Золоченая цепь

Проезжавшая телега заставила их сбиться плотнее. Эвермен вздохнул и облокотился на ступеньку.

— Мой подопечный умер — это опережая третий ненужный вопрос. Мастер Полидэн умер от лихорадки в Урфалине. — Он обвел взглядом их лица. — Вы знаете, что это делает с Клинком. Я решил продолжать путь и в конце концов попал сюда. Я шатался по городу, как делали это, наверное, вы, и нигде не мог найти покоя. Поэтому я назвал свое имя и встал в очередь. В день, когда подошел мой черед, короткую соломину вытянул Яркан. Он выбрал меч, и мне удалось оцарапать ему колено. Они отвели меня в монастырь… Там целые штабеля золотых слитков. Я взял по одному под мышки и вышел. В тот вечер я сидел в своей каморке, смотрел на них и пытался понять, на кой черт мне нужны золотые слитки..

Дюрандаль не видел левой руки Кроммана, но, похоже, либо тот не подавал знаков, либо все это было правдой.

— И что?

— На следующий день я снова отозвался на свое имя — ты, наверное, уже знаешь, они дают второй шанс. Если бы я не пошел, дрался бы снова Яркан, но на этот раз они послали Джурму. Я снова победил.

— В Айронхолле гордились бы тобой.

Короткая улыбка сделала лицо Эвермена до абсурдного мальчишечьим.

— Наш стиль был для них новинкой. Теперь-то они им владеют — я научил их. На третий день они послали Герата.

— На третий?

Он пожал плечами с почти смущенным видом.

— Разве вы не слышали? Три победы — и тебя принимают. Я не устоял. Не забывай, меня ведь послали узнать секрет.

— Ты всегда был сорвиголовой.

— Это я-то? Этому колодцу имя лужа, сэр Дюрандаль.

— Мы видели Герата вчера. Мерзавец. Так ты побил Герата?

— Никто и никогда не побивал Герата. Он сказал, что я доставил ему лучшее развлечение за век или два. Когда я готов был уже упасть от потери крови, он чуть ослабил оборону. Я был настолько взбешен, что вспорол ему живот.

— Смерть и пламень! — прошептал Волкоклык.

— Скорее, пламень, — усмехнулся Эвермен. — Мы проковыляли в монастырь вместе, но он помогал мне больше, чем я ему, — шел, придерживая свои кишки одной рукой, а меня — другой. Их целебное волшебство несопоставимо сильнее всего, что есть у нас в Шивиале. К утру следующего дня я был как новенький. Я стал одним из них.

— И ты остаешься там по собственной воле?

Эвермен кивнул.

— Я собираюсь остаться здесь навсегда. — Он с вызовом встретил взгляд Дюрандаля. — По моей собственной воле.

Нищий мальчишка захныкал, выпрашивая милостыню. Кромман взял его за ухо и направил дальше по улице. Он пользовался правой рукой, значит, это не знак. Какая часть Эверменовой истории — правда? Что может еще спросить у него Дюрандаль? Про золото? Про бессмертие? Про обезьян, пожирающих человечину?

— Король послал меня за тобой. Если бы здесь был философский камень и я мог найти его — что ж, хорошо, но мое основное поручение — вернуть тебя домой. Король не хочет, чтобы один из его Клинков выступал на арене, как дрессированный медведь.

— Очень мило с его стороны. А если я не хочу возвращаться? — Улыбка исчезла с лица Эвермена. Он напрягся, словно держал в руке меч.

— Он сказал, чтобы я поступал по своему усмотрению.

— Ты всегда умел рассудить правильно, хоть и был еще большим сорвиголовой, чем я. Ступай домой и не ошивайся больше в Самаринде.

Дюрандаль вопросительно посмотрел на Кроммана, но в рыбьих глазах инквизитора ничего не отражалось. Что из этой истории — правда? В случае если Полидэн заперт в монастырской темнице — ничего.

— Именем Короля, сэр Эвермен, я приказываю…

— К черту жирного Амброза.

Волкоклык даже зашипел от такого святотатства. Эвермен рассмеялся.

Призыв к совести ни к чему не привел, призыв к долгу — тоже. Отступник, похоже, готов был прервать беседу. Стоит ему нырнуть в толпу, и им его не найти. Все, что оставалось попробовать Дюрандалю, — это применить силу.

— Нас трое, брат, а ты всего один. Мне кажется, мы можем одолеть тебя.

Эвермен пристально посмотрел на него, потом горько покачал головой.

— Брат, говоришь? Ох, брат, брат! Глянь-ка туда.

Все разом обернулись. Трое юнцов стояли, прислонясь к противоположной стене. Средний был Герат. Он улыбался.

— Вот кто теперь мои братья, — сказал Эвермен. — Ступай домой, сэр Дюрандаль. Ступай домой, сэр Волкоклык. В Самаринде нет ничего ни для вас, ни для Короля. Какие бы тайны не хранил монастырь, они не сработают в Шивиале, обещаю вам. Вы найдете здесь только смерть, а это слишком далекое место от дома, чтобы умирать. — Он скривил губу. — И забирайте с собой своего ручного инквизитора. Передайте привет Айронхоллу. Жнец — единственный меч, который никогда не будет висеть в зале, но вам не обязательно говорить там об этом.

7

— МНЕ КАЖЕТСЯ, Я ПРОСТО БОЛВАН. САМОЕ СЛОЖНОЕ В РАБОТЕ КОРОЛЯ — ДА И ЛЮБОГО РУКОВОДИТЕЛЯ — ЭТО ЗНАТЬ, КОГДА ОТСТУПИТЬСЯ. ТЫ РАНИЛ ДИЧЬ…

Нет, подумал Дюрандаль, это дичь ранила его. Дичь заставила его бежать из города, поджав хвост. Он вернется домой, чтобы доложить о провале.

Солнце жгло как топка. Утро было еще довольно ранним, но воздух уже прогрелся, и далекие вершины растаяли в зыбком мареве. Пять лошаденок тащились за своими тенями по пыльным холмам — три с сидящими на них всадниками, две запасных. Вряд ли они передвигаются быстрее, чем караван; значит, пять дней до Кобуртина. Никто не произнес ни слова, пока они не перевалили за гребень холма, и Самаринда не скрылась из виду.

— Где мы допустили ошибку? — произнес наконец Дюрандаль. — Конечно, Волк прав, и у них есть потайные выходы, но как они смогли отыскать нас так быстро?

С минуту остальные молчали, потом заговорил Кромман:

— У них замечательно поставлена разведка. Должно быть, братья наводят справки о чужаках — кто такие, где остановились. Мы задавали странные вопросы… А может, это колдовство — как знать? Должно быть, у них есть кто-то вроде наших нюхачек, чтобы проверять, не заговорены ли соискатели.

— Мало кто из хороших мечников не пользуется заговорами, инквизитор. Мы с Волком, например, точно заговорены. Герат тоже наверняка. Думаю, даже Гарток пользовался какими-то заклинаниями.

— А может, нас предали? — предположил Волкоклык. — Откуда Эвермен узнал, что среди нас есть инквизитор? — Лицо его по обыкновению ничего не выражало. Уж не замыслил он снова убийство?

— Ты имеешь в виду меня? — фыркнул Кромман. — Что такого я сделал, чтобы заслужить обвинение в измене, сэр Клинок? Если ты хочешь обыскать мою поклажу на предмет золотых слитков — прошу, начинай.