Золотая лихорадка (др. изд.)
Шрифт:
Оломов что-то бурчал, как бы изображая из себя зверя или машину. Телятев еще разок повернулся на каблуках и опять ушел на лавку.
Никита, только глянув на начальство, заметил своим мужицким хозяйственным взглядом, что они тут веселые и живут в свое удовольствие. Едут на разгон, что же не радоваться!
– Мой прииск заняли хищники! – заговорил Никита. – Я открыл прииск-то. Хотел заявку делать, а захватили другие.
– Почему же этот прииск стал твой? – спросил Телятев. Он сидел под полицейскими фуражками
Полина, красивая девушка пятнадцати лет, подавала кушанья, бегая через обширную горницу по крашеному полу.
– Там, говорят, смута, разврат, пьянство? – загудел' Оломов.
Пехотный попялил зенки на Полину.
– Почему же этот прииск стал вдруг твой? – повторил Телятев.
– Я открыл! – сказал Жеребцов с таким видом, словно это всем давно известно. – Средства имею сделать заявку. Я даже бутылку там закопал с бумагой, засечки сделал на лесинах и столбы поставил. Вон локомобиль заказал…
– Ага! Так, значит, это твой! Что же у тебя дома не знали этого? Никто не признавался, чей это локомобиль.
– Да я и не говорил никому, сам не верил, получится ли…
– Садитесь, хозяин, к столу! – сказал Оломов. – Мы – ваши гости, уж не обессудьте нас.
– Да что уж это… Да я…
Полина давно отцу накрыла. Он неловко присел на табурет. Пехотный цвел, Полина с ним опять переглянулась. Никита хлебал жадно.
– Что же за артель? – спросил Оломов, когда обед закончился.
Никита начал сбивчиво врать. Но, как назло, сразу чего надо не придумаешь.
– Ты не знаешь ли на прииске какого-нибудь бывшего чиновника на пенсии или разжалованного? – спрашивал Оломов.
– Был один, по прозвищу Советник!
– Советник? – воскликнул Оломов.
Телятев получил еще в городе анонимный донос. Автор подписался неразборчиво. Написано было грамотно. Приискатели обвинялись в противозаконной политической агитации. Автор сообщал, что среди крестьян ведут пропаганду анархисты.
– Ты знаешь этого Советника?
– Да, видел раз, может, и не узнаю.
– Пойдешь проводником! – сказал Телятев. – Говорят, туда почти невозможно подняться на лодках?
– Да их можно и голодом выморить, – сказал ему Никита.
– Нет, у них есть запасы. Мы все знаем. Их голодом не выморишь.
– У них амбары там стоят, – сказал Оломов.
Пехотный офицер полагал, что надо разведать все подробно, и попросил начертить ему план прииска.
Пришел Ибалка. Откозырял, щелкнул каблуками и доложил, что гольд явился. Вошел Денгура.
– Где ты был?
– В гости к соседям ездил, – ответил Денгура.
Когда Денгура приехал в Николаевск, явился к Телятеву, привез ему подарки. Поднявшись с кресла после разговора и как бы собираясь уходить, он, озираясь по сторонам, сообщил, что был на речке, на прииске и что там худо…
– Что же там такое?
– Там революция! – сказал Денгура.
–
Какая революция? – как на пружине подскочил Телятев.– Еще царя один раз хотят убить!
– Откуда ты это взял? Да ты что?
Телятев знал Денгуру, как почтенного и богатого деревенского торговца.
– А че я! Я не знаю откуда! Я не исправник! Все знают! Я сейчас хоть в Петербург поеду и скажу: «Политичка!» Революция знают, а никто не глядит… Моя русский начальника шибко любит! – вдруг ласково и кротко добавил Денгура нараспев: – Моя государя императора, – тут старик сложил молитвенно обе руки и поднял взор на огромный во весь рост портрет Александра Третьего, – моя царин любит, подарки хочет ему таскать…
«Я им, мерзавцам, покажу! Неужели?» – подумал тогда Телятев. Разговор этот происходил две недели назад в Николаевске. Телятев тогда только что получил известие, что Оломов выехал. Из Хабаровки то и дело шли телеграммы.
– Уй, ну как ты не боялся, – говорила мужу косая Исенка, глядя на губернаторский двухэтажный дом со шпилем и флагом, сверкавший верхним рядом стекол, поверх множества прибрежных халуп и землянок.
Муж и жена расположились на берегу у знакомого богатого гиляка, жившего в городе.
– Русский начальник или маньчжурский начальник – разницы нет! – поучительно говорил жене Денгура. – Каждый любит, когда хорошо обходишься.
– А ты знаешь, как с русским начальником обходиться?
– Все равно! Одинаково! Это все понимают.
Жена сопровождала Денгуру в Николаевск из Мылки, она взяла с собой запасы лучшей юколы, сушеных чебаков, масла, консервов.
– Скоро на Ух поедем, – говорил Денгура, – всех будем там разгонять. Меня сегодня высшее начальство хвалило.
Старик повеселел. Он ходил не сгибаясь, как в былые годы.
– Погоди, я еще сам большой начальник буду, – хвастался он. – Я власть люблю и начальникам нравлюсь всем, так хорошо буду жить!
– Это мне скажи спасибо, – говорила Исенка, – если бы не я, ты бы все сидел в Мылках.
– Я своим умом живу, – отозвался старик.
– Когда я тебе парня родила, ты повеселел. Сразу стал ездить, искать начальников, кому служить лучше. Молодой сразу стал, – смеясь сказала жена.
Денгура сам удивлялся себе. Ему было давно за семьдесят. Он чувствовал себя бодро. Жена его рожала детей. Правда, в кишках его обитало множество разных червей. Денгура был худ и сух, но зато деятелен, и только изредка стреляло ему в спину и болел живот, а больше он не чувствовал никаких немочей.
«Нет, я не похож на своих сородичей. Они все дохлые, а я какой здоровый и высокий. Конечно, я особенный человек, не такой, как все», – думал он, с жадностью хватая и разрывая зубами вареное собачье мясо, которое прислал ему в подарок гиляк-торговец.