Зной

— Ну что же, рад за тебя, — наконец сказал он. — Отличная новость.

— Я не спала с ним.

Реджи дернулся — так, точно его гусь клюнул.

— Гиги.

— Ты ведь это хотел узнать, верно?

— Нет-нет. Послушай… нет. Я не… я… как ты могла поду… нет, серьезно. —Он выкатил глаза, совершенно как персонаж мультфильма. — За кого ты меня принимаешь?

— Ладно, забудь, что я это сказала.

— Послушай, ты можешь делать все, что захочешь. Я же не опекун твой.

— Это я знаю.

— Можешь спать с ним, можешь не спать, делай как хочешь. Да хоть с лилипутками спи. Мне до лампочки.

— И это знаю.

— Но… раз уж ты мне все рассказала, так… я скажу это один раз и больше ни разу не повторю… я думаю, что ты приняла правильное решение. Насчет не спать с ним. Я в такие дела нос совать не собираюсь и так далее, но я бы это не одобрил.

— Ты о сексе? Раньше, помнится, одобрял.

— Я только о данномслучае говорю, — заявил он. — За меня не беспокойся. Ты же понимаешь, что я имею в виду. Не следует торопить события. Да еще с не знакомым тебе человеком.

— Почему же не знакомым? Мы с ним прекрасно поладили.

— Прошу тебя, Гиги.

— О чем?

— Ну как можно узнать человека всего за неделю?

— А как его за год можно узнать? — поинтересовалась она.

— Ну, год, он же больше недели, — сказал Реджи.

— Ты полагаешь?

— Полагаю, — ответил он. — А как же.

Она на минуту задумалась о TenienteТито Фахардо: страстность и отстраненность, убежденность в собственной правоте и граничащая с жестокостью вседозволенность, сомнения в себе и тщеславие. Задумалась о Карле, о Реджи, о своем брате, о своей матери. Хорошо все-таки, что она не стала психологом, как Аллан Харролл-Пена, потому что, если быть с собой честной, ни одного из них она в нечто целостное собрать не сумела бы.

А сама она? Рассказывая о себе Карлосу, разбивая свою жизнь на главы, — что дала она ему? Даже не репрезентативную выборку свойств ее натуры. Потому что каждую минуту на поверхность ее сознания всплывают, побулькивая, новые составляющие этой самой натуры. Ну и слава богу. Приятно будет заново познакомиться с собой завтра поутру.

Ей захотелось рассказать Реджи все. Как-никак история интересная.

Прочие посетители забегаловки откашливались, разглаживали на столиках какие-то бумаги, разговаривая друг с другом, разговаривая и разговаривая.

Один короткий рассказик, он же никому вреда не причинит.

Реджи простонал:

— Даже не думай. Если ты собираешься заделать мне лишний геморрой, я слушатьничего не желаю.

Приковылял официант, уронил между их тарелками заляпанный жиром счет.

— Мне, вообще-то, пора, — сказала Глория.

— Правда?

По тому, как он произнес это, Глория поняла, что Реджи спрашивает: «Очередное свидание?»

— У меня встреча с Барбарой, — сказала она.

— Собираешься рассказать ей,как отдыхала?

— Может быть.

— Во всех подробностях?

— Может быть.

— Подробнее, чем мне?

— Наверное.

Он покачал головой:

— Ну вы, ребята…

— Ребята?

— Я про баб говорю, — пояснил он. — Ребятаозначает бабы.

— А, — отозвалась Глория. — Ну, тогда мы не такие уж и ребята.Верно?

Реджи посмотрел ей в глаза, ухмыльнулся:

— Пожалуй, что нет.

— Спасибо, — улыбнулась она.

— Тебе в адвокаты податься следовало.

— Да?

— Серьезно. Или в копы.

— Что это ты так быстро меня разжаловал? — спросила она.

Реджи притворно набычился, пощипал себя за щеку, нарочито окинул ее взглядом с головы до ног и прикусил губу.

— Э… знаешь что, Гиги…

Глория уже поставила сумочку на стол.

— Моя доля, — сказала она, протянув ему двадцатку.

Таким огорошенным она его еще не видела.

— Да?

— Я знаю, что делаю.

— Ты уверена?

— Как всегда, — сказала она.

Благодарности

Многие люди помогали мне писать эту книгу, делясь со мной своим опытом. Спасибо Бенджамину Дж. Мантеллю, Джеффу Фореру, Майклу Розену Ларри Мальбергу Джеду Резнику Терри Поррасу и Марибель Ромеро. И особенно большое спасибо достопочтенному Леону Брикману. Любые присутствующие в книге ошибки и натяжки принадлежат мне и только мне.

Моему литературному агенту Лайзе Доусон — образцу уверенности в авторе и веселости, а в добавление к этому и редакторское ее дарование оказалось бесценным. Дружба с ней — подарок, за который я буду вечно благодарен судьбе.

Все сказанное мною о ней в равной мере относится и ко второму моему редактору, Кристин Пип. Спасибо за все. Эма и Альба: вы вдохновляли меня. Эма, в частности, посеяла в меня семя, из которого выросла эта книга. «Ha'omer davar b'shem she'amro mevi geulah le'olam»(Талмуд, Мегилла, 15а).

Маме и папе: за то, что они были моими первыми и лучшими учителями во всем, что касается писательства. За то, что всегда улыбались, услышав от меня: «Прочтите вот это». И секли меня за нахальство. За то, что неустанно ободряли меня и оставались зрячими, когда слепли все другие, за безупречную самоотверженность и бесконечную любовь.

И моей жене, моей жене, моей жене.