Знакомьтесь! Это я – современный русский писатель

Как проходили занятия в начальной сельской школе, я, к сожалению, вспоминаю с некоторым трудом. Подробности уже стерлись из моей памяти. Но то, что все же сохранилось в ней, постараюсь воспроизвести ниже, не претендуя на стопроцентную достоверность.

Здание нашей школы представляло собой обычную деревенскую избу-пятистенку, состоящую из двух одинаковых половин. К торцу одной половинки была сделана пристройка в виде небольшой комнаты. Две половины дома были собственно школой, а пристройка являлась жильем директора этой школы и одновременно ее учительницы. Жила она в ней вместе с мужем, но чем занимался он в то время, я не помню. В каждой половине дома стояли четыре ряда парт: по два ряда вдоль каждой стены. Между ними располагались неширокие проходы, как бы делившие помещение на два класса. Поскольку школа работала в одну смену, то, следовательно, в каждом помещении во время смены одновременно находилось два класса: например, первый и третий, или второй и четвертый. Каждый день из деревни выходили ученики четырех классов. При этом занятия проводили всего две учительницы, каждая одновременно с двумя своими классами. Правда, количество учеников в каждом классе было небольшим. Примерно, 12–15 человек. Как эти учительницы ухитрялись совмещать уроки двух разных классов, я уже не помню. Вероятно, один класс что-то писал, второй в это время что-то читал и так далее.

К этой школе были прикреплены дети, кажется, девяти ближайших деревень. Одновременно в школе находилось небольшое количество учеников: примерно 60–70 человек. Я это так подробно осветил сейчас для того, чтобы вы – читатели – знали, в каких сложных условиях нам приходилось учиться в то далекое, даже мирное время.

В советское время сельский учитель был уважаемым человеком. Его селяне любили, уважали и боготворили. К его мнению всегда прислушивались и относились очень серьезно. Приход учителя в дом деревенского жителя всегда означал какое-то важное событие. Надо учесть, что большинство деревенских жителей были неграмотными или имели четырехклассное школьное образование. Вероятно, современный читатель удивится, мол, как так можно было заниматься? Можно было, если учесть, что проводилось всеобщее школьное образование, а сельских школ и учителей в них катастрофически не хватало. Но мы учились, при этом неплохо! Все зависело от нашего желания и прилежания. Были они, был и успех.

В то время у деревенских школьников не было портфелей и тем более рюкзаков. Поэтому книги и тетради мы носили в самодельных матерчатых сумках, которые мы называли торбами (по аналогии с принадлежностями людей-попрошаек).

Я был у своей учительницы на особом счету. Дело в том, что еще до школы я уже умел читать, считать и писать буквы и цифры. Весь букварь был прочитан до начала занятий в школе. Этому меня научил мой старший брат, который тогда уже учился в седьмом классе. Кроме того, я был скромным, послушным и очень любопытным мальчиком. Помню, учительница меня любила, часто хвалила, ласково называла по имени, часто нежно обнимала и гладила по головке. Мне это, конечно, очень нравилось.

Еще помню эпизод, связанный с началом войны. Нас пригласили в школу и объявили, что занятия с 1-го сентября отменяются. Моя учительница позвала меня к себе, нежно обняла и долго молча сидела в задумчивости. О чем она думала в это мгновение, я не знал, но мне было очень грустно и хотелось плакать. Очевидно, расставание с нею для меня было большим горем. Я жил в многодетной, перегруженной заботами крестьянской семье, и моей матери некогда было заниматься нами – детьми. Мне явно не хватало материнской любви и ласки. Думаю, эта учительница и стала для меня той доброй, ласковой мамой, которую я хотел иметь в детстве. Возможно, и я для нее был тем ребенком, которого она мечтала иметь в своей жизни. Она в то время еще не была замужем. Наверное, у нас были родственные души, которые, встретившись в этом сложном, суетнм мире, искренно радовались этому. Вот ведь как бывает в жизни! Доброта, проявленная ко мне, еще ребенку, посторонним в общем-то человеком, осталась в моей памяти на всю жизнь.

Так мы попрощались со школой, еще не зная, как долго будет продолжаться война и перерыв в учебе. К сожалению, когда советские войска освободили всю нашу местность от немецко-фашистских захватчиков и в школе продолжились занятия, моей любимой учительницы в ней уже не оказалось, и никто не знал, куда она уехала. Позже я пытался найти ее след, но безуспешно.

Уже в середине августа 1941 года я увидел живых фрицев. Тогда они были еще очень напыщенными, но, к счастью, еще снисходительными к нам. С удивлением рассматривали нас, взрослых и детей. Вероятно, считали нас за людей низшей расы, улыбались и даже почему-то смеялись, видя наше скромное жилье и одежду. Ведь мы тогда были для них дикарями-лапотниками. Деревенская детвора в летнее время гуляла по улице босиком, что их, вероятно, очень удивляло. Об этом периоде своей жизни я подробно рассказал в романе «Судьба пианистки».

В оккупации мы были около 6 месяцев. Страшное было время из-за драматичности и непредсказуемости событий. В нашей деревне дважды располагалась на несколько дней механизированная немецкая пехота. В это время нас, жителей деревни, выселяли из своих домов, и в них вселялись непрошеные гости. Об этом периоде нашей тревожной жизни я тоже подробно рассказал в упомянутом выше романе. К счастью, никто из жителей нашей деревни не пострадал от немецких репрессий. К чести жителей нашей и соседних деревень скажу, что среди наших селян не было полицаев и предателей. Достаточно сказать, что в нашей деревне во время оккупации находились два члена партии, и никто их не выдал. «Да, были люди в наше время!»

Занятия в школе возобновились 1-го сентября 1943 года. В это время в деревнях жило еще много горожан, покинувших город из-за его оккупации немцами. В самом городе практически были разрушены все жилые дома и школы. Поэтому пришлось нашу школу срочно делать семилетней. Ну а здание-то осталось прежним, рассчитанным на занятия учеников только четырёх первых классов! Было принято решение договориться с деревенскими жителями об открытии в их домах школьных классов. В результате в деревенских домах одновременно находились хозяева домов и мы – школьники. Как мы уживались тогда вместе, даже сейчас мне трудно представить. Запомнились такие интересные эпизоды. В середине дня хозяева нашего дома-класса, естественно, устраивали обед, и по всему дому распространялся запах вкусных щей или супов. Нам, конечно, приходилось глотать слюнки (время-то было голодное) и продолжать заниматься. После сытного обеда хозяин дома обычно залезал на теплую печку и укладывался спать. Все было б хорошо, если бы он не начинал громко храпеть. У нас это, естественно, вызывало смех, но приходилось терпеть. Мы ведь не могли делать ему замечание, так как он мог рассердиться и выставить нас на улицу. Мы ж своим присутствием тоже доставляли ему неудобство, но он же терпел нас! Занятия проводились в одну смену. В это время хозяевам дома, естественно, приходилось вместе с нами присутствовать на уроках и «учиться». Вот в таких «тепличных» домашних условиях в военное время мы учились. Но все понимали, что так надо! Мы и деревенские жители вынуждены были мириться с такими неудобствами. Часто дело доходило до смешной ситуации. Например, ученики этой деревни жили в одних домах, а учиться ходили в другие, хотя в их домах тоже были классы, только для других учеников. Так было до тех пор, пока в городе не начали интенсивно строить жилые дома для населения и школы для учащихся. Но сельские школьники и после этого продолжали учиться в таких стесненных условиях. Трудное было время, но мы с честью его пережили! Окончив семь классов, я перешел учиться в лучшую городскую школу и был в ней, между прочим, не последним учеником. Только я в своем классе окончил ее с медалью, правда, серебряной.

Самым памятным событием в этот период была первая в моей жизни юношеская любовь. А объектом ее была моя одноклассница. Она не была внешне яркой красавицей, и привлекло меня к ней не это качество, а ее необыкновенная скромность, доброта и человечность. Сразу скажу, что за два с половиной года наших встреч мы ни разу не обнимались, не целовались и не ссорились. Нам достаточно было касания рук друг друга. Любовь была взаимной, искренней и очень чистой. Это именно ей я впервые в жизни сочинил стишок в четыре строки, в котором признавался в любви. Поэтому она и сохранилась в моей, да и в ее памяти, как самое светлое событие в жизни.

В Ленинградский институт инженеров водного транспорта я поступил, можно сказать, случайно. В нем в то время учился брат моей пассии. Я встречался с ним во время каникул и беседовал. Мне особенно понравилось то, что его студенты носили тогда форму, подобную форме офицеров военно-морского флота: синий китель с погонами и блестящими металлическими пуговицами, черные брюки клеш, фуражку с металлической кокардой и черные ботинки. Зимой носили черную шинель с теми же погонами и пуговицами и зимнюю шапку-ушанку с кокардой. Мне очень хотелось пофорсить в такой форме. Окончил институт я хорошо, но без красного диплома. Годы в Ленинграде были посвящены не только учебе, но и освоению великой и разнообразной ленинградской культуры. В то время ленинградцы были особыми, необыкновенно чуткими и добрыми людьми, пережившими ужасную блокаду. После пяти лет жизни и учебы в этом городе я стал совершенно другим человеком. Считал и считаю Ленинград, который, к сожалению, сейчас стал называться Санкт-Петербургом, лучшим городом России. Когда сейчас я приезжаю в него, невольно испытываю щемящее чувство тоски по этому замечательному городу. Недостатком его является только погода, которую не случайно называют «ленинградской», то есть сырой и прохладной даже в летнее время.

Во время учебы в Ленинграде произошло для меня два памятных события. Во-первых, я встретился с удивительной, музыкально одаренной, но глубоко несчастной женщиной. Эта встреча стала для меня памятной на всю оставшуюся жизнь, а для нее, как мне кажется сейчас, она стала еще и судьбоносной. Удивительная история! Случайная встреча четверокурсника с замужней женщиной, уже имевшей в то время дочь, была явно необычной. Кроме этого, она в то время уже окончила консерваторию и была ее преподавателем. К тому же она была на 13 лет старше меня. Все это делало наши отношения несколько странными и даже в какой-то степени противоестественными. Эта удивительная история с большой теплотой и любовью описана мною в новелле «Таинственная пианистка», вошедшей сначала в роман «Загадочные женщины в жизни любопытного мужчины», а потом изданной в виде повести отдельной книгой. Именно этой женщине я посвятил сердечное и очень искреннее стихотворение. Ниже я помещаю два четверостишия этого стихотворения:

Судьбе угодно иногдаДарить нам памятные встречи.Они нас радуют всегда,Пока мы есть на этом Свете.И я судьбу благодарю,Ей гимны славные поюЗа то, что встречу подарилаИ на любовь благословила.

Полностью это стихотворение вошло в вышеуказанные роман и изданную позже повесть «Таинственная пианистка». Про любовь в нем упоминается не случайно. Она действительно вспыхнула в наших душах, но мы, вернее я не дал ей разгореться и связать наши души в дальнейшей жизни. Возможно, это была моя роковая, непростительная ошибка в жизни. Как знать! В знак глубокого уважения и искренней благодарности за все хорошее, что было в нашей жизни, я сочинил на смерть этой неординарной женщины проникновенную эпитафию. Она была впервые помещена в указанном выше романе «Загадочные женщины в жизни любопытного мужчины». Позже я поместил эту эпитафию в изданную отдельной книгой повесть «Таинственная пианистка».