Золотая медаль (пер. Л.Б.Овсянникова)
Шрифт:
Тихо, почти шепотом, Варя промолвила:
— Хорошо. Я скажу тетке…
Она подумала, словно что-то забыла.
— Жоржик, я хотела у тебя еще спросить: зачем ты играешь в карты? В прошлый раз я у тебя застала игроков… Что как ты проиграешь много денег? Совсем проиграешься?
Жорж зычно засмеялся.
— Ох ты ж, конфетка! Тебя только это беспокоит?
Наклонился, сделал круглые глаза, зашептал:
— Я никогда не проиграю, разве только умышленно по первому разу, чтобы заманить. Слово такое знаю! Не поняла? О, милая невинность!
Электрифицированную
Трое мальчиков чувствовали себя героями дня. Но Нину особенно радовало, что работой Сухопары и его помощников гордится весь пионерский отряд. Когда дети на сборе говорили «наша карта», Нина чувствовала, что в этом «наша» есть какая-то частичка и ее работы как вожатой.
Конечно, как и раньше, Сухопара любил проказничать, возиться с товарищами, но на уроках сидел тихо, не было у него теперь тех злостных выходок, за которые не раз вызывали его к директору.
Мальчишка привязался к Нине, старался быть ей полезным, а на пионерском сборе заботилось о порядке и организованности.
Был такой случай.
Кто-то из пионеров назвал Юшу Кочеткова «чиновничком». Сухопара налетел петухом:
— Ты забыл, о чем нас просила Нина? Чтобы никаких прозвищ не давать! Забыл, конская голова?
В стенной пионерской газете Нина рассказала о работе своего отряда, очень похвалив Сухопару за карту. Статью прочитала старшая пионервожатая Зоя Назаровна и возмутилась:
— Ты понимаешь, к чему это ведет? Ты хоть подумала, что ты делаешь?
Нина изумленно подняла брови:
— За что ты меня отчитываешь? Я ничего не понимаю.
— Я так и знала, что не понимаешь, а то бы ты задумалась. В стенгазете ты расхваливаешь пионеров, и на карте, которую они сделали, на показ всему народу выставляются их фамилии. А все это ведет к тому, что у детей искусственно раздувается честолюбие. Ты не воспитываешь в пионерах скромность. Сегодня им хочется, чтобы их фамилии красовались в стенгазете, а завтра появится желание видеть свое имя в печати. Так у нас возникают графоманы! Пусть бы лучше статью написали сами пионеры. И у того же Сухопары может возникнуть мысль, что вожатая к нему подлизывается.
Нина растерялась от этого неожиданного обвинения.
— Я не согласная с тобой, — промолвила она, — ты просто… ошибаешься, Зоя. Нашим выдающимся людям правительство дает ордена, награды. Лучшие выпускники школ получают золотые и серебряные медали…
— Я говорю о детях, пионерах!
— А ты разве не была на выставках юных техников или юннатов? Там на каждой модели написано, кто ее сделал, на каждом растении значится имя школьника, который его вырастил… И о хороших делах наших пионеров пишут все пионерские газеты.
Зоя обиженно сжала губы:
— Я на выставках бываю и пионерские газеты читаю. Но там пишут про лучших из лучших, а на выставки подают по-настоящему талантливые работы. А что сделал Сухопара? Карту, подвел к ней электрический шнур. Здесь большого таланта и творчества не надо. Ты расхваливаешь сегодня его
в стенгазете, на всех собраниях, а завтра он тебе ногу подставит! Надо было бы снять фамилии учеников с карты, но я не хочу ставить тебя в… одним словом, подрывать твой авторитет.Обвинение старшей вожатой сначала показалось Нине несерьезным, даже бессмысленным. Но потом, когда она подумала над ним, появилось сомнение — не такое уже оно было безосновательное.
Зоя Назаровна в прошлом году окончила десятилетку, но какие-то обстоятельства помешали ей поступить институт. Райком комсомола послал ее в школу, работать старшей вожатой. Вместе с тем она готовилась поступать в университет. Зоя была лучшей шахматисткой школы, а за фигурное катание на коньках не раз получала премии.
О своем разговоре с Зоей Нина решила рассказать Юрию Юрьевичу. Хотя Зоя несколько лет работала вожатой, еще будучи сама школьницей, и имела опыт, но у Нины не было уверенности, что любое ее замечание надо принимать на веру.
— На веру можешь не принимать, — сказала Юля Жукова, — дело твое, но в данном случае она говорит правильно. Не надо у Юрия Юрьевича отнимать время на мелочи.
— Хорошая мелочь! — воскликнула Нина. — Для меня это важный, принципиальный вопрос! Я, знаешь, уже сколько книжек вчера просмотрела, думала — найду ответ…
— Твой Сухопара того и гляди вообразит, что сделал какое-то выдающееся, почти героическое дело. Скоро будет требовать, чтобы за каждую пятерку, которую он получит, ему объявляли благодарность.
Нина вспыхнула, глаза сверкнули:
— Сухопара так же и твой, а во-вторых — он никогда ничего не требует!
— Он у тебя скоро додумается до этого.
Этого Нина уже не выдержала.
Она вплотную подошла к Юле:
— Слушай… Сегодня же пусть комитет снимет меня… Слышишь, пусть снимет, как комсомолку, которая не справилась с обязанностями вожатой…
Юля поняла, что сказала своей подруге лишние и, наверное, несправедливые слова.
— Ниночка, не надо так! Не горячись, родная… Я же хотела только предостеречь тебя.
— Так не предостерегают! Ты говорила в такой категоричной форме, что… Как хочешь! Я не справилась со своими обязанностями, я…
— Горячка, пожар, не гори! Если ты настаиваешь, сегодня же снимем. Иди к своим пионерам, прощайся. Прощайте, мол, дорогие, я вас очень люблю — так, что убегаю от вас из-за мелочи… то есть, извините, из-за важного принципиального вопроса!
Нина молчала, надув губы.
— Иди же, прощайся, — вздохнула Юля.
— Юлька, — вдруг улыбнулась Нина, — разве с тобой можно разговаривать!
— Мир?
— Мир! А все же спрошу у Юрия Юрьевича!
И уже не могла дождаться часа, когда можно будет поговорить с ним. Было ужасно интересно, что он скажет. О разговоре с Зоей, о своих сомнениях рассказывала ему с таким волнением и задором, что учитель только улыбался.
— Не надо так полыхать, Нина. Как факел, честное слово. Выдержка, выдержка!
— Юрий Юрьевич, кто из нас прав? Неужели я играю на плохих инстинктах, культивирую честолюбие? Скажу вам чистую правду: я заметила, что Сухопара, таки-да, любит славу, любит, чтобы о нем говорили…