Знаменитый газонокосильщик

Моя соседка без малейших колебаний тут же начинает кому-то названивать: «Привет, это Карен. Ты меня помнишь? Два года назад я была твоей соседкой. Да ты наверняка меня помнишь — у меня еще был такой большой лабрадор по кличке Кики».

Однако я не могу заставить себя кому-нибудь позвонить, так как ощущаю в этом фальшь. Фрэнк Понд обнимает меня за плечи своей толстой и потной лапой: «Да забудь ты про свою гордость. Конечно, это твои друзья, но ты ведь предлагаешь им услугу. Ты должен быть профессионалом. Да и вообще, когда ты смотришься в зеркало, кого ты там видишь — друзей и знакомых?» — И тут у меня возникает мысль, что этот сукин сын даже собственного отражения не видит в зеркале.

— Мы занимаем десятое место в мире и являемся одной из крупнейших финансовых организаций. Если сейчас сюда кто-нибудь войдет и скажет, что ему нужен заем в четыре миллиона иен, чтобы купить консервный завод в Коби, мы дадим ему эти деньги без всяких проблем. У нас огромная компания, Джей. Иногда даже трудно представить себе ее истинные размеры. Особенно когда выходишь на улицу, а там дождь, она не пришла на свидание, машина не заводится, да еще и куртку порвал, зацепившись за гвоздь.

За день до маминой смерти мы навещали ее вместе с Чарли. Она все еще надеялась на улучшение. Думаю, она искренне в это верила. Впрочем, никто и не пытался разубедить ее. Метастазы были уже повсюду, но она не желала с этим мириться. Она просто была не в состоянии признать это.

Ее голова была откинута на горку из трех подушек. Ей постоянно кололи диаморфин, так что она не могла держать голову и лишь глазами следила за происходящим. Она была рада нашему приходу и в то же время встревожена из-за того, что я прогуливаю занятия, а она хотела, чтобы я сдал экзамены на отлично.

— Мне сегодня делали внутривенные вливания. Говорят, они творят чудеса, — произносит она, растягивая слова. От нее пахнет клубникой, которой ее безуспешно пытались накормить в последний раз, и единственное, о чем я могу думать — это о тех временах, когда я поднимал ноги, чтобы она могла пропылесосить ковер вокруг меня.

— Знаешь, сколько у меня спален? Восемь! Пять кабинетов. Ты даже не поверишь, если я скажу тебе, сколько я зарабатываю, — хвастается Понд.

Я набираю первый номер из своего списка друзей и знакомых. Это мама Джеммы.

— Здравствуйте, миссис Дрейкот. Как делишки? Это Джей.

— Извини, Джей, но Джеммы нет дома. И какие, собственно, делишки ты имеешь в виду?

— Видите ли, миссис Дрейкот, я, собственно, хотел поговорить с вами. Ведь вы бы хотели стать материально независимой женщиной, не так ли? Хотите, я объясню вам, как можно усовершенствовать систему доходов и расходов?

Миссис Дрейкот отвечает, что она не понимает, что такое система доходов и расходов, и я, испытывая страшную неловкость, вешаю трубку.

Я надеваю куртку, и Понд снова повторяет, что я ему страшно нравлюсь и он сможет озолотить меня, если я останусь. Самое ужасное, что, прельстившись мечтой о быстром обогащении, я чуть было не остаюсь, представляя, как буду сидеть в одном из своих пяти кабинетов и вспоминать, как едва-едва не остался с носом из-за миссис Дрейкот. «Ох уж эта миссис Дрейкот. Ха-ха-ха. Как я ее отымел на следующий день со своей страховкой! Налей-ка мне еще коньяка, Фрэнк. Ха-ха-ха. Каким же я был наивным дураком!»

— Ты знаешь, а у тебя действительно серьезные проблемы, — замечает Понд, когда я подхожу к двери.

— Боюсь, что проблемы у вас, а не у меня, — отвечаю я. Хотя он не ошибается — у меня действительно серьезные проблемы, и я это прекрасно понимаю.

Добравшись до дому, я перезваниваю маме Джеммы и прошу у нее прощения за то, что пытался втюхать ей страховку. Она говорит, чтобы я не переживал из-за этого, а что касается Джеммы, то она все еще в Шеффилде — ищет себе жилье.

— Все еще? — переспрашиваю я, и мама Джеммы, смутившись, говорит, что ей срочно надо в какой-то художественный клуб, и вешает трубку.

 15 апреля: Мы с папой сидим допоздна, и он все время говорит о маме. Он устроился в своем кресле, перекинув ноги через подлокотник, так чтобы я не мог видеть за стеклами очков его покрасневших заплаканных глаз. Папа уже три недели не ходит на работу и говорит, что превратился из мужа в сиделку. Дойти до кухни и обратно стало для мамы настоящим испытанием. Он заказал специальные перила, чтобы ей было легче подниматься наверх. «Мы должны делать для нее все, что в наших силах, — говорит он, глядя вверх. — У нее самой сил больше не осталось».
 По вечерам мама устраивается на диване, подняв наверх свои отощавшие ноги, и так сидит, не шевелясь. А папа, Чарли и я приносим ей сок лайма и ее любимые заварные печенья из металлической коробки, которая стоит в буфете.
 Папа говорит, что она отказывается принять то, что с ней происходит. Каждый день она говорит о своих симптомах — какими неподвижными стали ноги, как раздулся живот, — но никогда не соединяет все это в общую картину. «Я ей говорю: „Надо уже разобраться, с какой формой рака мы имеем дело. Четыре месяца назад речь шла о раке желудка. А что происходит сейчас?“ А она отвечает: „Мне это не интересно“. Я говорю: „Давай спросим Мейтланда“, а она не позволяет. Она просто не хочет ничего знать. Ей кажется, что до тех пор, пока она этого не знает, она может делать вид, что все это происходит не с ней».

Суббота, 17 апреля

Мой мозг еле функционирует. Приступы ужаса, когда меня преследовал вопрос: «Что я делаю со своей жизнью?», сменились другими, не менее сильными, только вопрос превратился в утверждение: «Посмотрите, что я натворил!». Каждый день я просыпаюсь с ощущением того, что лечу в бездну.

Ходил с Джеммой, Марком и Кейт в индийский ресторанчик. Марк сказал, что сделал Кейт предложение и она согласилась выйти за него замуж. Джемма поздравила Кейт и, перегнувшись через стол, поцеловала Марка. А когда я их поздравлял, то внезапно понял, что мне глубоко наплевать, будут ли они счастливы. Это напомнило мне о том, что я психопат, и мне стало грустно.

К концу вечера мне было уже на всех наплевать. Окружающие вызывали у меня исключительно чувство ненависти. Я даже не знаю, чем это было обусловлено — тем, что я психопат, или темами их разговоров: кредитные карточки «АМЕХ», новая машина, цены на квартиры в Шеффилде. Когда у тебя нет работы, хочется обсуждать серьезные темы — говорить о жизни и смерти, о мудрости, почерпнутой утром в Чешемской библиотеке. Безработный ощущает себя художником-авангардистом эпохи Парижской коммуны. Хочется идти на баррикады, штурмовать Зимний дворец и перераспределять национальное богатство. Но в реальности не остается ничего другого, как смотреть по «Видео-Плюс» «Звездный десант».

Карл Маркс не работал десять лет. Он сидел в Британской библиотеке и судорожно кропал свой «Капитал». Такой работоспособности можно позавидовать, но, с другой стороны, его ничто не отвлекало — тогда не было ни дневных телепрограмм, ни современных видеотехнологий. Переместите Карла Маркса в 90-е годы XX века, и он превратится в совсем иного человека. Он бы сразу позабыл о коммунизме и роли пролетариата, он бы, как и все остальные, торчал от «Видео-Плюс», разыскивал кассету с «Крестным отцом-II» и ждал половины пятого, чтобы посмотреть «Обратный отсчет».