Золотая рыба
Шрифт:
Надо бы в цех… Но медлит. Вон сарай непонятный, вон столовая; из дверей тётки в белых халатах. Так и ходят посёлком, будто он – один большой завод. Крабо-заводск.
Крабы. Пирсом бегают довольно прытко, будто ёжики. Иные и колючие. Настя консультировалась у японца, как их «чистить». Вот краб «королевский», – внятно говорит по-русски этот дедушка.
Дождь опять.
– Саша! Рыба пошла!
Вид у Насти виноватый. Но и довольный:
– Это всё равно, если б она нахально встала на конвейер рядом с порционкой, где одни местные.
Сандра рассказала бы ей про Ситку Чарли и про охотников за ложными солнцами. Но
Рыба пошла, и надо укладывать.
Ночью выходят из цеха. Дождя нет. Луна над островом. Также тепло, как в Евпатории, и также не густо, а легко пахнет морем.
Ветерок веет лёгко-тёплый. Вот-вот и – счастье. На папины деньги, наверное, уедет с острова. Предвидение счастья. Но вне Шикотана.
…Они на веранде. За деревьями – тёмное Чёрное море, и по нему огни. С набережной. Оттуда – музыка. Верунька в белом сарафане, Сандра в лёгком платье на широких бретельках. Мячик в цветной сетке между окнами веранды.
Наконец, мама, обе бабушки и папа, и они, дети, гуляют в невинной толпе, где маленькие с родителями, где загорелые юноши из «приличных семей», как говорит мама. Где мамаши катят в колясках усатых детей-инвалидов, и где «девицы на выданье», как говорит бабушка, такие же, какой будет Сандра. И она будет гулять по набережной. Но рядом – не эти родные люди, а молодой интеллигентный капитан дальнего плаванья… Они говорят о высоких материях. У дома он сообщает, что завтра ему в путь на огромном океанском лайнере, но… «Я вернусь, Сандра…»
…Мама читает Веруньке о Принце Дакаре на подводной лодке «Наутилус»… И это – материал для воображения. Вот и она на этой лодке. С этим принцем… В гостиной учительница музыки играет на фортепиано. Лист. «Годы странствий»…
Рано утром её будит дедушка Джек: «Пора!» Обещал взять внучку на рыбалку. Она никогда не встаёт рано, а в это утро вскакивает. На яхте «Надежда» они выходят в море. Рыбалка удалась. Большая, с виду золотая рыба бьётся в садке…
И вновь вечер… Она лупит по мячу…
Вот откуда веет счастье-ветерок на остров Шикотан.
– Идём! – говорит Настя.
Перед Сандрой напарница в белом колпаке. Двор завода. Темнота и тоска. Вечера разные у моря. Да, и ветерок, не тот ветерок.
Они лезут в дыру на склад. Тут нет воды. На укладке – море. Коробки, будто картонные стены. Мы пришли проведать «нашу девочку» Галю? Тётенька Галина Никандровна тут наклеивает этикетки на банки с консервами. Но нет, «мы пришли» их воровать.
Настя берёт из штабеля, который не до верха, банки, и – в карманы халата.
– Бежим!
И они выбегают. Сандра глядит на луну: выть или не выть? Воровка куда-то делась на минуту. Но вот она опять рядом: банки открыты. Не уточняет, кем: парни у катера, рыбаки, наверное.
– На!
Рыба пахнет вкусно. Ночью под навесом нет японца. Саша-подельница выпивает соус. Фрагменты рыбы вытряхивает в рот. Банку далеко швыряет в контейнер для мусора. Блямц! Попала.
– А мою, – с уважением (к броску) довольная Настя. – Будем прихватывать хлеб. Деньги на еду не надо тратить.
Перерыв кончился.
Опять борьба с Тонькой. Опять мат. Актуальна лекция о мелком хищении на предприятии. Да, много тем для лекций и докладов.
Полуобморочно
бредут. Утро, но солнце палит, оно курортное. Они идут вверх каскадом деревянных лестниц. Одна лестница, другая, третья.Мытьё под колонкой. Там холодной воды вдоволь. Баню в этот день не топят. В бараке умывальник, на плите ведро с тёплой водой. Но Рита бесится: они с Настей не ходят за водой, не топят печь. Халаты вешают, мокрые рукава натёрли руки. Рита, Валя и Галя готовы на выход: они в дневной смене.
– Уха на плите! Где вы такую рыбу выловили! – утренний смех Риты. – Поешьте перед сном…
И Сандра ест «только рыбку», и только «дома». Нет ни желания, ни сил идти в кафе (открылось). И она экономит. Невидаль в её характере. Вполне вероятно, и карман для денег пришьёт, какой у Гали-богомолки. Рыба тут в открытом доступе. Другой рыбак отвалил Насте скумбрий. Это не та скумбрия, которой торгуют на материке. Так говорят, наверное, чтобы не забыть: находишься на острове. Для этого парня она – Света.
Удивляет лёгкость. Из каких-то неведомых ситуаций, в которых девушка легко называет себя другим именем? Где, на какой полке в голове, в каком отделе памяти? «Ай ченч май нейм…» – Куприн и Бунин? О женщине, и о позоре. В ряду: женщина-горе-позор. И для сокрытия горя и позора другие имена…
Сандра, назвав себя Сашей (манёвр уровняться с теми, у кого и горе, и позор), теперь не рада. Она тут – горбуша в одной сети с другой рыбой, вот и представилась «сайрой» (Сашей этой).
А вдруг горе и позор ожидают и её в далёком от дома краю? Некий негативный вариант судьбы выполняет программу другого имени. Какая-то не народная мудрость: с переменой имени индивид меняет судьбу. И не к лучшему. До буквальной смены не дошло.
Уху едят так, что не могут говорить. Приступом. Пьяное насыщение…
– В барак, который в конце улицы, навезут студентов!
Сандра не рада, не мыться ей под колонкой даже в полной темноте…
Внизу у моря – семейные рыбаки с катеров. Их жёны в цехе на выгодных местах. А наверху бараки набиты молодыми тётками, девчонками. Проверенные с головы до ног. Пищевая промышленность. Пищепром. Больных и ранее судимых не берут.
«Там бывшие преступницы! – пугает консьержка. – А ваша – туда? Они там заразные. Дворничиха говорит: оттуда едут больные или беременные без расписки». Мама: «Тихо!», мол, у нас в квартире такое не говорят. Но эта Антонина Егоровна придёт за солью, да наболтает. «У меня от неё лицо дёргается». – Жалоба бабушки. Обнять бабушку, как в далёком детстве, повторяя: «бабушка, бабушка», и никаких других слов.
Уха. Отличная уха! Дремлет Сандра. В голове путаница. Какая огромная и прекрасная родина, мы ехали ею так долго! И так много здоровых и добрых женщин. Настя, Рита… Да, да! Классную уху варит Рита! Великолепный остров. Шикотан. День в разгаре. Она додумает… Постель чистая, ветерок с моря в окно. Какой ветерок? Да, как в Евпатории.
– Одесса, – выдох Насти.
Далеко она! Не может в метро, на троллейбусе приехать к папе. Они-то в центре, в немаленькой квартире, дедушкиной и бабушкиной. Ей бы туда, к папе, увидеть его, вернуться домой на Долгоруковскую и поговорить… И с мамой, и с бабушкой. Верунька вспоминается маленькой, обнять бы её за мягкие плечики и пойти с ней играть на ковре. Хотя нет, Верунька не такая маленькая…