать. Тебе нужна эта дисциплина даже больше, чем любому другому новорожденному, так как твои силы значительно превосходят все, на что они способны.

Это так беспокоило Мейсона, что он уговорил Джейкоба позволить Брайану изучать себя, что помогло бы им понять, что именно произошло. Брайан с удивлением понял, что каким-то образом Лисса, обращая его, сумела передать Джейкобу силы и опыт тысячелетнего вампира. Сила, скорость, способность подчинять.

Он бы с легкостью отдал немного этой силы в обмен на способность его госпожи читать мысли на большом расстоянии. И хотя способность общаться со смертным или вампиром, чью кровь ты выпил, была типичным умением для всех вампиров, способность к ясному общению была, скорее всего, приобретенной с многолетним опытом, а не просто приходила вместе с обращением. Через неделю после ее ухода Джейкоб, встав на закате, запаниковал: он больше не мог ясно различать ее мысли.

Он чувствовал ее. Мог определить, в каком направлении она находится. Но не слышал ее мыслей. Только лишь мешанину из слов и образов, словно сигнал сильно искажался. Мейсон и Гидеон оба считали, что это к лучшему. Что это поможет ему легче пережить время, необходимое для трансформации. Вместо этого он продолжал просыпаться от кошмаров, в которых видел ее запертой в гробу. Она кричала, звала его по имени, а он ее не слышал.

Он совершенно не интересовался вампирской политикой и не искал своего места в их обществе. Он прекрасно знал, где его место. Чтобы помочь самому себе хоть чуть-чуть ослабить натянутое, словно струна, ожидание, пока пройдет эта богом проклятая трансформация, после которой ему уже не захочется полностью выпивать кровь ни в чем не повинных девочек, он принял решение позволить Брайану изучать себя, сколько тому захочется, а в обмен получил от него жизненно важную услугу.

И в дополнение к отличному запасу крови, которую он нес в рюкзаке-холодильнике, он получил кое-что гораздо более важное. Все, что ему нужно было, чтобы этим воспользоваться, была его госпожа.

Когда он с помощью Мейсона проследил ее до Аппалачских гор и попросил Илайджу подвезти его, он, снова оказавшись поблизости от нее, смог читать ее мысли. Но она скрывалась, поэтому он слышал лишь отдельные фрагменты. Острые, хрупкие осколки мыслей, отрывки вырванных слогов. Иногда ее разум находился в полном покое, не думая ни о чем, словно она смогла найти способ сжать свое сознание и не позволять мыслям извне проникать в ее мозг.

Однажды, во время одного из ночных переездов, он почувствовал ее страх. Взрыв страха, за которым последовало физическое напряжение. Словно она бежала… словно ее преследовали. Зная, что он слишком далеко от нее и ничем не сможет ей помочь, он мог лишь молча сидеть на заднем сиденье, застыв от ярости, желая настигнуть, разорвать… борясь за самоконтроль, слыша, как кровь Илайджи с мокрым звуком прокачивается через сердце. Эти звуки сводили его с ума.

Теперь, оказавшись в лесу, он все время сокращал расстояние между ними, он иногда срывался ночами на бег, пытаясь подойти к ней еще ближе. Он чувствовал ее беспокойство. Желание, похожее на боль. Иногда усталость. Раз или два он даже чувствовал, что она болеет, когда она попробовала пищу, которая оказалась не лучшим источником питания для нее.

Он начал чувствовать ее физические ощущения. То, как гладко вода струится по ее горлу, когда она пьет из текущего ручейка. Листья, касающиеся ее кожи, когда она сворачивалась в самом затемненном месте кроны, чтобы немного поспать.

Она была так близко. Она уже несколько дней наблюдала за ним. Он мог бы попытаться увидеть ее, найти ее, но ему приходилось быть терпеливым. Вампирская половина заставляла ее не уходить от него далеко. Инстинктивная часть, которая взяла верх над сознанием, никому не доверяла, не было уверена, друг он или враг. Все меньше в ней оставалось от мыслящего существа, все больше она становилась похожей на дикое животное.