Золотая голова

— Нет.

— Нет?

— Если бы в замок приезжал гонец, он бы не смог миновать вашей деревни.

Священник, видимо, никак не мог правильно расценить мои слова — то ли как проявление несусветной скрытности, то ли неведения. А в неведение мое, судя по всему, поверить ему было трудно.

— Отец Нивен, — сказала я. — Похоже, вы неверно понимаете мою роль в жизни владельца этого замка. Она не столь важна, как представляется со стороны.

Он допил вино. Примерился к копченой гусиной ножке, подумал и ухватил ее. Я взяла с другой тарелки яблоко и разломила его пополам.

— Я думал, что господин Тальви пришлет за вами, — неожиданно произнес он.

— Чтобы я торжественно въехала в Бодварский замок? Или в герцогский дворец в Эрденоне? И я бы стояла рядом с Тальви, когда он получал из рук архиепископа герцогскую корону, или хотя бы смотрела на это с балкона, как подобает даме сердца? Вы действительно так думали? Бросьте, отче. Это я — дама? Вы знаете, кто я и откуда Тальви меня привез. Не может быть, чтоб не знали. Удивляюсь, как вы еще сидите со мной за одним столом.

— Кто я такой, чтобы судить вас? — тихо сказал он. Я вспомнила взгляд, которым он обменялся с Мойрой. Но больше он ничего не добавил, а я не спрашивала. Он ожесточенно принялся грызть копченую гусятину, но две половинки яблока передо мной так и остались нетронуты. — И вот еще что… — Он вытер пальцы прямо о сутану. — Как вы считаете, будет ли уместно отслужить молебен в замковой часовне?

Я думала совсем о другом, и вопрос его сбил меня с толку.

— Какой молебен?

— Благодарственный. — Он поднял брови. Кажется, я произвела на него не лучшее впечатление, проявляя последовательно невежество, тупость и отсутствие благочестия. Последнее сейчас усугубится.

— Нет, мне не представляется это уместным. Можете считать меня суеверной, но я не стала бы возносить хвалы, пока не получу более достоверных сведений. — Он кивнул. Такое объяснение было ему понятно. Не поручусь, что он не творит порой знаки от сглаза. — Но будет правильней, если вы помолитесь за Гейрреда Тальви в своей деревенской церкви. Хотя бы за обедней.

— Я и так всегда его поминаю. Он — наш благодетель. — Отец Нивен запнулся, видимо, не зная, как выразить свою мысль. Не подлежало сомнению, что Тальви взял под свою опеку и церковь и пастыря, так же, как несомненно было его маловерие. Однако, раз отец Нивен даже меня судить не решается, маловероятно, чтоб он смел осуждать патрона. Не найдя нужных слов, он смущенно закончил: — Хотя вряд ли бы он меня об этом попросил.

— Об этом прошу я. И за себя тоже. — Не знаю, почему у меня это вырвалось. Всегда привыкла дела свои с Господом улаживать сама.

Он подождал немного — не пойду ли я дальше, не попрошу ли об исповеди. Не дождался. Впрочем, может, он ждал от меня каких-то более весомых предложений. Денег. Или вина…

— Еще выпьете, отец?

— По последней… и благодарю вас. — Пил он явно из вежливости, и, каковы бы ни были его тайные пороки, служение Бахусу к ним не относилось.

— Уже уходите?

— Не обессудьте, сударыня. Нужно успеть к службе, а в моем возрасте…

— Об этом не беспокойтесь. Я скажу Олибе, чтоб вам выделили повозку и провожатого. Мойра!

Стоило мне повысить голос, и она выскочила на террасу. Я не ошиблась — она все время обреталась в достижимых пределах.

После отбытия Тальви в замке оставалось не так много слуг, и Олиба лично вышел проверить, выделили ли отцу Нивену таратайку и не пьян ли возница. Священник попрощался со мной довольно сердечно, хотя я не поцеловала ему руки (покопавшись в памяти, я не могла припомнить, чтоб я вообще кому-то целовала руки — независимо от сана, пола и возраста). Возница

— снулый белобрысый парень из конюхов — не кум ли старосты? — зевая, влез на козлы, незапертые ворота распахнулись, и отец Нивен был с почетом препровожден домой. Мойры нигде не было видно.

Олиба подошел ко мне спросить, не будет ли еще каких распоряжений. Он и так никогда не грубил мне, а тут его вежливость достигла предела. Неужто новости и до него долетели? Такой человек, как Олиба, не может не иметь осведомителей в деревне, а с торговыми агентами, в отличие от священника, обязан быть связан напрямую. Похоже, он уже знает о случившемся. Если Тальви стал герцогом, если я останусь при нем, стоит подстраховаться.

Если. Если.

У Олибы были светлые глаза. Нет, не светлые, как у отца Нивена, а блеклые. И плоские, хотя таковых вроде бы в природе не бывает. Он превосходно знал, что я читаю его мысли, и это его ничуть не смущало. Разве он помыслил о чем-то дурном? Мы оба — деловые люди, каждый на свой лад.

— Распоряжения? Если это вас не затруднит, мастер Олиба, пусть ворота замка запирают, хотя бы на ночь. И выставьте охрану. Пусть кто-нибудь следит за дорогой.

Олиба кивнул. Он и это понимал. Мы оба друг друга понимали.

Я не могла понять природы своих дурных предчувствий. Да, слишком уж легко все получилось. Слишком. Но бывали же в истории случаи, когда перевороты и захваты власти происходили быстро и безболезненно? Сколько угодно. Вот возьмем жизнеописание Елизаветы Английской, которое столько раз в последние месяцы приходило мне на ум. Сидит она себе в темнице, казни ждет, вроде как я, а не успела преставиться ее злобная сестрица, как она уже въезжает в столицу на белом коне под ликование народа, а остальным претендентам и претенденткам остается задумчиво чесать в затылке. Но с другой стороны, Елизавета, и в темнице сидючи, оставалась единственной законной наследницей престола, и народ это знал…

А ведь из Тальви, если подумать, может получиться совсем неплохой правитель. Вон у него крестьяне как хорошо живут. Другое дело, нужен ли императору под боком хороший правитель? Сомнительно дело. Верховной власти нужней, чтобы советники, вассалы и наместники были плохи, чтоб на их фоне солнышком сиять — вот он я! Я, мол, добра хочу, а они завсегда все изгадят.

Впрочем, что я на императора грешу? Хороших правителей, сказывал Фризбю, похоже, и судьба не очень любит. Ежели попадется какой, так то умрет молодым, то детей у него нет и династия прерывается, а если есть дети, то такие, что лучше б их не было. На смену Соломону приходит Ровоам, говорил Фризбю, Марку Аврелию наследует Коммод, не к ночи будь помянут…

Так что не зря предки наши эрды, как уверял злоязычный хронист, самых лучших людей приносили в жертву, ибо место им рядом с богами, а не на грешной земле. Любопытные выводы можно сделать из наблюдений над жизнью.

Почему же нет известий о противниках? Неужто смирились? Может, я и впрямь едва выбралась из младенчества, но в такое поверить не могу.

Из тех, с кем я перезнакомилась в замке, всех, маломальски пригодных к шпионской службе, увел с собой Тальви. Один Олиба мог бы разобраться, но не его же, в самом деле, в разведку посылать. Он и так все узнает быстрее меня, а что узнает — скроет… разве что пойти самой. Но это бы уж слишком походило на бегство.