Знание-сила, 2003 № 05 (911)

— А у меня матушка там. При государыне... узнице.

Кавалер строго посмотрел на меня.

— Тебе про то знать не надобно. Впрочем, я туда все равно иду, так что ступай со мной.

Я скоро спрятал ведро в кусты и вприпрыжку побежал за господином Глебовым.

Флигель был окружен часовыми. Однако нас они пропустили беспрепятственно, не спросив пароля, — так был важен сенатор. В доме я принялся оглядываться в поисках матушки: уж очень мне хотелось, чтобы она увидела меня с господином Глебовым. Но матушки не было. Зато в зале на первом этаже за картами сидели гвардейцы. Я узнал их. То были офицеры, про которых государь сказал, что у них рожи разбойные. Лицом к двери сидел мрачный Алексей Орлов. На нем был не мундир бригадира с золотым шитьем, а все тот же измятый и поношенный гвардейский мундир с приколотой государевой персоной. Брильянтов на персоне не было. Выковыренные из гнезд, они россыпью лежали перед поручиком. Проифываясь, Орлов ими расплачивался.

— Не желаете ли составить нам компанию? — предложил Глебову один из игроков.

— Благодарствую, князь, я сегодня не расположен. Как императрица?

— Печальна и скучна. Просила книги. Мы дали.

— Опять нейдет. Что за день такой! — Алексей Орлов раздраженно кинул карты на стол. — Что слышно о брате, Николай Иванович? Вы обешали испросить ему прощение.

— Обещал, да вины его больно тяжелые! Не одна измена...

Глебов обернулся ко мне.

— Ты чего столбом стоишь? Ступай, найди отца или мать да приведи их.

Делать нечего, надо было идти, хотя до смерти хотелось узнать, что за «вины» такие были у брага графа Орлова. Это уж потом я узнал, что поручик Григорий Орлов был не просто мятежник, а еще и в фаворе у императрицы, да в таком сильном, что она через этот случай пребыла в тяжести.

Так что Алексею Орлову ничего не оставалось, как для спасения брата вывернуться наизнанку.

Матушку я нашел позади флигеля стирающей белье императрицы. Увидев меня, она страшно удивилась и всплеснула руками:

— Как ты здесь оказался? Ступай, покуда лиха какого не учинилось.

— Тебя господин Глебов зовет, — важно сказал я.

Пока матушка суетливо собиралась, я успел трижды перекрутиться на одной ноге и сообразить, что можно вернуться и послушать разговор сенатора с гвардейцами. К полуоткрытой двери я подошел на цыпочках, боязливо озираясь. Сначала было тихо, потом я услышал вкрадчивый голос Глебова:

— Заслуги у вас немалые, но и вины тяжкие. Розыск всех вас в первые мятежники зачисляет. Я про то государю ничего не сказал, да ведь каждому на роток платок не накинешь. Дойдет до Петра Федоровича, не посмотрит, что простил. Так уж вы, детушки, сидите здесь и назад не проситесь. Я уж не говорю, чтобы за кого о снисхождении просить. У самих головы на живую нижу к телу пришиты.

— Долго ли нам здесь киснуть?

Голос был мне знаком. Он принадлежал человеку, которого Глебов величал князем.

— Полагаю, что долго. Поручить кому другому охранять императрицу опасно. А кидать ее в крепость, сами понимаете, несподручно — императрица.

— Отчего несподручно? Правительница Анна Леопольдовна в остроге не один год просидела.

— Вот вы и сядете охранять на крайний случай, — усмехнулся Глебов.

Из комнаты донесся томный вздох, прерывистое посапывание: кто-то раскуривал трубку. Потом опять Глебов — проникновенно:

— Вы думаете императрица одним вам поперек горла?.. Она и государю руки вяжет. Сами знаете, к наследнику у него доверия нет. Его ли сын или камергера Сергея Салтыкова, про то одному Богу да императрице известно. А новый истинный наследник только чрез новый брак может быть.

— Ему б слово одно только вымолвить или знак какой нам подать. Мол, такова его императорская воля, — тяжело подбирая слова, сказал князь. — А мы уж его освободили... Мало ли что с человеком случиться может... И в заточении, и на свободе... Женская натура слаба — легко рвется...

— Эка придумал, слово или знак. При его-то добросердечии... Да и не государево это дело. Такое дело угадывать надобно, если вы за отечество радеете...

— Отечество-то здесь при чем?

— Сам прикинь. Когда в императорской семье разлад, тогда и в государстве неустройство- Петр Великий это понимал. Оттого и сына на погибель отдал, — Глебов помолчал. Потом продолжил многозначительно: — Кто государево невысказанное угадает, много добиться сможет. А уж как благодарен государь будет! Просить не надо будет. Ни за себя, ни за брата.

Шаркая ногами, по лестнице стала подыматься матушка. Я отскочил подале от двери. Глебов высунулся, увидел входившую матушку.

Площадь перед Зимним дворцом. Литография Бенуа

— Ступай домой, да к завтрашнему дню сына приготовь. Чтоб опрятен и чист был. К государю его повезу. Его величество про него уж справлялся.

Матушка побледнела.

— Мал он, ваше превосходительство.

— Поговори у меня! Ему такое счастье в руки валит, а она — мал.

— Так как же я отлучусь? Меня к ее величеству приставили. Постель постелить.

Глебов коротко обернулся к гвардейцам, скрытым от нас дверью. Уж и не знаю, какой знак они ему сделали, только его превосходительство покивал головой.

— Сегодня государыне другие прислужат. А ты свободна. Смотри, все, что сказал, сделай. Я по утру еду, так что без помешки.

Выехали рано утром. Ветер с моря гнал низкие тучи, сеявшие мелкий дождик. Матушка сунула мне узелок с гостинцем, прижала к себе — отец еще с вечера строго-настрого наказал ей при расставании не голосить: «Что за дурость от счастья плакать? Парень, Бог даст, при императоре станет жить!»

На козлах, куда меня посадили, было зябко. Хмурый кучер в красной ливрее ударил кнутом по мокрым лошадиным спинам. По накатанной колее пошли ходко, без тряски. Убаюканный, я задремал. Кучер, однако, разбудил меня грубым тычком.

— Не спи, парень, свалишься еще под колеса.

Я с опаской глянул вниз. И вправду, козлы высокие, упадешь под тяжелые, обитые железными полосами колеса, перетиравшие песок и гальку, уже не подняться. Тут я вспомнил вчерашний, подслушанный за дверью разговор, и сердце сжалось в тревожном предчувствии. Мой злой покровитель господин Глебов вечно подсовывал меня государю в неурочный час. А как государь спросит про вчерашнее услышанное? Захотелось спрыгнуть вниз, скатиться по мокрой траве в придорожную канаву и дать, пока не поздно, деру. Пускай ищут. Да не велика птииа, не станут искать. Глаза невольно принялись высматривать место поровнее, куда можно было спрыгнуть. Но в это время позади раздался дробный стук копыт. Я оглянулся. Стоявший на запятках лакей Глебова уже стучал по крыше кареты.

— Ваше превосходительство, Николай Иванович, кто-то вдогонку скачет.

Глебов приказал остановиться. Однако из кареты выходить не стал, лишь опустил окно и раздвинул занавески. Его лица сверху мне не было видно. Только напудренные завитки парика да нервные пальцы со знакомым перстнем, смявшие занавеску.

Всадник — то был Алексей Орлов — в расхлестанном, потемневшем от дождя мундире даже не стал придерживать взмыленную лошадь. Только обернулся, выкрикнул перекошенным ртом: «Кончено!» и помчался дальше. Пальцы Глебова разжались.