Знакомство категории X

— Ты не знаешь, что это за мир. То, что ты видел сегодня, — цветочки: режиссер, помешанный на своих планах, вежливые парни, хорошее освещение, чистенькие девушки, которые трахаются понарошку, типа «Я реализую свои фантазии, но сохранила свежесть», а ягодки — ты даже представить себе не можешь. Мерзкие телки, жесткое порно на экспорт, садо-скато, фистинг, ноги в заднице по щиколотку…

Таксист делает радио громче. Талья повышает голос:

— Знаешь, что такое квартет? Двойное проникновение в каждую дырку. Добавляешь рот, получается секстет, и будь счастлива, что нос свободен и можешь дышать. Таков сегодня рынок. Девки, которые не могут иначе зарабатывать на жизнь, должны не отставать, а мужики тащатся. Возьмем твоего друга Брюно, славного парня, еще немного, и ему пришлось бы бомжевать, а тут такие перемены — теперь ему платят за то, что он дрючит красивых баб, так он в конце каждого эпизода спасибо нам говорит. А знал бы ты, сколько таких, которые нас унижают, оскорбляют, бьют, рвут нам все внутри, насилуют на законном основании, нарочно заражают, чтобы отомстить за свою конченую жизнь? Тебе этого хочется?

Хотел бы я ей сказать, что в футболе тоже не все так уж распрекрасно, но мне куда больше хотелось завоевать ее доверие, чем жаловаться на свою судьбу.

— Чего ты ждешь от этой профессии, если только ты не хочешь выкарабкаться, как Брюно, или, может, у тебя IQ как у Максимо, двадцать восемь сантиметров?

— А ты?

Я старался задать вопрос как можно мягче, но в моем голосе все же прозвучал упрек. Или непонимание.

— А я ничего не жду. Я тут временно! Я не тешу себя надеждами, как все эти дуры, которые воображают, что, став известными в порнобизнесе, они потом сделают карьеру в нормальном кино. Этого не будет никогда, Руа, никогда! У нас на лбу всегда будет написано «порно», а если и пригласят на съемки, то только на те, от которых нормальные актрисы отказываются. Я себе отвела три года, чтобы скопить как можно больше денег, завести как можно больше знакомств и по-пробоваться везде, где только можно. А пока я вкалываю как ненормальная, учусь постоянно, чтобы быть приличной девушкой, иметь подобающий вид и достоинство. Через три года я подцеплю какого-нибудь старичка из высшего общества, мы с ним пойдем в мэрию — распишемся, я скрашу последние годы его жизни, устрою ему пышные похороны, а потом куплю дом, буду жить как хочу, спокойно, и видала я вас всех. Спокойно, понимаешь?

Последние слова она уже почти прокричала, и ее глаза затуманились слезами, точнее, это был лишь намек на слезы: две крохотные капельки блеснули и тотчас исчезли, как будто дворники очистили запотевшее стекло.

— Прости меня, — сухо сказала она. — Но меня бесят такие люди, как ты, которым ничего не надо.

— С чего ты взяла, что мне ничего не надо?

Она поправляет воротник, собирает растрепавшиеся волосы в хвостик, потом упирается локтями в колени, кладет голову на ладонь и с надеждой смотрит на меня.

— Ну тогда ты хорошо это скрываешь.

— Стараюсь.

И снова повисает тишина, словно знак восстановленного доверия.

— Вот так пробка, — замечает шофер.

— Ты не злишься на меня, Руа?

— Нет. Я просто немного беспокоюсь за тебя, вот и все.

— У меня все хорошо, — холодно говорит она. — Я сдаю анализ на СПИД раз в три недели, с этим все в порядке. А если сомневаюсь в парне, я ему выдаю, что родилась в тридцати километрах от Чернобыля, и тут уже он сам начинает требовать презерватив. В любом случае я выкуриваю по полторы пачки в день, ем мясо бешеных коров, генетически измененные овощи, дышу асбестом и гроблю себе мозги мобильником. Никто не может сказать, от чего именно помрет, так не лучше ли забить на это все, а?

Я ей отвечаю, что в отношении мобильных телефонов еще не известно, опасно ли ими пользоваться.

— Для призраков да. Между прочим, английские ученые недавно доказали, что в тех домах с привидениями, где пользуются мобильными, призраки появляются в два раза реже! Я выйду здесь, месье, иначе я вообще не доберусь. Чек, пожалуйста. Ты едешь дальше?

— Нет-нет.

Шофер выписывает квитанцию, а она тем временем снимает обувь и вытаскивает из сумки пару роликовых коньков.

— На самом деле, Руа, поступай как знаешь. Я с тобой славно провела время и не против трахнуться еще разок, но я хочу, чтобы между нами было что-то еще. Если нам суждено стать приятелями, лучше, чтобы у тебя была другая профессия. Футболист, например, мне очень нравится. Тренируйся, прояви себя, не знаю, стань хорошим игроком, если тебе это так нравится. У меня вот нет увлечения, в этом моя проблема. Я всегда мечтала только об одном — свалить. Вырваться оттуда. Учитывая то, откуда я, у меня был только один способ — тело. Спасибо, — говорит она, пряча чек в карман.

— Можно ваш автограф? Меня зовут Бернар.

Она вытаскивает из сумки фотографию и размашисто подписывает со множеством завитушек. Я выхожу из машины, открываю ей дверцу. В кармане звонит телефон. Опускаю туда руку, выключаю его. Мне нравится, что ее беспокоит исчезновение привидений, когда всех вокруг волнует изменение климата на Земле.

— До скорого, — говорит она, ступает в роликах на тротуар и начинает крутиться на месте.

— До завтра, — отвечаю я уверенно.

Она улыбается уголками губ и кивает.

— Как хочешь.

— Талья Стов — твое настоящее имя?

— Это сокращенно. Полное — Наталья Стовецкина.

Она топчется на месте, балансируя руками, хлопает в ладоши, явно что-то хочет сказать. Я спрашиваю: «Что-то еще?» Она цепляется за завязки моего костюма.

— Если бы мы уже не трахнулись, я бы тебя точно закадрила.

— То есть тебе не понравилось?

— Я не о сексе говорю, а о фантазии. Ты весь такой чистенький, ничего не хочешь менять в своей никудышной жизни и при этом замечательно себя чувствуешь… Как тебе удается сохранять такое спокойствие? Тебе ничего не надо, и ты даже не грустишь по этому поводу. Ты прям марсианин какой-то.

Я опускаю глаза. Очень жаль, что у меня такое маловыразительное лицо. Если, по ее словам, на нем не отражаются недовольство и печаль, уж и не знаю, что тогда на нем вообще написано. А может, она видит меня таким, каким я был раньше. Или — оптимистическое предположение — предвосхищает будущее. В конце концов, что мне мешает послать к черту систему, которая мной воспользовалась, выложить все в пятницу следователю, рассказать правду-матку журналистам или надавить на президента, шантажировать его, чтобы меня снова выпустили на поле и я бы доказал всем, что я лучший? Да, но если обо мне снова станут говорить в новостях и Талья по телевизору узнает, сколько на самом деле я зарабатываю, не представляю, как мне выпутываться потом из собственной лжи. И, по правде говоря, единственное, что сейчас важно, — это оставаться для нее марсианином.

— Ты умеешь играть в «Тривиал персьют»?

Я отвечаю «нет» — надо же хоть раз сказать ей правду.

— Я научу тебя. Приходи ко мне сегодня в девять, я приготовлю ужин. Если, конечно, у тебя нет невесты? — взмахнув ресницами, спросила она.

Я помотал головой, спросил ее адрес. Она написала его мне на ладони вместе с номером телефона. А потом кинулась петлять между застрявшими в пробке машинами, резко отталкиваясь от асфальта, отчего ее сумку болтало из стороны в сторону. Я пытался представить, что может быть между девушкой и парнем, которые познали любовь с ее изнанки, начав отношения с того, к чему они обычно приходят. Что нам теперь делать со временем, которое у других уходит на то, чтобы желать друг друга, мечтать и ждать? Уж и не знаю, выиграли мы время или потеряли.

* * *

Домой я вернулся в растрепанных чувствах. «Домой»… Пустой звук. То же самое, когда я говорю «мы» о команде. Дуплекс, четыреста квадратных метров в стиле «Прованс» с греческими колоннами и террасой, на последнем этаже охраняемого дома, откуда открывается вид на обрезанные деревья Булонского леса. Едва я прибыл в Париж, французский агент сразу привел меня сюда. Это была квартира Торкаццио, центрального защитника, которого из-за тендинита только что сбыли «Рапиду» в Бухарест. У него в гараже стоял «Феррари». Агент спросил, возьму ли я и его тоже. Торкаццио сидел, ссутулившись, на плетеном стуле, у него был такой разбитый вид, что я сказал «Беру». Все это вычтут из моей зарплаты. На мраморном столе мы поставили подписи на бумагах: согласно сделке мне переходил контрольный пакет акций компании, в чьей собственности находились дуплекс и автомобиль. Перед уходом Торкаццио, у которого глаза были на мокром месте, посоветовал мне особо на «Феррари» не гонять — он еще не прошел обкатку. Я успокоил его, улыбнувшись в ответ: ничего с ним не случится, у меня нет прав.