Знание - сила, 2003 № 08 (914)

Крылатое существо

Такой процесс охватил Северную Индию и Среднюю Азию вскоре после македонского нашествия. Удар Александра Македонского высек необходимую искру из буддийского вероучения; над ним в одночасье выросли Буддийская церковь и Империя Маурьев, Эта династия продержалась у власти недолго: полтораста лет, обычный срок. Церковь же осталась на века: она шагнула через море — в Индонезию, через горы — в Среднюю Азию и укоренилась там в ожидании очередных державных вспышек. Ведь полноценных империй в Средней Азии еще нет, хотя есть мощное Парфянское царство в Иране и новорожденное царство Кушан в Бактрии, между Каспием и Гиндукушем.

Здесь своеобразно сплелись культурные потоки почти из всех ойкумен Евразии. Полисы, основанные македонцами, хранят наследие Эллады, соблазняя очередных владык-варваров совершенством греческой скульптуры и тонкостью ювелирного искусства. Наследие иранского кочевого мира сохранилось в «зверином стиле» многочисленных устных мифов и наглядных иллюстраций к ним — ювелирных шедевров, которые наполняют могилу каждого значительного воителя или правителя. Соперничая с этими культурами, буддисты будут вынуждены изобрести свой стиль монументальной скульптуры и свою культуру письменной проповеди.

Вскоре эта культура охватит тибетских горцев — кянов, отстаивающих свою независимость от китайской империи Хань. Буддийскую веру и индийский алфавит примет третий царь Кушан — великий воин и грамотей Канишка. Позднее распад империи Хань создаст в Поднебесной ойкумене Тянь Ся благоприятную почву для буддийской проповеди; в течение многих смутных или державных веков китайский буддизм будет на равных соперничать с конфуцианством и даосизмом.

Только в Иран буддисты опоздали. Через три столетия после своего основания Парфянская держава постарела и ищет обновления в национализме, а не в приобщении к новой вселенской цивилизации. Первые цари Аршакиды с интересом слушали дискуссии между просвещенными эллинистами и персидскими магами, не отдавая предпочтения ни одной из спорящих сторон. Подобно своим предкам-кочевникам, правящие парфяне не пожелали признать ничтожество древних духов — дэвов — перед единым владыкой Света и Мудрости Ахура Маздой. Они не старались укрепить свой режим разветвленной бюрократией, ведь феодальная система управления страной возникает сама собою, обходится дешевле и не требует регулярного ремонта сверху! И вот Парфянское царство, богатое доблестью и усобицами, уже прожило вдвое дольше, чем империя Ахеменидов...

Оно и теперь не склонно ни помирать естественным путем, ни погибать в схватке с могучим Римом. Так зачем парфянам новая мировая религия? Даже дерзкий пророк Заратуштра не замахивался на революцию в сознании всех людей! Так и нынешние граждане Ирана, будь то персы или мидяне, армяне или жители Двуречья, обойдутся без проповеди новых христиан или старых буддистов.

Да, парфянские цари и витязи обойдутся без новой веры еще полтораста лет. Но потом они будут свергнуты своими исконными партнерами — персами — в ходе национальной революции Сасанидов. От этих владык обитатели Ирана получат все необходимое и обходимое: давно испытанную веру в единого Бога-Творца и профессиональную бюрократию, культ божественного царя, упорядоченное Священное Писание (Авесту) и так далее... Да вот беда: регламентированное единство тоже не всем подходит! Побежденные парфяне и мидяне стерпят новое религиозное господство персов без возмущения, но армяне восстанут и добровольно примут чужое христианство, лишь бы не принимать насильно чужой зороастризм. Так мировые религии заполняют собою щели в сознании людей, недовольных засильем очередной мировой державы...

Есть ли подобные шел и в сознании обитателей Дальневосточной ойкумены? Конечно, есть! Но они не успели превратиться в зияющие раны за тридцать лет, истекших с окончания очередной китайской революции, на этот раз конфуцианской.

Триста лет назад деспот Цинь Шихуанди и его министр Ли Сы попытались зажать весь быт и культуру разнообразных народов своей ойкумены в прокрустово ложе системы «Фа Цзя», изобретенной бесчеловечным гением Шан Яном. Не вышло! Сперва единоличная реформа министра Шан Яна завершилась показательной гибелью реформатора. Затем его участь разделил великий практик Ли Сы, загнавший Поднебесную ойкумену под имперское ярмо. Наконец, сама империя Цинь рухнула всего через пятнадцать лет после своего учреждения. Но догматики не учатся на чужом опыте: они должны совершать собственные ошибки и платить за них своей жизнью заодно со множеством чужих исковерканных судеб.

Шестьдесят лет назад очередной самоуверенный министр империи Хань, пламенный конфуцианец Ван Ман, попробовал привести Поднебесную к великому спокойствию путем отказа от всех достижений предыдущей имперской эпохи, включая частную собственность на землю, право частной торговли и даже общественное разделение труда. Новоявленный пророк упустил лишь одну деталь: по достижении этого идеала он сам станет никому не нужен, ибо в святой и простой древности не было ни царей, ни министров! Так и вышло: после пятнадцати лет самовластья Ван Мана от него отшатнулись все слои общества. Взбунтовавшиеся крестьяне и разъяренные князья после недолгой гражданской войны обрели равновесие сил в возрожденной империи Хоу Хань.

Ее основатель Гуан У-ди недавно умер, оставив преемникам хорошее наследство. Порядок в успокоенной Поднебесной ойкумене поддерживают профессиональные чиновники, занимающие свои посты согласно итогам государственных экзаменов. Ученое сословие мудрецов «ши» внимательно следит за всеми новинками внутри и вне империи, своевременно подавая Сыну Неба смелые и точные доклады о необходимых или желанных исправлениях в государственном хозяйстве. Простой народ «бэйдин» тихо процветает или выживает, не нуждаясь в излишнем образовании или иной самодеятельности. Каждому оригиналу, активисту или преступнику найдется место в пограничных войсках: пусть бунтарь наводит порядок за пределами Серединного Государства, подготавливая диких соседей к имперскому подданству! Разве не может такая система сохраняться вечно?

Конечно, может — при условии, что Вечное Небо само позаботится о сохранении нравственности и деловитости в правящих кругах Поднебесной державы. Ибо слаб человек перед натиском страстей своих и чужих! Чиновники жаждут личного обогащения, а мудрецы жаждут личной власти, чтобы оставить свой след в истории. Крестьяне жаждут личной независимости от любого начальства... Все эти частные стремления сдерживаются только железным обручем имперской системы. Оттого система эта постепенно становится объектом общего отвращения или даже ненависти.

На что может надеяться ущемленный имперский подданный? Только на прямое вмешательство Вечного Неба в его личную жизнь! Придет День, и Синее Небо Угнетения лопнет, открыв людям несравненный блеск Золотого Неба Справедливости! Так говорят тихие вероучители — даосы, скрываясь в хижинах или пещерах, утешая каждого скорбящего и неустроенного подданного империи Хоу Хань.

Есть такие учителя и в Средиземноморье, в лоне Римской империи. Сто лет назад они тихо скрывались в пещерах Кумрана возле Мертвого моря в Пааестине. Теперь успех христианской проповеди придал смелости отшельникам: они начали предсказывать гибель имперской системы, ее неизбежную замену Царством Небесной Справедливости. Ведь Христос раскрыл Врата Ада и вывел оттуда незаслуженно попавших праведников; что может помешать Сыну Божьему утвердить свою власть на всей грешной Земле?

Безвестный пассионарий Иоанн уже испытал Откровение на малом островке Патмос и спешит поведать о своем опыте всем верующим христианам Азии и Европы. «Небо исчезнет, свившись, подобно пергаменту; всякая гора и каждый остров сдвинутся с мест своих; грядет великий День Гнева Божьего, и кто сможет устоять перед ним?»

Эта могучая поэзия предугадывает жесткую прозу жизни, ту самую, которую испытали на своей шкуре творцы Дальневосточной империи. Всякая великая держава есть Обруч Народов: в нем они укрылись на время от взаимных войн и внутренних усобиц. Но придет день, и обруч покажется слишком тесным, а свобода — слишком желанной для «внутренних пролетариев» очередной империи, будь то на полях между Хуанхэ и Янцзы или на морях между Иудеей и Элладой. Тогда внутренний пролетариат (из вчерашних рабов и вчерашних фаждан) разрушит свою мачеху-империю простым актом неверия в нее. Одновременно внешний пролетариат (из вчерашних варваров) начнет перекраивать имперские границы в свою пользу и на свою погибель.

Присмиревших восточных хуннов сменят в Степи неукротимые западные гунны; умеренных бриттов, херусков на Эльбе и даков на Дунае сменят неудержимые готы и саксы. Тогда грянет переселение новых народов, жаждущих обрести славу и свободу в новых державах, повторяя опыт римских плебеев или циньских пахарей... Но все это случится очень не скоро; воображение пророков, как обычно, перескакивает через вековые пропасти на шкале Времени, соблазняя или пугая современников зрелищами послезавтрашнего дня.