Знак шпиона

– Ты подарило мне свое сердце, перевязанное голубой лентой. Но я был слишком пьян и не донес подарок до дома. Сердце упало и разбилось о каменную мостовую…

На улице уже стемнело, в гостинице зажглись окна, подул легкий бриз. А здесь, в таверне, было душно, пахло жареной рыбой и кислым вином, перебродившим в бочках. Лето задержалось в этих краях и, кажется, не собиралось уходить. Двадцать пять градусов и ни единого дуновения ветра в начале ноября – это слишком даже для Лиссабона. Песни, слова которых Колчин понимал с трудом, несли такой энергетический заряд, что переворачивали душу. Мелодии слишком сложные, они не раскладывались на пять блатных аккордов, голоса исполнителей волновали и завораживали.

Промокая платком влажный лоб, Колчин хлебал огненную похлебку из глиняного горшка и спрашивал себя: чем бы занялись сегодняшние звезды русской эстрады, случись десятку португальских самодеятельных исполнителей выучить язык и переехать в Москву? Если бы наши звезды имели хоть каплю совести, они бы продали свои каменные особняки и протирали пыль с гитары того худощавого паренька, который сейчас стоял на эстраде. Или чистили его обувь. Но кто может позволить себе в наше время такую роскошь, каплю совести?

– Как здесь кормят?

Виктор Нестеров говорил по-английски чисто, без акцента. Он отодвинул табурет и уселся с другой стороны стола.

– Отменно.

Колчин перевернул чистый стаканчик.

– Рад слышать.

Нестеров сделал глоток портвейна, поморщился. Он давно не употреблял дешевого вина. Взял из вазочки лимон и, отрезав от него длинный ноздреватый пупок, выдавил в рот капли сока. Подозвав официанта и заказал дежурное блюдо, шницель из говядины и рыбацкий пунш, смесь рома, лимона и меда. Только что Нестеров встречался с русским связником.

– Ты готов выслушать плохие новости? – спросил он.

– А хороших нет? – спросил Колчин. – Я готов выслушать и хорошие.

– Сначала плохие: нам предстоит бессонная ночь, – Нестеров снял темные очки и долго тер пальцами красный след, оставленный на переносице. – Передают, что информация доведена до адресата. О том, что девочка находится в этой гостинице, Дьяков уже знает. Должен знать. Он также знает, что дипломат из посольства в Лондоне прибудет сюда уже в понедельник. Короче, времени для раскачки совсем не остается, ведь Дьяков должен опередить дипломата. Скорее всего, наш объект появится этой ночью. Или следующей. Я бы на его месте действовал именно ночью.

Нестеров замолчал.

– А где хорошая новость?

– Их целых две. Первая: все закончится очень быстро. Нам не нужно торчать в «Сан-Роки» целыми неделями, как курицам на насесте. Вторая новость: твои новые ботинки будут готовы уже во вторник.

– Насчет ботинок – отлично, – обрадовался Колчин. – Это первое доброе известие, которое я слышу за два последних месяца.

Официант поставил на стол тарелку со шницелем и скрылся в табачном дыму. Нестеров прикурил сигарету и пару минут слушал певца.

– Обожаю Лиссабон, – сказал он. – С его старинными улочками, допотопными трамваями, черепичными крышами и патриархальным бытом. Это не Брюссель, где кинешь камень и попадешь в тайного агента, сотрудника ЦРУ, БНД или МОССАДа. Мы с тобой здесь можем говорить почти открыто, не прячась ни от кого. Потому что Лиссабон не интересует ни одну спецслужбу мира. Когда-то город был наводнен шпионами, его использовали как плацдарм для натурализации, внедрения агентов в европейские столицы. С той поры все встало на уши. Европа умчалась далеко вперед на своем скоростном поезде, а Португалия безнадежно отстала. Она так и осталась тихой провинциальной станцией, куда летом приезжают отдохнуть туристы. Сюда не добрались психозы, которыми страдает весь мир. Например, запрет на курение в общественных местах.

– И мне тут нравится, – признался Колчин. – Возможно, я остался бы здесь навсегда, но не могу. А теперь пора идти. Боюсь, наша девушка уже соскучилась. Кстати, как там её жених Филипп Висенти?

– У него есть все, что может иметь человек в его положении. Запас продуктов, вода и матрас.

– А он не вскроет себе вены консервным ножом?

– Отпадает.

Колчин позвал официанта и расплатился за ужин, не взирая на протесты Нестерова, и ушел.

Колчин пересек темную улицу, поднялся на крыльцо гостиницы и вошел в холл. За конторкой возле двери сидел все тот же старик портье. Сдвинув на затылок широкополую соломенную шляпу, он терзал старенький радиоприемник, старясь настроиться на волну, где транслируют девятичасовой выпуск новостей. Старик поднял взгляд на посетителя и приветливо улыбнулся. Колчин остановился у стойки. Портье выключил приемник.

– Хорошая погода, – сказал Колчин.

– Слишком душно, – старик неплохо говорил по-английски. – Невозможно заснуть. Ночью будет сильная гроза. И шквальный ветер.

– Это передали по радио?

– Это чувствуют мои кости. Обязательно будет сильная гроза.

– Скажите, никто не интересовался дамой из триста восемнадцатого номера?

– Никто, – покачал головой старик. – У меня перед носом номер вашего мобильного телефона. Как только её спросят, я дам вам знать.

– Спасибо. А новые посетители в гостинице останавливались? В то время, когда я ужинал? Я жду друзей из Англии. Они должны приехать завтра или сегодня.

– Англичан не было. Но приехали два немца. Они сняли номер на втором этаже.

– Вот как? – Колчин подумал, что слишком плохо наблюдал из таверны за входом в гостиницу, заслушался песнями, раз его угораздило пропустить новых постояльцев.

– Один из этих немцев мужчина лет сорока с небольшим? Со шрамом над бровью?

– Это молодые люди, им нет и тридцати. Муж и жена.

Колчин положил на стол десять долларов. Банкноту, как сачок бабочку, накрыла соломенная шляпа старика. Поблагодарив портье, Колчин подошел к автомату для чистки обуви, стоящему возле лестницы, сунул монету в щель и нажал красную кнопку. Старинный автомат лязгнул, начал вибрировать, щетки пришли в движение. Колчин думал, что порядки в гостинице слишком уж либеральные. Незнакомому человеку, чтобы подняться на любой этаж, достаточно назвать номер, в который он хочет попасть. Если портье спит, у его конторки можно не задерживаться. Холл сквозной, зайдя с улицы легко выйти через заднюю дверь и очутиться в тесном квадрате внутреннего двора, огороженного с трех сторон каменным забором. Во дворе разбили цветочные клумбы и посадили молодые эвкалипты и каменные липы.

Начистив ботинки, Колчин в несколько прыжков преодолел четыре лестничных пролета, прошел в конец пустого коридора, постучал в дверь триста восемнадцатого номера, выждал пару секунд и снова постучал.

– Кто там? – спросила Уильямс.

– Это я.

В замке повернули ключ, дверь открылась, Колчин зашел в номер. Верхний свет был погашал, шторы плотно занавешены. Горел лишь тусклый светильник на стене.

– Никто не звонил?

– Нет, – процедила Джейн сквозь сжатые зубы.

– Жаль. В холодильнике есть пицца. Разогреть?

Уильямс не ответила, сев на диван, раскрыла любовный роман в нежно розовой обложке и отгородилась книгой от Колчина, давая понять, что терпит его присутствие в силу обстоятельств, но вести беседу не станет даже под пытками. Колчин сел в кресло.

– А вы напрасно сердитесь, потому что сами себе испортили жизнь.

Джейн молчала, делая вид, что увлечена романом.

– Я хотел сказать, что все кончится совсем скоро, – продолжил Колчин. – Потерпите. И ваши мечты осуществятся. Будете сидеть в своей Бразилии в доме с открытой верандой. Наслаждаться свежим воздухом и слушать завывания диких обезьян. Это все, что я знаю о Бразилии: кофе, карнавал, футбол и уже упомянутые мною дикие обезьяны. Говорят, их там очень много. Вы не боитесь обезьян?