Знаменитые расследования Мисс Марпл в одном томе
Шрифт:
– Гости, конечно, поднимались по лестнице? – спросил он.
– Да. Маленькими группками. Одна, другая, сплошного потока не было. Кого-то наверх препровождал я сам, кого-то Элла Зелински, личный секретарь мистера Радда. Мы хотели, чтобы все было мило и неофициально.
– А вы сами были здесь, когда поднялась миссис Бэдкок?
– Неловко признаться, главный инспектор, но этого я не помню. У меня был список имен, я выходил во двор и препровождал нужных гостей в дом. Там я их представлял, обслуживал напитками, потом выходил за следующей партией. В то время я не знал миссис Бэдкок в лицо, а в моем списке ее точно не было.
– Как насчет миссис Бэнтри?
– А-а, она бывшая владелица этого дома, да? Она была в моем списке, и, кажется, миссис Бэдкок и ее муж пришли с миссис Бэнтри примерно в одно
– Кто же угощал напитками их?
– Точно не скажу. Нас на обслуге было трое или четверо. Я знаю, что я пошел вниз, а мэр как раз поднимался мне навстречу.
– А кто еще был на лестнице, когда вы спускались, не вспомните?
– Джим Гэлбрайт, из газетной братии, еще человека три-четыре, я их не знаю. Двое фотографов, один местный, фамилию не помню, и богемная девица из Лондона, она специализируется на неожиданных ракурсах. Ее фотоаппарат был нацелен в то место, где мисс Грегг встречала гостей. Сейчас, минуточку… кажется, в это время появился Ардуик Фенн.
– Кто такой Ардуик Фенн?
Этот вопрос Хейли Престона прямо-таки поразил.
– Но это же знаменитость, главный инспектор. Большая знаменитость – и на телевидении, и в кино. Мы даже не знали, что он в Англии.
– То есть его приход оказался сюрпризом?
– Еще каким! – подтвердил Престон. – С его стороны это было очень мило, эдакая приятная неожиданность.
– А он что, старый друг мисс Грегг и мистера Радда?
– Когда-то он был близким другом Марины, во времена ее второго брака. А насколько они друзья с Джейсоном, я не знаю.
– Так или иначе, его приход оказался приятным сюрпризом?
– Ну конечно. Мы все были в восторге.
Крэддок кивнул и сменил тему разговора. Он дотошно выпытывал все подробности, связанные с напитками: из чего их делали, как подавали, кто подавал, кто из слуг работает в доме постоянно, а кого наняли специально на этот день. В результате напрашивался ответ, на который уже намекал инспектор Корниш: отравить Хитер Бэдкок мог любой из тридцати человек, но любого из тридцати могли за этим неблаговидным занятием застукать! Уж больно рискованно!
– Спасибо, – сказал он наконец. – А теперь, если можно, я бы хотел поговорить с мисс Мариной Грегг.
Хейли Престон покачал головой:
– Мне очень жаль. Мне действительно очень жаль, но об этом не может быть и речи.
Брови Крэддока поползли вверх.
– Это почему же?
– Она лежит в лежку. Полнейший упадок сил. Здесь сейчас ее врач. Он выписал ей бумагу, которая подтверждает ее нездоровье. Сейчас я вам ее покажу.
Крэддок взял бумагу и прочитал ее.
– Понятно, – сказал он. – А Марина Грегг всегда держит при себе врача?
– Актеры и актрисы, это ведь такой народ – каждый как натянутая струна. Всю жизнь – под высоким напряжением. Считается, что у знаменитостей должен быть свой врач, который хорошо знает их организм, особенности нервной системы. У Мориса Гилкриста очень солидная репутация. Он уже много лет следит за состоянием здоровья мисс Грегг. Возможно, вы читали, что последние годы она часто болела. Ее даже в больницу укладывали, и надолго. Она только с год как пришла в норму.
– Понятно.
Увидев, что Крэддок решил больше не настаивать, Хейли Престон вздохнул с облегчением.
– Вы, наверное, хотите поговорить с мистером Раддом? – предположил он. – Мистер Радд… – он взглянул на часы, – вернется со студии минут через десять, если вас это устроит.
– Лучше не придумаешь, – сказал Крэддок. – А пока… Доктор Гилкрист сейчас здесь, прямо в доме?
– Да.
– Тогда я поговорил бы с ним.
– Пожалуйста. Сейчас я его приведу.
Молодой человек поспешно удалился. Дермот Крэддок остался у лестницы. Конечно, застывший взгляд, который живописала миссис Бэнтри, мог быть всего лишь игрой ее воображения. Она ведь из тех, кто торопится с выводами. Хотя… вывод, к которому она пришла, представлялся вполне логичным. Леди из Шалотта, которую настигла ее судьба, – это, скорее всего, перебор, но, возможно, Марина Грегг увидела нечто вызвавшее у нее досаду или раздражение.
Нечто такое, из-за чего она даже позабыла про гостью, с которой говорила. А что, если по ступеням поднимался нежданный гость – гость весьма нежеланный?Он обернулся на звук шагов. Вернулся Хейли Престон, с собой он привел доктора Мориса Гилкриста. Дермот Крэддок представлял себе этого человека совершенно иначе. Доктор не был сюсюкающе-обходительным, во внешности его не было ничего театрального. Казалось, это человек грубоватый, добродушный и не склонный ко всяким вывертам. На нем был твидовый костюм, для англичанина слегка вычурный. Голову украшала копна русых волос, темные глаза наблюдательного человека взирали на мир с живостью.
– Доктор Гилкрист? Я главный инспектор Дермот Крэддок. Можно с вами пару слов наедине?
Доктор кивнул. Свернув в коридор, он прошел его почти до конца, толкнул какую-то дверь и пригласил Крэддока войти.
– Здесь нам никто не помешает.
Это, вне сомнения, была собственная комната доктора, очень удобная и хорошо обставленная. Доктор Гилкрист указал гостю на стул и уселся сам.
– Насколько я понял, – начал Крэддок, – мисс Марина Грегг сейчас не в состоянии отвечать на вопросы, таково ваше профессиональное мнение. Но, собственно говоря, доктор, что с ней?
Гилкрист чуть пожал плечами.
– Нервы, – ответил он. – Если вы начнете сейчас задавать ей вопросы, через десять минут она будет на грани истерики. Я не могу этого позволить. Можете прислать сюда врача из полиции, я с удовольствием изложу ему свою точку зрения. И на дознании она не могла быть по этой же причине.
– И долго она пробудет в таком состоянии?
Доктор Гилкрист взглянул на него и улыбнулся. Улыбка была располагающая.
– Если вас интересует мое мнение, – сказал он, – мнение не врача, а человека, максимум через два дня она не просто захочет видеть вас, она сама попросит послать за вами. Она захочет спрашивать. Захочет отвечать. Так уж они устроены! – Он наклонился вперед: – Сейчас, главный инспектор, попытаюсь вам втолковать, почему эти люди ведут себя именно так, а не иначе. Жизнь в мире кино – это непрерывный стресс, и чем больший успех выпадает на твою долю, тем сильнее стресс. Вся твоя жизнь, с утра до ночи, как на ладони. Всему миру все о тебе известно. А когда идут съемки, когда ты работаешь – это изнурительный труд, и опять-таки целыми днями. Приезжаешь на съемочную площадку утром, садишься и начинаешь ждать. Скажем, эпизод у тебя в этот день небольшой, но его переснимают снова и снова. Так ведь его еще надо отрепетировать! А репетировать часто приходится по кусочкам. В фильме-то все получится вполне достоверно и последовательно. Но во время съемки этой последовательности нет и в помине. Так что дело это изнурительное, однообразное. После такого дня ты как выжатый лимон. Живешь, конечно, в роскоши, пожалуйста тебе и успокоительное, и ванны, и кремы с пудрами, и врач по первому зову, и расслабляйся, тут тебе и вечеринки, и с народом общайся сколько влезет, но вся твоя жизнь – как на ладони. И тихо и спокойно наслаждаться жизнью – это дудки. Ты и расслабиться по-настоящему не можешь.
– Понимаю, – сказал Дермот. – Да, я все это понимаю.
– И еще, – продолжал Гилкрист. – Если вы ступили на эту стезю и если как творческая личность вы чего-то стоите, вам обязательно присуще одно свойство. Эти люди – знаю по личному опыту – чересчур чувствительны, уязвимы, их все время мучает неуверенность в себе. Это жуткое чувство – ты все время сомневаешься, вдруг ты не тянешь, не способен на то, что от тебя требуется. Говорят, актеры и актрисы – народ тщеславный. Это неправда. Никакого самолюбования тут нет, а есть вопрос, который все время давит на тебя как пресс: все ли у меня в порядке, достаточно ли я хорош? И тебе нужно самоутверждаться постоянно. Выслушивать чьи-то похвалы, слова восхищения. Спросите Джейсона Радда. Он вам скажет то же самое. Им надо дать почувствовать, что эта задача им по плечу, уверить, что никто другой этого лучше не сделает, терпеливо настраивать их, все время подбадривать – пока не добьешься желаемого результата. И все равно они никогда в себе не уверены. И поэтому любой или любая из них, если выражаться языком простым и житейским, – это комок нервов. Сплошь оголенные нервы. И чем хуже у них обстоит дело с нервами, тем лучше они работают.