Золотая свирель. Том 1
Шрифт:
– Да ну что ты, – застеснялась я, – деревенские фокусы. Занозу можно было вытащить обыкновенной иглой или печеную луковицу приложить, к утру бы все вытянуло. Это так, забава.
– Эхпасибо, – он забрал у меня цветок и снова воткнул за ухо. Потом развязал кошель и выудил серебряную монетку в одну архенту, – Возьми, араньика.
Я отшагнула назад.
– Ты слишком дорого ценишь мой труд, милостивый господин.
Он выгнул бровь, длинную, как крыло альбатроса. Удивился. Это хорошо, что удивился, мне на руку его удивление. Я, конечно, хотела бы получить эту серебряную
Я подняла корзинку и бросила поверх кореньев кожаные чуньки и мокрую рубаху. Охотник сжал в кулаке монету:
– Твой… рехомпенса… э-э… награда. Я хотеть… хочу наградать… награхать… тьфу!
Попросить шиповниковый цветок тоже было бы неплохо, но вознаграждение не должно быть для парня удовлетворительным, то есть оно не должно быть материальным. Я сказала:
– Улыбнись, господин мой. Твоя улыбка лучше всякого серебра.
Наверное, тот заезжий арфист с городской площади был бы мной доволен. Юный аристократ только головой покачал. И улыбнулся, как просили. Улыбнулся своей ошеломляюще яркой улыбкой – и я подумала: а ведь она и вправду лучше всякого серебра. Я бы сама деньги платила, лишь бы видеть эту улыбку почаще.
Ну все, надо идти. Поворачиваться и идти прочь, хоть сердце накрепко прикипело к этому принцу сказочному.
– Прощай, господин мой. Пусть тебе во всем сопутствует удача. Вьена суэрта, сеньо.
– Эй, ты… уходить… уходишь?
– Ухожу, господин. Мне уже давно пора быть дома.
– Где твоя… твой дом, араньика?
– В лесу.
– Как твой… твое имя?
О, уже что-то.
– Леста. Леста Омела из Кустового Кута.
Пауза. Он прижал кулак с ахентой к подбородку. Нахмурился. Я вежливо поклонилась, перехватила поудобнее корзину и пошла прочь.
Я уже поднялась по косогору наверх, когда он меня окликнул:
– Лехта! Араньика!
Я обернулась – он лез за мной по крутой тропинке, цепляясь за все ветки роскошным плащом. От кудрей его разлетались голубые искры.
– Э аи! Вот это. Вот это тебе.
Сейчас он мне насильно что-нибудь всучит. Этого еще не хватало.
– Что это?
– Тебе. Твое. Смотри.
Это оказалась брошка – фибула, которой он скалывал ворот рубахи. Небольшая, без самоцветов, зато с эмалевым бело-зеленым узором. Какие-то непонятные знаки и буковки на фоне завитушек.
– Я не могу это взять, господин.
– Возьми. Это сигна. Моя сигна. Эхто бохке… – он широко повел рукой, – Этот лес… держать… владеть Леогерт Морао. Ты, – он ткнул в меня пальцем, – ты здесь син пермихо… ты нельзя здесь. Это, – обвиняющий палец ткнулся в мою корзинку, – эх робо! Бери! – он сунул мне в ладонь фибулу, – Говори: эхто эх сигна де Аракарна. Ты… тебя не сделают зло.
– Аракарна? – прошептала я, не веря своим ушам.
–
Моя имя. Аракарна. Каланда Аракарна. Фуф! Что опять? Моя голова… лох квернох… рога растет?Я онемела. Я молча смотрела в смеющиеся глаза заморской принцессы, которую, вернувшись с войны, привез из далекого Андалана славный король наш Леогерт Морао, чтобы сделать ее своей королевой. Я ведь слышала об этом! Я слышала, что принцесса капризная, нравная и своевольная, но даже помыслить не могла, что настолько. Нарядиться в мужской костюм! В одиночестве носиться по лесам! Отдать свой значок какой-то крестьянке, подворовывающей в королевском заповеднике!
Высокое небо! А я-то растаяла – прекрасный, наивный незнакомец, почти ребенок… Надеюсь, она не поняла, что я приняла ее за мальчика. Хотя я назвала ее «сеньо» – господин…
Теперь я видела, что это не мальчик. Она моя ровесница, может, даже и постарше. А что до голоса – голос у нее и в самом деле низкий. Низкий, звучный, сильный голос. Но это голос женский, а не голос подростка.
Это голос моей будущей королевы.
* * *
280 год от объединения Дареных Земель под рукой короля Лавена (сейчас)
Рассвет застал меня на полпути к славному городу Амалере. Платье почти высохло, но я все равно ежилась, обхватив себя руками и растирая плечи. Даже не от холода – так, от общего неуюта.
Небо на востоке разукрасили все цвета. Восток, зенит и темноватый еще запад имели очень ровный пепельный оттенок, словно воздух был наполнен мельчайшими частичками сажи – к жаре. Пока дышалось легко и сладко, но ночной ветерок уже искал, куда бы спрятаться от встающего солнца. Он зарывался в пыль, в сухие потрескавшиеся рытвины, заползал под серую ветошь мертвой придорожной полыни. Будет жарко, да.
Кукушонок, говорите? Я знаю, он теперь объявит на меня настоящую охоту. И избавиться от него можно, только прикончив где-нибудь в темном переулке. Но вот вопрос – стоит ли избавляться? (Хм, как будто это так просто – прикончить человека, который сильнее и, скорее всего, умнее меня.)
Кукушонок мне нравился, если честно. Это его неистовое желание увидеть мантикора… подкупает. Отмахивается от золота – от легендарного золота из Стеклянной Башни, это вам не подозрительные подарки «дроли из холмов» – и опять за свое: мантикор!
Но я видела парня всего два раза. Почему я должна ему доверять? Откуда я знаю, что он задумал, может, эта его страсть к чудовищам – просто хитрость, чтобы втереться ко мне в доверие? Где это видано, чтобы в легенде о драконе и сокровищах интересовались не сокровищами, а драконом?
А ты сама, сказала я себе, ты сама, некогда ступившая на шелковые ковры, устилавшие покои принцессы Каланды, ты сама чем интересовалась – коврами или принцессой? Ты, отказывающаяся от богатых подарков – частично из гордости, частично из мучительного ощущения, что дорогая и изысканная вещь делает из тебя, простушки, совсем уж непотребного шута, частично из-за святой веры самой принцессы в твое бескорыстие… и еще из-за десятка других причин, которые сейчас и не упомнить…
Конец ознакомительного фрагмента.