Золотая чаша

Альфи и Эмили по своей привычке уютно свернулись клубочками, прижавшись друг к другу. Они всем довольны. Они обладают способностью убеждать себя, что ничего плохого не происходит, а если и происходит, то не стоит придавать этому значения.

Фредди, уставший после дневных нагрузок, никак не может заснуть. В доме Альфи никогда не посидишь спокойно. Лия с ее веселым нравом вечно пристает к нему. В ее присутствии он испытывает странное волнение. Ему хочется поцеловать ее, но в то же время он не уверен и немного боится.

Пол засыпает с приятными воспоминаниями о прошедшем дне и мыслями о работе и об очаровательной Мими. Его жизнь устроена, и он может спать спокойно.

Хенни тоже мучают тревожные мысли, хотя Дэн об этом не догадывается. Если бы у нее была подруга, с которой можно посоветоваться! Она вспоминает Флоренс. Флоренс умела решать самые разные проблемы и всегда была добра… Хенни беспокоится из-за Фредди, из-за того, что по непонятной для нее причине Дэн не признает Лию дочерью. Возможно, он и сам не может этого объяснить. Смутное беспокойство вызывают у нее и их собственные с Дэном отношения, но от этих мыслей она стремится поскорее избавиться, ругая себя за них. Одно она знает твердо: хорошо, что юность с ее страданиями и разочарованиями прошла; она пережила этот период и несмотря ни на что осталась с Дэном.

Нынешние молодые люди тоже в конечном итоге разрешат так или иначе свои проблемы, уверяет она сама себя, погружаясь, наконец, в сон.

Медленно вращается планета в безмолвном небе. Ночной ветерок раскачивает деревья. Мычит в хлеву корова. В лесу шуршат и повизгивают какие-то зверьки.

Сон отчуждает тех, кто уснул под крышей старого дома, и от самих себя и от своих близких. Но только на короткое время. Все они, непохожие друг на друга, живущие каждый своей жизнью, связаны друг с другом сотней невидимых нитей. Их связывают узы крови, любовь, воспоминания, даже ненависть. И так будет всегда.

Старый дом кряхтит и поскрипывает.

ГЛАВА 10

Заходящее солнце висело над Гудзоном, как огромный красный шар. Из окна четвертого этажа Дэн смотрел на Риверсайд-драйв, по которой проносились автомобили и автобусы, спешили подгоняемые ветром пешеходы, но не видел их; мысли его блуждали где-то далеко.

– О чем ты думаешь? Ты стоишь там уже пять минут.

Сидевшая на смятых простынях девушка натягивала чулки. Зевнув, она сказала своим тихим, каким-то шелестящим голосом:

– Я бы могла снова заснуть и проспать до завтрашнего утра.

– Ну и ложись. Кто тебе мешает?

– Нет, я хочу проехаться с тобой на автобусе до твоей остановки. Это целый лишний час вместе.

– Но там жуткий холод. И потом тебе придется возвращаться одной, – возразил он, не испытывая ни малейшего желания проводить с ней лишний час.

– Ты говоришь так, будто я тебе не нужна.

– Я просто имел в виду…

– Неважно, что ты имел в виду. Я еду с тобой. Подожди минутку, я приведу в порядок прическу.

Он посмотрел на стоявшие у кровати часы.

– Пожалуйста, поспеши. Мне пора.

– Да, я знаю, ты должен быть дома к ужину минута в минуту. Я сейчас.

Ее иссиня-черные волосы поднимались вслед за расческой. «Именно из-за волос меня к ней и потянуло», – подумал он. Редко можно встретить волосы такого абсолютно черного цвета. По контрасту с белизной кожи да еще на фоне белого халата школьной медсестры они производили потрясающее впечатление.

Ее нельзя было назвать красивой, и она никогда и не казалась ему такой. Но она привязала его к себе, и они встречались уже год. Каждый раз, возвращаясь от нее, он сожалел о своем приходе, думая о лжи и уловках, являвшихся неотъемлемой частью их встреч по субботам, и ненавидя чувство вины, которое охватывало его по дороге домой. Каждый раз он клялся себе, что эта встреча будет последней. Каждый раз к середине недели начинал мечтать о субботе, пытаясь угадать, заставит ли она его ждать или они сразу лягут в постель. Каждый раз, расставаясь с ней, он испытывал стыд оттого, что не может порвать эту связь.

– Вот и все! – сказала она, улыбаясь ему сияющей улыбкой в явной надежде на комплимент. – Как я выгляжу?

– Превосходно. Шляпа очень красивая.

На голове у нее был кричащий тюрбан пурпурного цвета. Со своими широкими скулами и темными глазницами она казалась в нем иностранкой, загадочной, таинственной, волнующей. «Странно, – подумал Дэн, спускаясь за ней по лестнице, – на самом деле она совсем не такая». Она была медлительной, прямолинейной, откровенно требовательной: хотела, чтобы он принадлежал ей и только ей, хотя он и повторял сотни раз, что это невозможно.

Они перешли улицу и некоторое время стояли на пронизывающем ветру, дожидаясь автобуса. Подошедший автобус был почти пустым: в это время дня основной поток пассажиров устремлялся в противоположном направлении – в центр города. Они удобно устроились на заднем сиденье, где кроме них никого не было.

– Ну и ветер, – задыхаясь проговорила она, – закоченеть можно. Мне нужно согреться.

Она положила его руку себе на плечи, опустила голову ему на грудь и прижалась к нему так, словно они были в постели, не испытывая при этом ни малейшего смущения. Подобная демонстрация чувств при посторонних всегда казалась ему унизительной, но поскольку в данном случае их никто не видел, он не стал возражать и расслабился.

Он вдыхал экзотический запах ее духов, вызывавший представления о Персии или Индии, о танцовщицах с бубенчиками на ногах, об обнаженных телах под полупрозрачной тканью. На это он, видимо, и был рассчитан. Да, нежный запах маргариток был не для Бернис. Все было нацелено на то, чтобы вызывать желание. Дэн невольно улыбнулся при мысли о том, насколько эффективны эти вульгарные по сути уловки.

– Чему ты улыбаешься? – спросила она.

– Откуда ты знаешь, что я улыбаюсь?

– Вижу краем глаза. Так почему же?

– Сам не знаю, – солгал он. – Наверное, от хорошего настроения.

– Я рада, что тебе хорошо со мной. Тебе ведь хорошо, правда?

– Да.

Автобус трясся по Сто десятой улице, потом свернул на Пятую авеню; мелькавшие за окнами дома среднего класса сменились особняками богачей.

Бернис подняла голову.

– Красивые, да?

– Что?

– Эти дома, глупый. Я буду возвращаться, когда совсем стемнеет, в домах зажгутся огни и тогда можно будет что-нибудь разглядеть сквозь неплотно задернутые шторы, получить хоть какое-то представление, как там внутри. Чаще всего видишь хрустальные люстры. Должно быть, чудесно жить в таких домах.

– Меня это нисколько не привлекает, даже наоборот.

Автобус затормозил, подъезжая к остановке, чтобы подобрать стоявшего на ней одинокого пассажира.

– Какой ты чудной, Дэнни. Ничего-то тебе не нужно, только я.

Она потянулась и поцеловала его в губы долгим нежным поцелуем.

Встревоженный, он попытался отодвинуться.

– Бернис, не здесь.

– Почему? Ты же этих людей никогда не видел и не увидишь.

– Это… – он замолчал.

Пассажир, только что вошедший в автобус, уставился на них с выражением безграничного изумления. Это была Лия.