Зодчий. Жизнь Николая Гумилева

Таганцев Владимир Николаевич, 31 года, бывший помещик, профессор географии, б/п, секретарь Сапропелевого комитета; поставил себе целью свержение советской власти путем вооруженного восстания, применения тактики политического и экономического террора по отношению к Советской власти. Состоял в деловых отношениях с разведками Финского Генерального штаба, американской, английской.

Звучит солидно. А вот следующий обвиняемый:

Максимов Григорий Григорьевич, 32 лет, сын учителя, инженер-технолог, ассистент профессора по кафедре технологии Технологического института, женат, б/п. Активный член Петроградской боевой организации, оказывал организации услуги, выразившиеся в перепечатке подложных документов для отправки за границу трех гардемаринов.

Без комментариев. Дальше: «Попов Гавриил Константинович — заведующий отделом автопункта», «Туманов Константин Давыдович — заведующий отделом снабжения РОСТа». Всё это люди, оказывавшие заговорщикам мелкую техническую помощь.

Потом — Лазаревский и Ухтомский. На седьмом месте — жена Таганцева, домохозяйка, расстрелянная, по существу, только за то, что знала о деятельности своего мужа.

Осуждены и расстреляны либо идеологи, либо второстепенные члены организации. А где же «люди дела»? Все погибли при задержании?

Вот наконец военный человек:

Мациевский Антон Валерианович, 23 лет, мичман, беспартийный. Командир подводной лодки «Тур». Участник ПБО. Знаком со всеми курьерами американской и финской разведки… Перепечатывал сведения для американской разведки. Обещал курьеру американской разведки Никольскому достать документы, но отказался исключительно из-за малой платы.

Но где же этот Никольский? Где эти курьеры, которых молодой подводник знал? Где тот, кто не отказался достать документы?

Таким образом, при знакомстве с официальным объявлением ВЧК с выпиской из дела и с его доступной для ученых частью остается немало вопросов. Может быть, ответ на них можно найти с другой стороны? Ведь если Герман и Шведов были как-то связаны с эмиграцией, сведения о них и об их организации должны быть в материалах белого зарубежья.

Да, есть такие сведения.

22 марта 1922 года А. Ставрогин, один из бывших руководителей созданного Савинковым Российского эвакуационного комитета, в своем тексте, озаглавленном «Правда о савинковцах (не для печати)», признает, что члены РЭК были в 1921 году осведомлены «о существовании в Петрограде антибольшевистской организации и о характере ее работы» и пытались установить с ней связь. «Центр указывал, что петроградский район наилучше подготовлен к восстанию и обладает для того достаточными силами, но боится провала. Ввиду того, что организация разбухла».

Далее: в 1995 году опубликованы депеши Таганцева Гримму, написанные во время Кронштадтского восстания. Таганцев сообщал о готовящемся выступлении в городе, просил помочь деньгами, продовольствием, типографским оборудованием.

Наконец, есть письмо Гримма Врангелю от 4 октября, в котором он докладывает о разгроме таганцевской организации, сообщает кое-какие подробности о ее работе в Финляндии. Между прочим, названо имя главного представителя таганцевцев по ту сторону финской границы. Это имя (вот ведь ирония истории!) — лейтенант Шмидт.

Документов не так уж мало, но доказывают они только одно: что организация существовала, была довольно деятельной и даже стала разбухать.

А вот странности расследования дела…

4

Каковы же возможные объяснения?

Первое: следователи были такими же дилетантами, как и заговорщики. Для ЧК были гораздо привычнее массовые расправы с ни в чем не повинными заложниками из бывших «привилегированных классов», чем расследование мало-мальски сложного конспиративного дела.

Это отчасти правда. Если забыть, кто именно курировал дело таганцевской группы. Яков Агранов был мастером, ювелиром полицейского ремесла. Он умел, если прикажут, инсценировать заговор и создать политический процесс на голом месте (дело Промпартии). А мог с помощью утонченной провокации заманить в СССР и захватить настоящих, сильных и опытных врагов советской власти, в том числе самого Савинкова («Операция Трест»). Да, в 1921 году ему еще не хватало опыта. Но все же к концу августа он, судя по всему, успел выяснить довольно много… И вдруг — скоропалительный смертный приговор и уничтожение всех основных свидетелей.

Достойно внимания: спустя месяц после приговора «таганцевцам» Петроградская ЧК распускается и формируется заново. Семенова год спустя мы видим на невзрачной должности начальника Алданских приисков (потом его карьера опять медленно идет в гору, и к середине 30-х он — секретарь Крымского, а потом Сталинградского обкома). А вот Агранов взлетает все выше и выше: становится замначальника, а потом — начальником секретного управления ОГПУ.

Значит, Семеновым и его компанией были за что-то недовольны, а Аграновым — довольны. На этом основана версия, изложенная в первом издании настоящей книги. Суть ее в следующем: Агранов замышлял большой, может быть, и публичный процесс, в котором главным героем, главным обвинителем должен был стать он, а не Семенов. Но начальник Петроградской ЧК не мог допустить, чтобы московский эмиссар перехватил у него честь разоблачителя заговорщиков. Коллегией ЧК был скоропалительно вынесен и приведен в исполнение приговор, важные свидетели были уничтожены, дело осталось раскрытым лишь наполовину — зато Семенов смог отчитаться о разгромленном им, им, а не Аграновым, грандиозном заговоре.

Есть лишь одно обстоятельство, ставящее эту версию под сомнение. Обычно приговоры приводились в исполнение на следующий день после вынесения. В данном случае приговор датируется 24 августа. Лукницкий датирует смерть Гумилева 25 августа. У Павла Николаевича были хорошие информаторы в ЧК-ОГПУ, верить ему можно.

Казалось бы, все сходится. Но в книге Г. Е. Миронова указано, что Таганцев в последний раз был допрошен 27 августа! Миронов ошибся (в его книге вообще много неточностей и ошибок)? Или Таганцев 27-го был еще жив? Это, конечно, не значит, что были живы все остальные. Но если бы приговор был вынесен за спиной Агранова, но не приведен в исполнение немедленно, у особоуполномоченного было бы время добиться его отмены…

До полной публикации материалов дела (а сколько десятилетий нам еще ждать?) можно строить только предположения. Несомненно одно: следствие продолжалось и после 1 сентября, выносились новые приговоры. Еще более 30 человек было расстреляно, 83 — отправлено в концентрационный лагерь. В то же время из 833 арестованных 448 человек (больше половины) были освобождены — в том числе, например, Николай Пунин. А вот о судьбе 200 с лишним человек никаких данных нет. То ли их без официального оформления расстреляли, то ли без оформления отпустили. Еще одна загадка.

Конечно, в любом случае и при любом обороте дела «мелкие сошки заговора» не уцелели бы. Год спустя Агранов так ответил на вопрос поэта Бермана (он еще появится чуть ниже) о том, почему так жестоко расправились с «таганцевцами»: «В 1921 г. 70 % петроградской интеллигенции были одной ногой в стане врага. Мы должны были эту ногу ожечь».

По существу, на этой фразе основана третья версия, высказанная Ю. В. Зобниным в книге «Казнь Николая Гумилева. Разгадка трагедии» (2011):

…В данном деле заботиться о безопасности РСФСР и ее властей Агранов вообще целиком предоставил семеновским головорезам, гонявшимся за головорезами из боевой группы ПБО и, кстати, к моменту активного аграновского старта уже почти всех посадившим (или — перестрелявшим).

У Агранова — совершенно иная, особая миссия.

Летом 1921 года Агранов «обкатывал» созданный им по заданию партии механизм величайшей в истории машины правового и нравственного подавления личности. Масштаб был, как и полагается для обкатки, скромным, можно сказать, крошечным — всего чуть более восьмисот человек (именно столько людей так или иначе проходили по «делу ПБО»), — но сам-то механизм мыслился для подавления целых народов, а в ближайшем историческом будущем — всего человечества.