Зодчие
Шрифт:
«А что, если я этому скомороху откроюсь? – неожиданно подумал Голован. – Едва ли он станет боярскую руку тянуть. А мужик, видать, бывалый…»
Так наболело у Андрея на душе, что он откровенно рассказал скоморохам свое прошлое, свои страхи и мечты.
Слушатели и рассказчик сидели на паперти ветхой церквушки. Голован уселся лицом к лицу с Жуком. У Жука были черные волосы, спутанная, торчащая вперед короткая черная борода.
– Так-то, друг Андрюша! – тепло и просто сказал Нечай. – Не минула и тебя боярская милость! Худо жить одинокому бедняку. Это ты, милый, ладно сделал, что
– Пущай, – согласился Жук. Был он молчалив, а когда говорил, то запинался и как будто боролся с каждым словом.
– А все же ты, паря, попробуй завтра по постройкам походить, – посоветовал Нечай. – По твоим рассказам, работник ты дельный. Коли войдешь в почесть к сильному, то и от Оболенского тебя заступит. А там справишься с делами, одежонку заведешь – станешь и деньги копить на выкуп наставника.
– Попробую, – согласился Андрей.
– Нос не вешай! Бог не выдаст, свинья не съест. Пошли!..
Нечай шагал, нелепо выворачивая ноги: приучила кривляться скоморошья жизнь. Демид Жук ступал твердо, точно сваи вколачивал.
Покуда добрались до переулочка у Трубы, [92] скоморохи успели дать три представления и собрали еще несколько медяков.
Изба, куда привел гостя Нечай, служила пристанищем многим скоморохам. Голована накормили, уложили на лавку. Сон сморил усталого парня, но и сквозь сон он слышал, как входили в избу новые люди, шумели, рассказывали, кто сколько заработал, делили деньги…
92
Старинное название Трубной площади.
Изба поднялась чуть свет. Высокая сгорбленная старуха, артельная хозяйка, поставила на стол щи, разложила огромные горбуши хлеба. Ели быстро, сосредоточенно, все торопились.
После завтрака вспыхнула ссора между Нечаем и Жуком. Повздорили, куда идти.
– На Арбат двинем, дружок, на Арбат! – бойко сыпал словами Нечай. – На Арбате мужики щедры, на Арбате бабы добры… Пошагали, сват, на Арбат?
Демид отрицательно качал черной головой.
– Так куда ж? Ну куда ж тебе хочется?
– В Крутицы, – буркнул Жук.
Нечай так и завихлялся длинным развинченным телом.
– В Кру-ути-ицы? – тоненько протянул он. – В Крутицах чорт крутился, последнего умишка лишился!.. Идем, сват, на Арбат!
– В Крутицы! – упрямо повторял Жук.
Кончилось тем, что оба побросали котомки, бубны и свирель, зачем-то сняли колпаки и стали наступать один на другого. Нечай скороговоркой исчислял обиды, причиненные ему Жуком чуть не за десять лет, а тот твердил одно:
– В Крутицы!
Плотный старик с кудрявой головой хихикал и подзадоривал спорщиков:
– А ну, ходи веселей! На кулаки давай! – Повернувшись к Головану, сказал: – Думаешь, раздерутся? Не-е… Они каждое утро так. Пошумят – и перестанут… Их водой не разольешь!
Крик в самом деле прекратился. Порешили идти в Крутицы. Нечай подошел к Андрею:
– А
то, может, с нами, дружок? Кафтан достанем, колпак. Живем хоть не густо, а все хлебаем шти с капустой!– Попервоначалу опробую, по твоему совету, искать работу.
– Не приневоливаю. А коли нужда прихватит – приходи! Всегда пригреем… Хозяйка! Ежели малый без нас придет, примай, как свово! А ты, Андрюша, коль куска хлеба не сыщешь, сюда путь держи. Дорогу запомни получше!..
Мечты о работе разлетелись в прах.
Голован обращался к артельным старостам на стройках, спрашивал, не нужно ли зодчего. Исхудалого просителя в лохмотьях строители встречали насмешливо:
– Хо-хо, гляди, робя, какой зодчий набивается!
– Бо-огат! Шестерней приехал!
– Да ты, паря, алтын в руках держивал?
Голован уходил под улюлюканье. Вслед неслось:
– Озорной! Похвальщик! [93]
В одном месте его согласились принять подручным каменщика. Андрей с радостью ухватился за это предложение. Но его ожидало горькое разочарование. Уж он собирался, не теряя времени, приступить к работе, когда староста остановил его:
– Погодь, малый! А у тя заручник есть?
– На такую работу? – спросил озадаченный Голован.
93
Похвальщик – хвастун.
– Пускай заручится, что ты не беглый холоп либо вор. Ин возьмешь без заручника, хлопот не расхлебаешь…
Голован повернулся и медленно пошел прочь.
Обида переполняла сердце. Почему добры к беднякам только последние люди – убогие да скоморохи? Почему только они жалели бесприютного, давали пропитание и укрывали от преследований? А чуть кто повыше, к тем не приступись. Даже старосты на постройках смотрят с презрением и недоверием…
Вечером Андрей разыскал Нечая и Жука.
– Ну как, паря? – с живым участием спросил Нечай.
– Плохо, друг! Никому я не нужен, на работу не берут. Пошел бы во Псков, да больно злобен на меня игумен Паисий, сгубит…
– Тесные у тебя дела, – согласился Нечай. – Уж больно лохмотья твои страшны, всех отпугивают. Одно спасение: походи с нами, скопи деньжат, приоденься. Я тебя научу в бубен играть да тарелками в лад стучать. Али стыдишься?
– Я не боярского роду!
– Ну вот и хорошо. Зайдем по этому случаю в кабак!
– Не пью я.
– Это плохо, друг Андрюша! Какой из тебя после этого скоморох?..
Нужда научит калачи есть. Голован пошел со скоморохами по московским улицам, научился звенеть тарелками, притопывать под звон бубна, подпевать Нечаю…
Глава VIII
Великий пожар
Лето 1547 года было в разгаре. Долго стояла сухая, жаркая погода. Высохла грязь на площадях Москвы, в улицах, закоулках и тупиках, и каждый порыв ветра поднимал с земли пыльные тучи. Густая пыль тянулась за боярскими каретами и мужицкими телегами, клубилась из-под копыт лошадей и из-под ног пешеходов.