Знание-сила, 2002 №09 (903)

Женские истории в истории

Игорь Курукин

Принцесса с «благородной гордостию»

Этой даме в нашей истории явно не повезло. В лучшем случае ее вспоминают как мать императора-младенца Ивана Антоновича (1740-1741 гг.), царствовавшего между грозной Анной Иоанновной и блестящей Елизаветой Петровной, а чаще всего – как неряшливую и ленивую немецкую принцессу. Однако именно она, Анна Леопольдовна, целый год была правительницей России, и далеко не худшей.

Анна родилась в 1718 году в немецком Ростоке от брака мекленбургского герцога Карла-Леопольда (отсюда разное отчество – Анна Карловна или Леопольдовна) и царевны Екатерины (дочери брата Петра I Ивана Алексеевича), устроенного самим Петром Великим. Но уже в начале правления Анны Иоанновны (1730-1740) ее вызвали ко двору тетки. У самой иарииы детей не было, и юная принцесса рассматривалась как весьма вероятная наследница трона. Очевидно, Анна-старшая опасалась продолжения «женского правления» и в 1739 году выдала племянницу замуж за брауншвейгского герцога Антона-Ульриха, неказистого и «не смелого в поступках». Супруги явно не подходили друг другу, и Анна откровенно высказала свои чувства находившемуся тогда в зените своей карьеры А.П. Волынскому: «Вы, министры проклятые, на это привели, что теперь за того иду, за кого прежде не думала», 12 августа 1740 года императрица восприняла от купели долгожданного наследника и назвала его в честь прадеда Иоанном. Но уже через два месяца Анна-старшая смертельно заболела, и ее фаворит Эрнст-Иоганн Бирон сумел получить у умиравшей «полную мочь и власть… управлять все государственные дела» при младенце Иоанне III. Завещание покойной отводило Анне Леопольдовне и ее мужу почетную роль родителей императора без какой-либо реальной власти. Однако принцесса сумела проявить характер. Не случайно именно к ней обратился старый соперник Бирона, фельдмаршал Бурхард Христофор Миних, желавший очередного в российской истории дворцового переворота. В ночь с 8 на 9 ноября 1740 года она благословила гвардейских офицеров и солдат на арест Бирона, а уже утром вступила в права регентства с титулом «благоверная государыня великая княгиня Анна, правительница всея России».

Анна Иоановна

Эрнст Иоганн Бирон

Суждения современников – прусского короля Фридриха II и фельдмаршала Мин и ха – о молодой женщине, оказавшейся во главе огромной империи, откровенно враждебны: принцесса ленива, неспособна и с детства усвоила «дурные привычки». Таков же и приговор историка С. М. Соловьева' «Не было существа менее способного находиться во главе государственного управления, как добрая Анна Леопольдовна… Не одеваясь, не причесываясь, повязав голову платком, сидеть бы ей только во внутренних покоях с неразлучною фавориткою, фрейлиною Менгден». Но так ли уж они объективны?

Свидетельства неплохо знакомых с Анной и не имевших к ней политических претензий лиц представляют ее куда более симпатичной. «Поступки ее были откровенны и чистосердечны, и ничто не было для нея несноснее, как столь необходимое при дворе притворство и принуждение, почему и произошло, что люди, привыкшие в прошлое правление к грубейшим ласкательствам, несправедливо почитали ее надменною и якобы всех презирающею… Приятнейшие часы для нее были те, когда она в уединении и в избраннейшей малочисленной беседе проводила, и тут бывала она сколько вольна в обхождении, сколько и весела в обрашении. Дела слушать и решить не скучала она ни в какое время, и дабы бедные люди способнее могли о нуждах своих ей представлять, назначен был один день в неделю, в который дозволялось каждому прошение свое подавать во дворце кабинетскому секретарю… Для снискания ее благоволения нужна была больше откровенность, нежели другие совершенства. В законе своем была она усердна, но от всякого суеверия изъята… До чтения книг была она великая охотница, много читала на обоих языках (немецком и французском. – И. К.) и отменный вкус имела к драматическому стихотворству. Она мне часто говаривала, что нет для нее ничего приятнее, как те места, где описывается несчастная и пленная принцесса, говорящая с благородной гордостию», – это описание «личных качеств» принцессы дал ее обер-гофмейстер Эрнст Миних-младший, сын фельдмаршала.

Артемий Волынский

Михаил Головкин

Она каким-то образом выросла, оставаясь внутренне чуждой всему окружавшему ее придворному миру с его этикетом и интригами. Не удивительно, что пренебрежение условностями светской жизни и стремление замкнуться в кругу близких людей составило ей репутацию «дикой» и «надменной». «Великая охотница» до книг и «драматического стихотворства» и вправду должна была выглядеть белой вороной среди дам 30-х годов XVIII века!

Еще одна черта характера Анны – милосердие, что не очень типично для придворных нравов той эпохи. Уже в декабре 1740 года Тайной канцелярии было предписано подать сведения обо всех ссыльных в годы правления Анны Иоанновны с разъяснением, что подлежат пересмотру даже дела «по первым двум пунктам». Такой милости по отношению к государственным преступникам практика тогдашней российской амнистии не знала. Одними из первых освобожденных ссыльных стали сын и дочь казненного А. П. Волынского; вернулись уцелевшие после репрессий 30-х годов члены семейств Голицыных и Долгоруковых и вместе с ними – многие другие.

Анна правила на редкость милостиво. Она разрешила строить каменные здания по всей империи (после знаменитых петровских запрещений) и отменила взыскание недоимок по налогам; подлежавшим смертной казни «инородцам» даровала прощение при условии крещения; освобождала от штрафов, щедро жаловала чины – не только тем, кто оказал ей услуги, но и просто по поступавшим прошениям, поток которых заметно возрос. Кто только ни обращался тогда к доброй «регентине»!

Перекрещенная лютеранка, она отменила ограничения для желавших постричься в монашество, отменила и фактически проведенную в 1740 году секуляризацию церковных и монастырских 1 вотчин. Порой к ней «прорывались» челобитные с самых «низов», на которые обычно следовали просимые резолюции. Через близкую к ней жену вице-канцлера М. Г. Головкина принцесса жаловала деньги монастырям по их просьбам, минуя все официальные инстанции.

Несомненно, юная поклонница французских романов была совсем не готова управлять огромной страной. Но так ли были к этому готовы Елизавета или Екатерина II? И разве плохо, что дворцовый переворот устранил непопулярного регента и привел к власти образованную и гуманную женщину? Ситуация отчасти похожа на 1762 год, открывший блистательное царствование Екатерины Великой…

Андрей Остерман

Но… блистательного царствования не получилось.

Первые шаги правительницы – это стремление провести в жизнь советы Андрея Ивановича Остермана, который составил целый перечень задач текущей и перспективной политики. «Регентина» подчинила лично себе Тайную канцелярию, повелев ее доклады «подавать прямо нам, а не в Кабинет». 27 ноября 1740 года Анна позволила подданным подавать ей по субботам жалобы на работу коллегий и Сената, чтобы затянувшиеся дела могли «быть самими нами рассматриваны и решены». Все государственные учреждения обязывались представить в Сенат сведения о своих расходах, а сам Сенат должен был ежемесячно отправлять в Кабинет сведения о решенных и нерешенных делах и рапорты о приходе и расходе казенных денег.

На первых порах Анну можно было упрекнуть в чем угодно, но только не в лени. Неплохо сохранившийся комплекс документов императорского кабинета, проходивших через руки правительницы, хранит сотни ее резолюций. «Наверх» пошла затребованная информация, началось составление штатов целого ряда коллегий, почти завершена была первая книга нового кодекса законов.

Однако вскоре попытки преобразований в системе управления замерли. Инициативы первых дней и принятие важных законов (например, «Устава о банкротстве» 1740 года) сменяются с весны 1741 все более частными распоряжениями.

Похоже, что задачи правления оказались ей не по плечу. Одаренную, по мнению английского посла Эдварда Финча, «умом и здравым рассудком», но не обладавшую ни компетентностью, ни жесткой волей, Анну захлестнул поток трудной, ежедневной и необходимой работы, вызванной ее же распоряжениями.

Но много ли понимала в государственных лела 22-летняя принцесса? А надо было постигать тонкости дипломатии в европейском «концерте», разбираться в цифрах налогового обложения, определять поставщиков мундирного сукна для армии. Теперь ее хватало только на то, чтобы утверждать деловые бумаги; действовать же самостоятельно или настаивать на выполнении принятых решений она не могла.